Anlazz. Основной смысл демографического кризиса

О неожиданных сущностях

Удивительно: но при описании фундаментальных изменений – того самого “фазового перехода” – самое сложное, судя по всему, состоит в понимании самого явления “фазового перехода”. То есть, изменений, который затрагивают самые глубинные стороны бытия, то, что в обыденной жизни вообще не рассматривается, или рассматривается как “естественное и природное”. Причины просты: эти самые изменения “контринтуитивны”, их невозможно блокировать – или, скажем, наоборот ускорять – простыми, линейными действиями.

И наоборот: стоит начать “копать” – то есть, искать то, на чем основаны проблемы в той или иной области – как неизбежно начинаешь выходить на совершенно неожиданные, и находящиеся совсем не там, где ожидалось, сущности. Как, например, в плане понимания сути текущего демографического кризиса. (Который много кто старается решить – но все без толку.) Впрочем, что уж там говорить: о том, что этот кризис существует сам по себе, мало кто вообще задумывается. Просто потому, что в “обыденной жизни” (пока) это не проявляется – или проявляется крайне слабо. А что там будет лет через 10 – это для обывателя не существует вообще. То есть, еще раз: человек, “судящий о мире по себе”, просто не поймет – в чем тут суть? Ну да: денег нет – вот и не рожают. Или, наоборот – нет религиозных (например) целей рожать, вот и не рожают. (И, скажем, если запретить все аборты, всю контрацепцию – тогда и “попрут”…)

Кстати – сделаю тут небольшое отступление: уже сейчас ясно – что не “попрут” на самом деле. Даже если введут телесные наказания за онанизм. Потому, что, оказывается, секс сам по себе – это не сказать, чтобы суперценность. Тут вот недавно было исследование о том, что во Франции (sic!!!) 24% молодых людей не занимались сексом в последний год. При том, что еще в 2006 году таковых было всего 6%. Да, как говориться, измельчали и ослабели французы…

Впрочем, во-первых, это не только французов касается – думаю, проведи такое же исследование у нас, получишь те же цифры. А, во-вторых, если что оно и показывает – так это то, что пресловутый “секс” на деле является никаким не “основным инстинктом, определяющим всю жизнь человека”, как это завещал господин Фрейд. А, всего лишь, одним из социальных механизмов, имеющим определенную ценность и смысл – но не более того. И поэтому в истории были как периоды “активизации” сексуальной активности – например, в 1950-80 годах, так и периоды ее снижения. И, скажем, в тот же викторианский период джентльмен имел достаточно мало контактов подобного рода – причем, как со своей законной супругой (с оной он, вообще часто “был близок” считанные разы для производства детей), так и с разнообразными горничными-белошвейками, а так же “профессионалками”. Которые, конечно, считались много доступнее, нежели жена – но, все равно, стояли в ряду иных удовольствий (вечер в клубе, поход в театр, чтение или охота) не на первом месте.

Проще говоря: оказывается, что вне социальных рамок рассмотрение даже такового “биологического явления”, как сексуальная активность, невозможно. (Точнее, рассматривать-то можно, но адекватную модель тут не построишь.)

На пороге системного кризиса

Поэтому – завершая отступление и переходя опять к “главной теме” – стоит сказать, что на самом деле уже указанные “меры по повышению рождаемости” и в виде “пряника”, и в виде “кнута” реализовывались не раз, но безрезультатно. А все потому, что – как уже было сказано – это не просто “демографический кризис”, а одно из проявлений “кризиса системного”. (Как пресловутый “твердый шанкр” является лишь проявлением общего инифицирования организма бактериями Treponema pallidum. И поэтому пытаться решать его – демографический кризис – без разрешения более глубинного противоречия так же бесполезно, как бесполезно мазать эти шанры мазью от прыщей.) А еще точнее: не просто “системного кризиса”, а глобального перехода человечества от того состояния, в котором оное пребывало последние несколько тысяч лет, к чему-то иному.

И именно поэтому стоит понять: “прежней жизни” – того, к чему мы привыкли – уже не будет. Не только того, что было в “благословенных 2000” или, скажем, в “благословенных 1990”. (Если говорить про Запад, у коего эти годы были годом роста и роскоши.) Но и “благословенных 1950-х” или иных каких-то иных прошедших лет и веков. Всё! Нет пути назад, и быть не может в принципе! И одновременно – невозможно остановить мгновенье, каким бы прекрасным оно не было. (“Те самые” 2000 годы.) Потому, что человечество жить не может, не самовоспроизводясь, вне того какие бы блестящие результаты в плане “производительности труда” он бы не демонстрировало, какие бы “ништяки” не производило. Потому, что если не будут рождаться дети – а они сейчас уже рождаются крайне плохо – то смерти цивилизации не избежать. Поэтому, ИМХО, этот “демокризис” стоит понимать однозначно: как то, что надо прекращать “останавливать мгновение” на текущем мире сверхпотребления, и идти вперед. (Тем более, если вспомнить о том, кто “останавливает мгновенья”, и какой ценой.)

Однако одновременно с этим ясно, что обыватели – то есть, те, кто привык мыслить “обыденными категориями” – сделать это не смогут. Ну, а поскольку сейчас необывателей нет, то…

Главный стимул деторождения

На самом деле с рождаемостью все просто: она связана с одним достаточно конкретным свойством общества. А именно: с типом организации производства. Всё! Все остальное – религия, культура, государство, пропаганда и т.д. – глубоко вторично. (То есть, оно – это “остальное” – работает, но только в приложении к главному.) Но это еще не самое интересное.

Самое интересное – то, что тем “типом организации производства”, на который “завязана” была рождаемость в течение последних нескольких тысяч лет, выступает т.н. “парцелла”. Разумеется, не в строгом смысле, потому, что имеется в виду вообще “отдельный участок, обрабатываемый отдельной семьей”, но последнее – слишком длинно для использования. Именно “парцелла” – в плане необходимости ее обработки – и “заставляла” по сути, рожать детей, определяя господствующий “демографический тренд” в виде абсолютизации чадородия. Тот самый, что выглядит для нас не просто абсолютной – но “биологической” (ранее говорили “божественной”) нормой – и который, как уже было сказано, к настоящему времени исчез полностью. Вместе с почти полным исчезновением “деторождения”, как явления.

Поэтому надо сказать честно: сейчас рождение детей осуществляется исключительно “по инерции” – как бы не абсурдно это звучало. То есть, рожают, в основном те, кто не задумывается о том, “зачем это мне надо – маргиналы, не думающие вообще ни о чем, а так же те, кто и сейчас пытается жить исключительно по традиции. В результате чего те “демографические показатели”, которые еще вчера казались низкими – условный СКР 1,4-1,7 – сегодня выглядят недостижимой величиной не только для т.н. “развитых стран”, но и для множества “неразвитых”. А завтра они будут казаться, вообще, заоблачными – потому, что к концу данного десятилетия уже “маячит” среднее для развитых 1,1-1,2. А через двадцать лет СКР больше единицы останется у единиц!

На этом фоне рассуждать о “мире 2050 года” как-то иначе, нежели в терминах “катастрофы”, уже невозможно. Причем, катастрофа тут намечается не только в аллегорическом смысле – в том, что один ребенок будет приходиться на две и более женщины детородного возраста. Но и в том, что в конечном итоге территория развитых стран окажется (неизбежно окажется) населенной массой стариков, которым никто не сможет помочь. Конечно, можно помечтать о мигрантах. Но число оных, во-первых, так же будет падать – как уже не раз говорилось, “зверская” рождаемость тех же арабов и латиносов уже сошла на нет. А, во-вторых, мигрантов надо чем-то привлекать. А что привлекательного может быть в мире, в котором большая часть населения – беспомощные старцы, впадающие в маразм?

Именно поэтому сейчас идет активное развитие технологий “нежной смерти” – вроде швейцарской капсулы для эвтаназии. Потому, что это – не “маргинализм” какой-то, не “опыты трансгуманистов” и т.д., это именно попытка подойти к указанном моменту “подготовленными”. (То есть, делаются данные шаги с подачи “высоких лиц”, но понятно, тщательно скрываемых.) Потому, что именно “Храмы нежной смерти” в условиях, когда работающих будет меньше в десяток раз окажутся альтернативой концепции сдохнуть под забором в холодной и голодной квартире, в куче мочи и кала.

Ну, а что: кто-то думал, что можно “безнаказанно” обмануть историю, и начать потреблять все, что можно – от мясных стейков до авиаперелетов – “безнаказанно”? То есть, считал, что с определенного момента в жизни может быть только одно хорошее, а все плохое осталось в прошлом? И не думал, что возникнет ситуация с тем, что то, что еще вчера было “бросовым товаром” – человеческая жизнь, например – окажется страшным дефицитом. Впрочем, именно подобная “идеология” господствовала в нашем мире с 1960 годов, оставаясь действенной и сейчас.

Еще проще: можно сказать, что современный человек был уверен – и остается уверен – в том, что может жить исключительно за счет “страданий предков”, питаясь ими и обретая за этот счет все, что можно. Хотя на самом деле указанное – неверно в принципе. Потому, что “на самом деле” наши современники “купаются в благах” не столько за счет своей “невероятной работоспособности и таланта”. (Как обычно считается.) И даже – не за счет прошлого, за счет того, что его предки много трудились и мало потребляли. (И сделали своему “деточке” красивую жизнь.) А за счет своего – именно своего – будущего!

Это даже “формально” можно увидеть: большая часть элементов “красивой жизни” на самом основано на кредитах. Личных – скажем, потребительских или ипотечных – и, что еще важнее, на кредитах государственных. То есть, на тех “деньгах” – на самом деле не деньгах даже, а материальных, физических благах – которые развитые страны получают, “продавая” всем остальным свои “кредитные обязательства”. (От пресловутых “трежарис” – т.е., госаблигаций – до разнообразных акций “ведущих западных фирм”.) Но, пускай изначально данный механизм выглядит, как чудо, как самая настоящая магия – ну да, одним “росчерком пера”, в смысле, “нажатием кнопки”, создается основание для потребления совершенно “физических” и крайне нужных вещей – но бесконечно работать он не может.

Потому, что да: какое-то время обманывать, действительно, можно. Но потом приходит пора расплаты, состоящей в том, что … в общем, см. сказанное выше про “Храмы нежной смерти”. Впрочем, ладно: мы и так уже очень сильно ушли от поставленной темы. В смысле – от понимания того, что именно “парцеллярная производственная система”, которая господствовала в нашем мире несколько последних тысяч лет, по сути, и создала тот “тип воспроизводства человека”, который мы считаем естественным и единственно возможным. А именно: “семейное расширенное воспроизводство”, в рамках которого решение о рождении нового человека, во-первых, принимается семьей. А, во-вторых, используется для укрепления и усиления этой семьи – отсюда, кстати, и расширенность, избыточность рождений относительно имеющихся наделов – что, в свою очередь, ведет к росту “мощности” общества целиком.

Потому, что до того, как указанный способ обработки земли стал господствующим, ситуация с “деторождением” была несколько иной. Например, в том плане, что “просто так” родить ребенка – потому, что папе с мамой это показалось нужным – оказывалось невозможным: это “деяние” управлялось, по существу, всей общиной. ( Например, через то, что, простите, оплодотворение было возможным только во время особых “оргиастических праздников”. (Которые на самом деле никакие не “праздники”, и уж точно, не “оргиастические” в привычном понимании – а особый социальный институт, не менее важный, нежели брак в “парцеллярном мире”.)

То есть, иначе говоря, сексуальные контакты допускались лишь несколько раз в год, причем часто – не всем. Причина проста: в условиях отсутствия возможности ведения “расширенной хозяйственной деятельности” любые “лишние люди” означали лишь “лишние рты”. Поэтому – см. сказанное выше. Конечно, были еще более радикальные способы “регулирования численности населения” – в виде детоубийства, а так же убийства взрослых членов общины по разным (ритуальным) поводам – но они выступали лишь “вторичным методом”. (Беременность женщины в общинный период была “дорогим состоянием” – работать-то она не могла – и поэтому ее старались не допускать в “незапланированных случаях”.)

Именно такая “открытая интимная жизнь” – хотя, конечно, она не была никакой “интимной”, скорее наоборот – и выступала нормой до того, как разложение общины не привело к замене “общего труда” трудом “частным”. При котором, во-первых, стала возможна конкуренция между “землеобработчиками” – вначале скрытая, а затем уже, после замены общины на “частнособственническое устройство”, открытое. А, во-вторых, появилась возможность “деления” племени на отдельные поселения – то есть, распределение его по земле. (Общинные социумы – даже очень развитые, вроде Чатал-Гуюка – как правило, тысячи лет (!) существовали на одном месте. “Передвижение” было возможным лишь а) целиком б) в случае обстоятельств очень большой силы.)

И лишь после этого идея “чадородия, как блага” и стала господствующей – т.е., в социуме появилась концепция “чем больше детей, тем лучше”. (Понятно, что классовое общество эту концепцию лишь развило: чем больше людей, тем а) больше подданных, с которых можно брать оброк б) тем больше воинов, которых можно послать на соседнее государство для завоевания в) тем меньше “стоимость труда” – да, именно так, “стоимость” была даже тогда, когда денег не было, и означала то, насколько легко можно найти работников. (За меру зерна изначально.) Именно поэтому в данном мире “зачатие детей” перестало быть сакрализированным, жестко связанным с тем или иным временем и ограниченным, перейдя – вслед за землей – в “частные руки”.

Кризис семьи как производственной единицы

И так мы прожили 4-5 тысяч лет. Возникали и падали царства, создавались и уходили в небытие религии – но общая “ориентация” на то, что “чем больше детей, тем лучше”, сохранялась. До тех пор, пока социально-экономическое развитие не подошло к “следующему этапу”. Который состоит в том, что “минимальная экономическая единица” выходит из-под контроля семьи – при том, что “детопроизводство” остается на последней. Что это означает? А означает это следующее: теперь уже невозможно увеличить “мощь семейства” – то есть, производственной единицы – через ввод в нее новых работников. (Да и решать проблемы с соседями “кулаками” уже не получается.)

Поэтому да – как уже много раз говорилось – дети из блага для семьи превращаются в ее обузу. Разумеется, это случается не сразу: огромное количество переплетенных друг с другом связей, сохранившихся с прежнего “этапа” – от религии до привычек – позволяют сохранять “механизм деторождения” какое-то время. И даже более того: первоначально количество рождений даже растет – переход к индустриальному производству увеличивает число доступных благ, и поэтому дети рождаются достаточно активно.

Но вечно продолжаться так не может. Скорее наоборот – все эти “надстроечные механизмы” (религии, нормы и т.д.) испытывают серьезные проблемы, будучи лишены экономической основы. И – рано или поздно – гибнут или, что еще хуже, перерождаются во что-то полностью противоположное. (“Католики”, борющиеся за однополые браки – это как раз “то самое”, перерожденное.) В любом случае падение рождаемости для развитых стран начинается уже в начале XX века – а для наиболее “передовых” из них, вроде Британии или Франции – еще с конца XIX. И остановить этот процесс оказывается невозможным: послевоенный “бэби-бум” был лишь кратковременным всплеском перед последующим колоссальным спадом.

Более того: со временем данный процесс захватывает весь остальной мир – потому, что реально “парцелл” уже практически не остается даже в Африке. (Еще раз: “парцелла” – это не просто крестьянское хозяйство, а самодостаточное крестьянское хозяйство. Для существования которого не требуется – например – постоянная закупка бензина, запчастей или удобрений.) Поэтому падение рождаемости так же охватывает практически весь мир – становясь, как уже было сказано, базовым его (современного мира) свойством, тем явлением, которое, собственно, и определяет будущее.

А точнее – определяет “небудущее” современного мира, поскольку понятно: мир, которые не обеспечивает воспроизводство людей, существовать не может. Даже если все остальное в нем блестяще и успешно. (На самом деле в современном мире “все остальное” далеко не блестяще и успешно – а, скорее наоборот, за исключением производства ширпотреба тут одни проблемы.) Но сути указанное не меняет – потому, что “мир без людей существовать не может” в любом случае. Так что, в любом случае, можно сказать: нас ожидает постсовременность.

Источник1

Источник2

Публикация на Тelegra.ph

Подпишитесь на наш телеграм-канал https://t.me/history_eco