Аско Парпола. Ашвины — арийские боги индоевропейцев

Предисловие П. Олексенко:
Излюбленный мотив ведических гимнов — изображение божественных Ашвинов, которые на рассвете мчатся по небу на трёхколёсной колеснице, запряжённой конями (или птицами), и разгоняют ночную тьму, предшествуя утренней заре и принося людям первые лучи света.
Происхождение Ашвинов окутано тайной и отражает их двойственную природу. Разные источники предлагают свои версии. В Ведах их деяния относят к древнейшей эпохе — «пурвамюгам», что указывает на их космогоническую роль. Ашвины связаны и с огнём Солнца, и с водами Космического океана, что подчёркивает их роль как сил, соединяющих разные стихии и миры.
Колесница Ашвинов – это символ, пересекающий три мира. Многочисленные гимны в Ведах посвящены легендарной трёхколёсной и трёхместной колеснице Ашвинов. Это не просто транспорт, а мощный космогонический символ.
В космогонических мифах Индра сражается с демоном Вритрой, который сковал космические воды и погрузил мир во тьму. Ашвины в этой битве — верные союзники Индры.

Ашвины — божественные всадники, едущие в золотых колесницах, запряжённых конями, орлами или соколами
В гимнах Риг-Веде Ашвины предстают как божественные врачеватели, спасающие из беды, целители Сварги (небесной обители), избавляющие от страданий и возвращающие молодость. Ашвины — мастера чудес, одаренные чудной силой исцеления, исцеляющие слепых и больных, возвращающие юность старцам, защитники вселенского закона (риты), покровители щедрых и гроза скупцов.
В Риг-Веде их называют Насатья («добрые, полезные» или «спасители»), позже Насатьей называли одного из близнецов, другого называли Дасра («светлый дар»). В некоторых текстах Ашвины изображаются как герои, которые спасают людей от бедствий, таких как пожары, наводнения и голод. Ашвины считаются божественными покровителями Аюрведы, древней индийской науки о здоровье.
Это — благотворные боги, одарённые мудростью. «Махабхарата» повествует о рождении Накулы и Сахадевы, которые были «духовными сыновьями» Ашвинов. Согласно эпосу, царь Панду не мог заниматься любовью со своими жёнами из-за проклятия и не имел наследника.
Поэтому он посоветовал своим жёнам, Кунти и Мадри, обратиться к различным богам и попросить сыновей. Мадри рожает близнецов Накулу и Сахадеву, которые, наряду с сыновьями Кунти, позже стали известны, как Пандавы.
В других индоевропейских религиях и мифологиях Ашвинам подобны греческие Диоскуры, сыновья Зевса, литовские Ашвеняй, латышские Диева Дели, и, возможно, английские Хенгиста и Хорсу, валлийские Брана и Манавидана, славянские Лель и Полель, сыновья богини Лады.
Все эти мифологические образы божественных близнецов восходят к общеиндоевропейским временам. Первое упоминание о близнецах-Насатьях содержится в митаннийском договоре (ок. 1350 г. до н. э.) между Суппилулиумой и Шаттивазой, соответственно, царями хеттов и митаннийцев.
Таким образом, мы можем говорить о том, что Ашвины – это божественные арии или потомки белых богов, расселившихся в разных районах Евразии, где с древнейших времен существует индоевропейская мифология.

Аско Парпола (род. 1941), финский индолог, профессор в отставке Хельсинкского университета, специалист по индийской цивилизации и южноазиатским религиям
Ниже представлено эссе из статьи А. Порполы «The Nasatyas, the Chariot and Proto-Aryan Religion», опубликованной в “Journal of Indological Studies” (2004–2005. № 16/17. P. 1–63). Переработка и перевод Сергея Кулланды.
Статья на русском языке опубликована в книге-сборнике «Арии степей Евразии: эпоха бронзы и раннего железа в степях Евразии и на сопредельных территориях», Барнаул: Изд-во Алт. гос. ун-та, 2014.
* * * * *
В «классической» ведийской религии Насатьи, или Ашвины, – божества второстепенные, связанные в основном с целительством. Их культ был в значительной мере поглощен культом Индры и его священного напитка сомы, так что поклонялись им в рамках таких малозначимых звеньев ритуала сомы, как приношение горячего молока – gharma, или pravargya, или утренних молений, именуемых prātaranuvāka и āśvinaśastra.
Но значимость коня и колесницы в таких «доклассических» обрядах, как aśvamedha и vājapeya, указывает, что прежде эти связанные с конями божества занимали среди богов более высокое место.
В «Ригведе» Насатьев почитают прежде всего поэты из родов Канвов (Kāṇvá) и Атри (Átri), жившие в Гандхаре, куда Канвы пришли с ранней волной носителей индоарийских языков. Сосуд — gharmá связан, по-видимому, с «личинными урнами» культуры гандхарских погребений (ок. 1600–900 гг. до н.э.).
Это заставляет думать, что Насатьи могли иметь отношение к погребальной практике. Ведийские тексты и впрямь содержат до сих пор не привлекавшие внимание данные, связывающие Насатьев с колесничными состязаниями, входившими в число погребальных обрядовых действий. Подобные состязания отмечены в греческой и балтийской традициях.
Археология и праарийские заимствования в финно-угорских языках, распространенных в северо-восточной Европе, позволили локализовать возникновение арийской ветви индоевропейской языковой семьи в юго-восточной Европе (полтавкинская, абашевская и синташтинско-аркаимская археологические культуры).
Их распространение прослеживается в евразийских степях и через Центральную Азию (бактрийско-маргианский археологический комплекс) в Сирию (царство Митанни) и в Южную Азию (гандхарские погребения). Важным элементом возникновения и распространения носителей праарийского типа стала запряженная лошадьми колесница. Ее парный экипаж из возничего и воина был обожествлен, и мифология божественных близнецов распространилась вместе с колесницей от праариев к прагрекам и прабалтам.
О том, что носители праарийского считали Насатьев значительными божествами, свидетельствуют и арийские заимствования в финно-угорских языках. Личные имена митаннийских царей связаны с колесницей.
Приводятся аргументы в пользу того, что «абстрактные» божества Митра и Варуна, созданные праиндоариями под ассирийским влиянием на рубеже XXI–XX вв. до н.э., стали олицетворением властной функции, сменив в этом качестве Насатьев, служивших до того, подобно Диоскурам в Спарте, образцом дуальной царственности.
Близнецы воплощали дуалистические космические силы, день и ночь, рождение и смерть. Как márya они были юношами-воинами и галантными женихами, выступая тем самым и как боги плодородия и деторождения.
Археология и предыстория арийских языков
Некоторые относящиеся к колесным повозкам термины можно реконструировать для индоевропейского праязыка. Отсюда следует, что его носители были знакомы с этим техническим новшеством, датируемым примерно серединой IV тысячелетия до н.э.
При наличии хронологической и географической отправной точки в виде наиболее ранних находок тяжелых повозок, запряженных волами, а не лошадьми, можно попытаться установить систематическое и холистическое соответствие между археологическими культурами и лингвистическими группами, чтобы проследить передвижения и взаимоотношения народов, объясняющие исторически засвидетельствованное распределение индоевропейских языков и их кон- такты, отраженные в заимствованных словах и прочих свидетельствах взаимодействия.
На этой основе праиндоевропейский язык можно локализовать в степях к северу от Черного моря, где около середины IV тысячелетия до н.э. начался его распад. Язык ямной культуры (ок. 3500–2800 гг. до н.э.), распространенной от Дуная до Урала, был, видимо, прагреко-арийским. На западе на смену ямной пришла катакомбная культура, чьи носители могли говорить на раннем прагреко-армянском.

Схема расселения индоевропейцев с прародины ямной культуры — скотоводов западных степей, примерно с 4000 по 1000 год до н. э., согласно широко распространённой степной гипотезе
На востоке, между Нижней Волгой и Уральским хребтом, с катакомбной граничили полтавкинская и абашев- ская культуры, носители которых, как можно предполагать, говорили на двух диалектах арийского. В пользу арийской принадлежности языка, на котором говорили носители полтавкинской и абашевской культур и их преемники, говорит одно очень важное обстоятельство.
Эти культуры частично распространялись на лесную зону центральной России, занятую волосовской культурой, чьи носители, по всей вероятности, говорили на позднем прафинно-угорском: в этом районе наряду с пришедшими туда в Средние века русским и тюркскими до сих пор существует и несколько финно-угорских языков.
В конце концов волосовская культура возобладала в языковом отношении, поглотив правящее арийское меньшинство. В прафинно-угорском обнаруживается около сотни ранних арийских заимствований; о некоторых из них мы поговорим позднее. На позднем праарийском говорили, вероятно, в ареале пришедшей на смену полтавкинской и абашевской синташтинско-аркаимской культуры, датируемой приблизительно XXII–XIX вв. до н.э.
Эта культура контролировала необычайно богатые медные месторождения Южного Урала – в Каргалах шахты глубиной до 90 метров в бронзовом веке дали два миллиона тонн медной руды. Кости сотен жертвенных животных свидетельствуют, что носители синташтинско-аркаимской культуры были в то же время богаты скотом.
Их многочисленные укрепленные ритуальные центры имели форму колеса, тогда как аристократические погребения содержат следы самых ранних колесниц, запряженных лошадьми. Некоторые из синташтинско-аркаимских могил датированы радиоуглеродным методом по образцам, взятым из черепов захороненных коней, рубежом II–I тысячелетий до н.э. Колеса бывают и сплошными, и со спицами.
Происхождение и распространение колесницы с конской упряжкой
Идут споры о том, возникла ли колесница с конской запряжкой в степях (в ареале синташтинско-аркаимской культуры) или на Ближнем Востоке (см.: Piggott, 1992, p. 37–68; Littauer, Crouwel, 2002, p. 45–52; Raulwing, 2000).
Но Стюарт Пигготт предложил разумный компромисс, могущий положить им конец: «Природная среда обитания дикой лошади и ее одомашнивания находилась в южнорусских степях… Здесь производились первые опыты применения легких колесниц на колесах со спицами, и из этого технологического резервуара Месопотамия могла почерпнуть новшества и затем создать колесницу и в дальнейшем организованное колесничное войско и колесничный бой, что возможно только при изощренной политической организации» (см. Piggott, 1992. P. 48, у нас слишком мало информации о синташтинско-аркаимских повозках, а имеющиеся данные предполагают, что они «еще не могли быть настоящими колесницами», а являлись скорее «протоколесницами или тележками на колесах со спицами»).
Имеются и важные новые данные в пользу степного происхождения протоколесницы. Прототипы микенских псалиев для колесничной запряжки можно проследить через всю Восточную Европу до южнорусских степей. Многочисленные новые находки такого рода псалиев сосредоточены в Румынии, на южной Украине, в верховьях Дона, на Средней Волге и на Южном Урале.

Костяные или роговые псалии с плоским щитком и шипами на внутренней стороне, которые были характерны для микенской цивилизации
Из южнорусских степей псалии для колесничной запряжки распространились и на юг Центральной Азии. В грабленом аристократическом погребении, недавно раскопанном в Таджикистане, были обнаружены двое удил и две пары псалиев синташтинско-аркаимского типа, а также бронзовый посох или скипетр, увенчанный фигурой лошади, и характерная керамика бактрийско-маргианского археологического комплекса (БМАК), точнее, его джаркутанской фазы, датируемой 2034–1684 гг . до н.э.
Керамика БМАК послужила источником керамики культуры гандхарских погребений Свата (ср.: [Sarianidi, 2001, p. 432]: «помимо общих погребальных обрядов, погребения в некрополе Гонура и в могильнике Свата демонстрируют схожие керамические комплексы, отражающие позднюю разновидность БМАК»), первой культуры северного Пакистана, знавшей одомашненную лошадь.
Отсюда следует, что носители праиндоарийского до прихода на Индостанский субконтинент сформировали элитный слой культуры БМАК на юге Средней Азии. Характерная «личинная урна» культуры гандхарских погребений, видимо, связана с сосудом гхарма, или праваргья, ведийского ритуала и с культом Ашвинов.
Степная керамика редка на памятниках БМАК в тоголокский (ок. 2000 г . до н.э.) и позднебронзовый (XVIII – середина XVI в.) периоды, но встречается в заполнении помещений в бактрийско-маргианских архитектурных контекстах.
В позднем бронзовом веке (середина XVI – середина XIV вв. до н.э.) степная керамика, т.н. грубая керамика с насечками (Incised Coarse Ware, ICW), встречается как подъемный материал на большинстве основных памятников БМАК (включая Аучи, Таип, Тоголок-1, Тоголок-21 и Гонур), а всего к настоящему времени в Маргиане обнаружено 340 стоянок степняков, окружающих почти все известные поселения БМАК.

БМАК — Бактрийско-Маргианский археологический комплекс на территории восточного Туркменистана, южного Узбекистана, северного Афганистана и западного Таджикистана в 2250—1700 гг. до н.э., в одно время с Индской цивилизацией и Древневавилонским царством в Месопотамии.
ICW очень похожа на керамику тазабагъябской культуры Хорезма, позднего юго-западного варианта андроновского комплекса. В металлургии также имеются явные свидетельства параллельного существования бактрийско-маргианской и андроновской традиций и их взаимовлияния на юге Центральной Азии в позднебронзовом веке.
Андроновский комплекс, продолжающий синташтинско-аркаимскую культуру, широко распространен в центральоазиатских и южносибирских степях, от Урала до Алтая, Тянь-шаня и Копетдага.
«Немногие археологи, если таковые вообще найдутся, станут оспаривать индоиранскую принадлежность носителей андроновской культуры или отрицать ее глубинную генетическую связь с западными соседями в причерноморско-каспийском регионе» [Mallory, 1989. P. 227].
Еще одно ответвление БМАК – Гурганская долина в северном Иране, где на Тепе-Гиссаре была обнаружена цилиндрическая печать с изображением запряженной лошадьми колесницы. Печать относится к слою III B, датируемому в настоящее время примерно XX в. до н.э., тогда как слой III C (XIX – середина XVIII в. до н.э.) считается относящимся к БМАК.
Эта печать, а также рожки бактрийско-маргианского типа из Тепе-Гиссара III C послужили для Романа Гиршмана основными доводами в пользу предположения, что праиндоарийская элита, правившая в XV–XIV вв. до н.э. царством Митанни в северной Сирии, пришла из северо-восточного Ирана. Гиршман связал рожки с ближневосточными данными, согласно которым колесничных коней выезжали под звуки труб.
Как показывает появление египетских и сирийских мотивов на бактрийско-маргианских печатях и верблюда-бактриана – на сирийских, БМАК в XX – середине XVIII в. до н.э. поддерживал торговые отношения с Сирией. Изображения коня и верблюда известны на ряде бактрий- ско-маргианских печатей и иных предметах.
Датируемые началом II тысячелетия печати, изображающие конную колесницу, находят также в Сирии и Анатолии, откуда ассирийские купцы вели в конце XX – середине XIX вв. до н.э. прибыльную торговлю оловом с Центральной Азией – колыбелью БМАК. Есть и в самом деле все основания предполагать, что конную колесницу на Ближний Восток принесли праиндоарии, развившие затем, после того как захватили власть в хурритском царстве Митанни и сделали ассирийцев своими вассалами, искусство колесничного боя.

В Месопотамии (Двуречье) было развито искусство колесничего боя — использования боевых колесниц в военном деле. Изображения колесниц датируются 2900–2600 годами до н. э.
Примерно с середины XVI в. до н.э. аккадские документы из архивов Хаттусы (Богазкея) в Анатолии, Алалаха, Угарита и Нузи в Сирии и Амарны в Египте именуют колесничих термином mariannu, восходящим, по наиболее принятой трактовке, к праиндоарийскому marya- «юноша» + хурритский именной суффикс -nnu.
Точно так же в трактате о тренинге колесничных коней, написанном на хеттском митаннийцем Киккули, у многих иппологических терминов есть надежная праиндоарийская этимология.
Ашвины как обожествленный экипаж колесницы
Культ Насатьев, или Ашвинов, – не праиндоевропейского происхождения, как иногда ут- верждается. Он восходит к тем временам, когда появилась конная колесница, т.е. к последней четверти или к концу III тысячелетия до н.э.
Колесница была новым престижным и эффективным орудием войны и состязаний, и элиты соседних народов не замедлили ее воспринять. Вместе с колесницей распространились мифология и культ обожествленного экипажа колесницы. Распространение ранних преданий о колеснице среди ариев, греков и балтов лучше всего объясняется их происхождением из степей юго- восточной Европы.
В Ригведе Ашвинов несколько раз называют «сынами неба», divó nápātā или dívo napātā. Считаю нужным отметить, что это словосочетание применяется исключительно к Ашвинам – в единственном случае (RV 3,38,5cd), где оно может относиться к Митре и Варуне, те выступают как двойники Ашвинов.

Митра и Варуна в индийской мифологии часто упоминаются в паре как парное божество. К ним обращаются как к единому божеству Митра-Варуна — олицетворению дуальности бытия, гармоничному союзу двух великих сил
Это исторически сближает их с раннегреческими божественными близнецами-всадниками, называемыми Диоскурами, «юношами Зевса», т.е. сынами бога Неба, и всадниками — «сынами бога» (латышские Dieva deli, литовские dievo sūneliai) в дохристианской религии балтов.
Кроме того, у всех трех пар близнецов-конников есть сестра, жена или невеста, отождествляемая с зарей или называемая дочерью Солнца (Ушас или Сурья в Индии, Елена, т.е. «факел», в Греции, а у балтов – латышская saules meita «дева или дочь солнца» и литовская saules dukryte «дочь солнца»). Есть у них и другие общие черты, частью общепризнанные, частью нет.
Ашвины в Ригведе ездят на колеснице, но греческие Диоскуры и балтские «сыны бога» суть всадники. Такое различие объяснимо. В большей части древнего мира на протяжении II тысячелетия до н.э. конная колесница с парной запряжкой была «престижным средством передвижения, единственно допустимым для вождя и его знатного окружения во время церемоний и ритуалов, охоты и схожей с нею войны.

Диоскуры («сыновья Зевса») — в древнегреческой и древнеримской мифологиях братья-близнецы Кастор и Полидевк. На протяжении своей жизни совершили ряд подвигов. Участвовали в походе аргонавтов, калидонской охоте, культ Диоскуров был принят в Греции и Древнем Риме. Впервые Кастор и Полидевк упомянуты в «Илиаде» Гомера
«…мы подходим к началу одной из величайших глав древней истории: развитию легкой колесницы-двуколки, запряженной парой коней, как технологического достижения и социального института в качестве символа могущества и престижа.
Колесничное войско сыграло свою роль, в той или иной форме, не только в ближневосточном аккадском мире с начала II тыс. до н.э., но вскоре и в Египте, в хеттском мире и на Кавказе; затем подключилась микенская Греция, потом Индия, Китай и Левант, к VII в. до н.э. варварская Северо- Западная Европа, Средиземноморье и Северная Африка вплоть до Испании и, наконец, ко II в. до н.э. Британия.
Колесница как символ элитного средства передвижения для царей и знати, а с ней и мистика колесничного сражения отступили к I тыс. до н.э. перед верховым конем, но на протяжении всего предыдущего тысячелетия на большей части известного нам мира она воплощала монархию на марше» [Piggott, 1992, p. 48].
Продолжение темы см.: Аско Парпола. Божественные колеснцы Ашвинов и Диоскуров
Публикация на Тelegra.ph
Подписывайтесь нa наш телеграм-канал @history_eco
См. еще:
- Ашвины, Насатья, Диоскуры, Ашвеняй, Риг-Веда,
Leave a reply
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.





