Вилли Мельников. Протописьменность: мифы и/или реальность

Письменность ронго-ронго

Если осознать Вселенную как грандиозный симбиоз многоязыких фракталов, то постепенно приходишь к парадоксальному и, на первый академический взгляд, антинаучному предположению: языки существовали как особая, небелковая форма жизни задолго до появления на Земле двуногих говорящих существ. Если даже объявить это поэтической вольностью, её можно использовать для формирования новых подходов к выяснению: существовал ли один-единственный праязык или же изначально рос и разнокрасочно цвёл пышный языковой куст?

Что и говорить, подобный дискурс отдает некой метафизикой. Но вспомним первичное значение этого чрезвычайно расхожего ныне древнегреческого термина. “Μετα-φΰσις” [мета-физис] буквально — «между-природный», т.е. нечто, спрятанное среди отличительных качеств какой-либо структуры. Осмелюсь ввести понятие «метахимия». “Μετα-χΰμιος” [мета-химиос] переводится как «находящийся среди волн» и в нашем случае предстает нео-идиомою — некой смысловою ДНК, определяющею биографии и свойства этих волн. Почему бы не попробовать пройтись по этим волнам «аки по суху», рассказывая им друг о друге на эсперанто «мета-химическом» — и попросить у носителей межъязыкового глубоководья научить нас дышать игрою смысло-красок?..

Думаю, что подступаться к исследованию этого вопроса разумнее всего с погружения (или, как я привык говорить — лингво-дайвинга) в языки-изоляты, языки умолкающие и вообще языки, стойко сопротивляющиеся ново-заимствованиям в силу своей исторически сложившейся архаики (не путать с примитивом!). Так, по-древнеегипетски или на санскрите можно красочно описать любую из сегодняшних технических реалий; а вот подобрать современные аналоги большинства понятий миров, где говорили на тех языках — вряд ли!.. Именно архаичные языки могут стать нашими гидами по истокам земных языков вообще, своего рода лингво-машиною времени. Например, немало общих слов содержат такие не похожие друг на друга древние языки, как армянский и албанский (сами албанцы называют его “штюпетар” — «слова, понятные только нам»). А в таких практически не изменившихся за последнее тысячелетие скандинавских языках, как исландский и фарерский, можно уловить вкрапления фразеологизмов, свойственных языкам индейцев-алгонкинов. Наконец, некоторые лингвисты обнаруживают в диалектах коренных жителей Мезоамерики — потомков майя — почти точные лексические соответствия с тюркскими языками. Уместно будет обозначить такие сопряжения проявлениями «арходелики» (авторство термина принадлежит художнику Владимиру “Эврике! Джангллу” Толстову): языки как бы улавливают структуры друг друга, несмотря на то, что народы-носители не контактировали между собою в древности (по крайней мере, так принято официально считать…), и словно вкладывают самих себя в уста своих потенциальных носителей…

Не менее поразительными в своих «роднящих несхожестях» оказываются и образцы письменности таких культур. Один из навскидку приходящих на память примеров — иероглифо-пиктографические письменности цивилизаций Хараппы, Рапа-Нуи, Нсибиди, Наси-Мосо, Икшью, Юкагиров и Эйахайарана. По пристрелочным оценкам, этим знаковым системам от трёх до четырёх с половиной тысяч лет. Но если учесть, что представители первой культуры обитали в долине реки Инд, второй — на острове Пасхи, третьей — в Юго-Западной Африке, четвёртой — живы и поныне — в южном Китае, пятой — в районе Филиппинского святилища Нан-Мадол, шестые живут в нынешнем Красноярском крае, седьмые — в Патагонии. А в 2005 г. американская экспедиция обнаружила в джунглях верховий Амазонки на стыке границ Перу и Колумбии каменный разброс, покрытый целыми петроглифными полотнами [илл.1 и 2], представляющими собою портреты существ явно не земного облика; они перемежаются с абстрактными знаками, напоминающими прото-иероглифы. Подобные элементы «картинописи» за последние двадцать лет обнаружены также в пещерах Франции, в Балканских гротах, в Уральских расселинах Башкортостана. Эти знаки ещё не поддаются интерпретации; им пока что приходится присваивать условные имена: «пузатая спираль», «глазастый стол», «четырёххвостое солнце», «трапеция с ушками»… Позволю себе одно наблюдение: если соединить на карте линиями все упомянутые края, то получится абрис, напоминающий гипотетические контуры земель Атлантиды, Лемурии или Мидгарда из скандинавской мифологии…

Сохранились описания сакральных татуировок этноса аннугуарри — тех, кого римские легионеры, воевавшие в Британии в первом — четвёртом веках от Р.Х., называли «пиктами». Предполагается, что это были племена иберийской группы, родственные здравствующим ныне баскам. Отметим, что это их название — также римское «обзывательство»: сами баски именуют себя “эускара”, а свой изолированный язык — “эскауди”. Их древняя слоговая письменность, известная как «вуасконские руны», является как бы продолжением их национальной орнаментики. Некоторым подобием такой системы письма можно считать японскую письменность, сочетающую иероглифику и слоговые азбуки катакана и хирагана. Вот только пикты и баски превращали свои тела в заглавные страницы посланий к богам и предкам, а на древесных срезах и камнях святилищ дописывали их. Вспомним инуитов — автохтонный народ севера Канады и Гренландии: они и по сей день называют свою письменность “анньяктунга” [илл.3], что буквально означает: «Мне священно больно». Не удивительно: ведь, вырезая на собственных телах передаваемые из поколения в поколение жреческие идеограммы, похожие на эскизы фэнтэзийных храмов, инуиты сохраняют своё мастерство быть переводчиками между минувшими и грядущими временами. А на снежном фирне они лишь дописывают упрощёнными знаками итонационно-временные смысло-изменения, уточняющие: какие из них предназначены для прочтения людьми, а какие — божествами. Невольно напрашивается ещё одна географическая аналогия: материк и «выпасаемые» им стаи островов-архипелагов. Добавим ещё: в инуитском диалекте юпик насчитывается около трёхсот особых слов, обозначающих различные не столько виды, сколько состояния-настроения снега. Они характеризуются целым «коммутатором» критериев: как снег выглядит в разные времена суток и года; как снег ощущает себя, видя, что на него наступят, и какова разность остающихся у него послевкусий вслед за тем, как по нему прошли человек или зверь… Оставив пока без комментариев, замечу: на противоположном краю планеты — в Австралии — живёт народность калкадун, чьё отношение к песку и траве подобно инуитскому к снегу. А идеографическая тату-орнаментика калкадунов ту же высвечивает в памяти боевые раскраски британских пиктов. Вот мы в наших поисках и срикошетировали с юга Земли обратно на север…

Одним из ключей к потаённой до-истории письменности может служить сама её графика. Приведу лишь образец надписей, в 1980-е годы обнаруженных на острове Кергелен в Индийском океане [илл.4]. У народа алакалуф — аборигенов Огненной Земли — встречаются упоминания об «остроплечих гребнеголовых людях», вооружённых копьями с изрыгающими пламя наконечниками и выжигавшими ими знаки такого игольчатого вида, что даже камни сперва шипели от боли, а затем растрескивались. По словам сказителей алакалуф, эти чужаки нахлынули с той стороны Атлантики, где находится ныне принадлежащий Франции остров Кергелен. Та же странная письменность изредка встречается и на утёсах мыса Горн (юг Ю.Америки), на скалах Земли Грейама (Антарктида)…

Резонно предположить: рисуночные письменности, пропущенные через непредсказуемо эволюционирующие восприятия тысяч поколений, не могут не стать отражениями преданий о прародине (прародинах?) того праязыка (праязыков?), что создал изначальные «взлётные полосы» для развития различных языковых букетов. Не все из них доросли до стадии видимого цветения, но плодоношения достигли все. Свидетельство тому — нынешнее разнообразие языков. Разница в том, в какой приправе мы вкушаем эти плоды: в прогоркшем соусе академической ортодоксальности или же в аромате апокрифов…

На нынешней планете Земля живёт немало народов, древнейшие самоизъяснения которых по сей день традиционно считаются бесписьменными: их знаковые структуры сокрыты под масками так называемых национальных орнаментов. Среди них — айны, коренной этнос Японских островов. Автор данного очерка называет такие письменности «самоосознаками». Их знаковая структура, до сих пор считающаяся «непокобелимыми» лингвистами мистификацией, представляет собою подобие ландшафтов некоего соседнего измерения. Их главное божество — Комуй — орудует арсеналом самовоплощений, причём не столько в пространствах, сколько во временах; в некоторых из них он встречается сам с собою-другим, сотворяющим новые материки — и не сразу узнаёт себя-следующего. У этих материков — наименования, в свою очередь будто закладывающие основания для создания следующих неведомых земель: Аттуальсиинга, Аатэлундэй, Аккутландиттэ. И основа этого со-творения — новорождённые языки, растворённые в прибое волн океана. Как тут не вспомнить Евангелие от Иоанна: «Вначале было Слово…»

Чувствую соблазн еретически перефразировать эту каноническую формулу: «В Начале было Снова…» А действительно: именно обновлений взора на происхождение языков нам желают многие живые (пока ещё) их носители. Так, язык народности чоланайкен [илл.5], живущей в Слоновьих горах индийского штата Керала, оперирует 18 прошедшими временами, 23 настоящими и 42 будущими. Думаю, что осознание течения времени — не столько автограф поколений, приготовившихся рождаться и умирать в исторически положенный им срок, сколько их желание поговорить напрямую с «носителями времён». Именно в этом — одна из главных целей освоения иноземных языков. Владение каким бы то ни было иностранным языком — ещё одна из граней приручения Времени. Даже таким экзотическим, как чоланайкен. Сами чоланайкены, отличающиеся от всех других землян антропологией и мифологией, говорят о себе: «Наши предки пришли с Пяти Белых Звёзд, которые пожрали друг друга». Предания о доисторических звёздных войнах в Плеядах можно найти в притчах наций, в древности изолированных друг от друга (как принято считать). Но, чтобы не углубиться в епархии теорий палеоконтакта и панспермии (сейчас это не в нашей задаче), вернёмся к попыткам написания языковых биографий.

В биологии есть понятие: «центры клеточного роста». Так принято называть те изначальные тканевые «бутоны» в зародыше животного и/или растения, из которых впоследствии развиваются многообразно дифференцированные ткани организма. Что же, в самом начале мы допустили, что язык можно в чём-то считать живым существом (возможно, нашим старшим братом по разуму!..) Так почему бы не предположить: вероятно, на Земле кристаллизовался не один, а несколько независимых друг от друга яыкообразующих узлов. И вполне возможно, что уже на тех ранних стадиях пред-речевой и разговорной истории планеты те, кто жил в очень взаимоотдалённых районах, каким-то образом сообщались между собой.

Здесь напрашивается аналогия из геологических наук, где все породы подразделяются на эффузивные и интрузивные. Первые образуются в результате выдавливания продуктов вулканической деятельности на поверхность с последующим их распределением по уже затвердевшим пластам. Вторые же формируются в процессе внедрения лавы в примыкающие к вулкану трещины и кальдеры. Посмею предположить, что через нечто подобное проходят и языки. В одних случаях они «напыляются» один на другой. Примером может служить биография французского языка, предком которого стал галльский: испытав некоторое влияние иберийских и кельтских говоров, он подвергся последовательному ороманиванию и огерманиванию. Сходными путями могли развиваться и другие индоарийские языки: растёкшись по территориям Европы, они впитали в себя местные эндемичные наречия, многие из которых к нынешнему времени уже умолкли. Возьмём «сладкозвучную латынь» и её выводок — романские языки: в них и сейчас можно разглядеть вкрапления языков, давно отзвучавших. В швейцарских вариантах немецкого, итальянского и французского посверкивают фрагменты речи кельтов-гельветов (к тому же самоназвание Швейцарии — Гельветская Конфедерация!). В румынском опознаются словообороты фракийцев-даков.

По второму пути вызревают языки, на которых говорят нации, со временем получающие статус титульных. Первоначально они воспринимаются исконными обитателями как пришельцы-захватчики. Так было и нашествием славянских племён на земли финно-угорского этноса меря (нынешняя европейская часть России). Вятичские, дреговичские, венетские, древлянские и другие славянские говоры впитались в диалекты меря, а те в ответ, не желая становиться «ушельцами», «инъецировали» свои слова/понятия в язык нагрянувших славян. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на карту центральной России: она пестрит угорской топонимикой. Переведём лишь немногие названия поселений, городов и рек. Итак… Мещера — «священная топь». Яхрома — «торговое взгорье». Шатура — «пропадающая дорога». Истра — «игривая вода». Воря — «илистый поток». Талдом — «блуждающая крепость». Гжель — «ровное пастбище». Рязань (“рюэйнны ёзэньтэ”) — «береговое пограничье». Калязин — «рыбацкое поселение». Вологда — «укреплённое святилище». Верея — «тёплый холм». Чесмена — «прерванное пиршество». Балашиха — «сгоревший лес». Дрезна — «сторожевая роща». Киово — «заболоченная вода». Коломна — «место, где поклоняются солнцу». Ну, и наконец, Москва (“маасы-куовва”) — «переправа у медвежьего болота»…

Довольно родственную эволюцию прошли (и продолжают проходить) Ameringlish — американский английский, Espanical — мексиканский вариант испанского и Portuguesar — бразилио-испанский. Растёкшись по вновь завоёванным американским континентам, эти языки частично впитались в индейские речи — и последние не остались в долгу, обогатив их своими словами и логикой построения фраз. А названия большинства штатов США, Канады и Бразилии носят индейские имена. Что и говорить: языки, как правило, договариваются между собою намного более мирно, чем их носители!..

Все эти примеры призваны стать своего рода лингво-Виргилиями и, проводя нас по Дантовой «преисподней» происхождения языков, привести к рабочей гипотезе: истоки лингво-мистерий — иначе трудно назвать процессы языкообразования! — продуктивнее всего изыскивать в соударениях-стыках далёких друг от друга говорений/думаний. Автор данного эссе привык называть эти взаимо-вживания «симбиозом контрастов». Визитные лингво-карточки представлены прежде всего идиомами, неповторимо характерными для каждого языка. Как бы ни изменялся его строй вслед за историей говорящего на нём народа, присущие только ему идиоматические выражения непременно выдадут «грехи молодости» любого языка. Если грамматику уподобить скелету языка, то его фразеологию и идиоматику мы вправе назвать его нервной и кровеносной системами. Именно они и доносят до нас дыхания языковых ландшафтов, давно проглоченных временем. Впрочем, Время слишком самонадеянно: ему невдомёк, что у людей есть универсальный межвременной лифт — языки…

Археологов не удивишь понятием «артефакт». Им объявляется найденный на раскопках предмет, оказавшийся в тех культурных слоях, где он, согласно общепринятой дисциплинарной логике, никак не может находиться. Только поэтому такие находки отправляются в запасники с приговором: этого не может быть, поскольку необъяснимо.

Тот, кто вознамерился заняться непредвзятой археолингвистикой, наталкивается на те же табу. Откуда, например, в языке-изоляте индейцев агуа, живущих вблизи озера Титикака (чилийские Анды), взялась идиома «спрячь свои лунные крылья в прибрежный тростник»? Тот же оборот бытовал в Древнем Египте и существует в языке «болотных» арабов, обитающих в Междуречье (Ирак). Во всех трёх областях он означает одно: «не хвались успехом ещё не начатого дела», соответствуя русскому «не говори гоп!, пока не перепрыгнешь». Далее, в языке гуугу-йимитхирр — аборигенов Большого Барьерного Рифа (Австралия) — можно услышать выражение: «моё отражение в воде научит меня дышать в ней по-рыбьи». Оно используется в тех случаях, когда говорящий хочет уверить соплеменников, что исполнит своё обещание вопреки любым трудностям. Точно такая же идиома встречается и в языке саамов — коренном народе севера Швеции. А в языке лычъо-равэтлъаан, более известных как чукчи, находим фразеологизм «полакомиться поджаренным снегом» = «превзойти в каком-нибудь деле самого себя». То же самое в подобной ситуации можно услышать и от жителя горного Тироля (Австрия). И как не вспомнить высказывание, в котором будто просвечивает память об Атлантиде: «это было во времена, когда большая земля захлебнулась в глубоководной засухе». Так иногда поговаривают индейцы навахо (Северная Америка) и народность кьярдилд (острова у северного побережья Австралии). И у тех, и у других это понимается как русское «при царе Горохе»…

Сравнительная идиоматика — недооценённый ключ к разгадке шифров пра-истории. Пожалуй, с этого мы и начнём наш следующий очерк…

Источник публикации: Кронос. Альманах о тайнах древних цивилизаций. – М.: Вече, 2013. С. 366-372.

• Ключевые слова: Протописьменность,Вилли Мельников,ронго-ронго,мифы и/или реальность,филология