Олег Столяров. Мифологема аномального в контексте художественной литературы

На протяжении всей своей истории любознательное человечество стремилось объяснить и классифицировать необычайные явления, не подпадавшие ни под какие определения, каноны и, соответственно, выпадавшие из ряда известных и привычных категорий. Впоследствии они получили название аномальных. Многие авторитетные ученые уже сошлись во мнении, что мифология сама по себе возникла как попытка зафиксировать те или иные невероятные события, которые в силу различных объективных исторических, социальных, психологических и, прежде всего, духовных причин не могли однозначно и онтологично трактоваться.

Существует великое множество определений категории МИФОЛОГИИ – привести их все здесь просто не представляется возможным. Суть МИФОЛОГИИ, как духовной и социальной, а также историко-культурной категории, неотъемлемой составляющей жизни любого общества выражена в свою очередь такими понятиями, как АРХЕТИП и МИФОЛОГЕМА. Что же собой представляют данные категории?

У них не меньше определений (в том числе и знаменитое определение АРХЕТИПА, данное Юнгом,  с которым носятся, как с писаной торбой – О.С.), но наиболее полным и точным среди них мне кажется определение АРХЕТИПА Йоханнеса Ирмшера и Ренате Йонс, приведенное в «Lexikon der Antike» («Словаре Античности»), изданного в Лейпциге в 1987 г. и выпущенного в русском переводе издательствами «Эллис Лак» и «Прогресс» в 1994 г.: «АРХЕТИП (греч. оригинал, прообраз), наиболее др. текст (реконструировать который можно чаще всего лишь гипотетически), к которому восходят тексты последующих рукописей» [Словарь Античности, 1994 : 53] .

Запомним это определение АРХЕТИПА, поскольку оно, на мой взгляд, является исчерпывающим и будет основным на всем протяжении нашего разговора. Категорию МИФОЛОГЕМЫ Ушаков определяет следующим образом: «Составной элемент мифологического сюжета» [Ушаков, 1988 : 287]. Из приведенных здесь, а также из великого множества других имеющихся определений двух интересных нам категорий становится предельно ясно, что АРХЕТИП – нечто устоявшееся в сознании, догма. МИФОЛОГЕМА же, напротив, символизирует процесс движения, динамики развития, эволюции того или иного онтологического сюжета.

При классификации мифологических, эпических, фольклорных текстов и других литературных памятников, уходящих своими корнями в область предания, а также авторских художественных текстов, у филологов, культурологов, этнографов, мифологов часто возникали определенного рода трудности, выражавшиеся в том, как выявить и обозначить достаточно зыбкую, почти неразличимую границу между АРХЕТИПОМ и МИФОЛОГЕМОЙ, поскольку  в сознании современного человека границы этих категорий практически стерлись.

Я со своей стороны, хочу предложить некий методологический инструментарий,      с помощью которого в дальнейшем можно было бы более четко разграничивать данные категории. Проверим его действие в контексте художественной литературы на примере конкретных произведений. МИФОЛОГЕ’МА, ы, ж. (лит). Составной элемент мифологического сюжета.

Рассмотрим, как отражается в контексте художественной литературы такое еще сравнительно мало изученное явление, как ЛЕВИТАЦИЯ. С его описанием мы встречаемся у ряда виднейших представителей отечественной литературы. Известный русский писатель, путешественник, краевед и этнограф конца XIX в. В.К. Арсеньев, ставший непосредственным свидетелем данного явления, к примеру, писал:

«…Собака моя плелась сзади. На тропе я увидел медвежий след, весьма похожий на человеческий. Альма ощетинилась и заворчала, и вслед за тем кто-то стремительно бросился в сторону, ломая кусты. Альма плотно прижалась к моим ногам… В это время случилось то, чего я вовсе не ожидал. Я услышал хлопанье крыльев. Из тумана выплыла какая-то масса, большая и темная, и полетела над рекой. Собака выражала явный страх и все время жалась к моим ногам. В это время послышались крики, похожие на вопли женщины… Вечером удэгейцы принялись оживленно обсуждать и говорить о том, что в этих местах живет человек, который может летать по воздуху».

После такого описания возникают точные ассоциативные параллели с персонажами произведений А.Н. Островского, Л.Н. Толстого и А.Р. Беляева.

Всем еще со школы памятны ключевые фразы из хрестоматийных монологов Катерины: «Почему люди не летают?.. Нет, я спрашиваю, почему люди не летают как птицы…» и Наташи Ростовой:  «…Нет, ты посмотри, что за луна!.. Ах, какая прелесть! Ты поди сюда, душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так вот бы села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки… и полетела бы. Вот так!». Продолжающий славную галерею, юноша Ариэль, был наделен даром ЛЕВИТАЦИИ свыше и не мог объяснить его феномен.

Случайны ли такие параллели? Думаю, нет. Подобная ассоциативная связь со свидетельством Арсеньева далеко не случайна. Она еще раз подтверждает выдвинутый мною выше тезис о тесном взаимодействии АРХЕТИПА и МИФОЛОГЕМЫ. Но, несмотря на поразительное сходство, у этих категорий есть и существенные различия. Так в чем же они состоят?

Прежде всего, в том, что рассказ Арсеньева – свидетельство очевидца, отличающееся обилием точных бытовых деталей, подмеченных писателем в ходе наблюдения странного происшествия, зафиксированный необычайный факт, который, хотя и не соответствует критериям, присущим эпическим литературным  памятникам старины глубокой, но может быть отнесен к области предания, что в итоге позволяет проанализировать его, пользуясь теми критериями, которые применимы при разборе древнего текста, т.е. оригинала, некоей семантической догмы.

В качестве образца семантической догмы, на мой взгляд, вполне уместно представить – агиографическое по своей сути – произведение греческого историка Флавия Филострата “Жизнь Аполлония Тианского”. Удивительные, необычайные способности Аполлония, подтверждавшие, как говорили современники, его божественную природу были отражены во множествах древних свидетельств, послуживших источниками – по собственному признанию  Флавия Филострата – для создания настоящего жизнеописания, ставшего впоследствии литературным памятником.

О своих источниках сам Филострат сообщает следующее: «Я собирал сведения о нем частью в тех городах, где его любили, частью в храмах, в которых по его указаниям были вновь введены уже позабытые обряды, частью из рассказов о нем разных людей, частью из его собственных писем — а писал он их и царям, и ученым, и философам, элеянам и дельфийцам, индийцам, египтянам. Он писал о богах, об обычаях, о нравах, о законах; и тех, кто погрешал против них, он порицал. Более же точные сведения я получил вот каким образом.

Был некий Дамид, человек, не лишенный образования, житель древнего города Ниневии. Он научился философии у Аполлония и описал его странствия, участником которых, по его словам, был и он сам, а также записал и его изречения, его беседы и все то, что он предсказывал. Запись этих воспоминаний, доселе никому не известных, кто-то из родичей Дамида передал императрице Юлии. Так как я принадлежал к ее кругу — ведь она любила все науки об искусстве слова и была их покровительницей, — она повелела мне обработать эти записи и позаботиться о том, чтобы они стали изящнее, ибо у Ниневитянина изложение было ясным, но неуклюжим.

Я нашел также книгу Максима Эгийского, собравшего все, что было известно о деяниях Аполлония в Эгах. Имеется и завещание самого Аполлония, из которого можно видеть, сколь боговдохновенна была его философия. О Мойрагене, составившем о жизни Аполлония четыре книги, говорить не стоит — он многого не знал об этом человеке. О том, как я собирал все эти разрозненные сведения и как я старался согласовать их между собой, я уже сказал. Пусть же мой труд принесет тому, о ком он написан, славу, а тем, кто ищет знаний, — пользу, ибо они научатся тому, чего ранее не знали».

Бесспорно, реальность или мнимость этих источников установить невозможно, но налицо достаточно убедительная, грамотно составленная цепочка фактов, превращающихся в мощные и более чем авторитетные аргументы, которые в XXI в. позволяют сделать правомерный вывод о том, что в начале III века существование некоей традиции об Аполлонии весьма правдоподобно. К тому же, что само по себе уже любопытно, многое в жизни и учении Аполлония созвучно Христову Евангелию смирения сердца. Для нас же, безусловно, представляет интерес следующий эпизод в произведении Флавия Филострата.

Когда Аполлоний пребывал в Риме, император Домициан подверг философа судилищу. Внезапно Аполлоний исчез на глазах императора и всех, кто находился рядом с ним. Филострат утверждал, что философ материализовался в этот же день на большом расстоянии от Рима. При помощи каких необычайных способностей или божественных проявлений произошла описанная телепортация? Был ли применен Аполлонием Тианским на практике в этом конкретном случае навык ЛЕВИТАЦИИ?

Такое вероятно, но, ни утверждать, ни отрицать природу этого явления мы пока что не в состоянии, поскольку ему дать объективную оценку невозможно, даже привлекая к этому все известные  методологические комбинации, находящиеся в арсенале современной науки; однако сомневаться в описании Флавия Филострата мы не можем по той простой причине, что его текст, ставший литературным памятником, кроме того, подпадает под критерии АРХЕТИПА.

Каковы же эти критерии? При анализе и классификации исследуемого источника (текста – О.С.) я предлагаю использовать следующие основные критерии:

1). Происхождение источника (история возникновения текста);

2). Наличие в источнике точных временных и бытовых деталей, как правило, наиболее полно характеризующих описываемую историческую эпоху и придающих тому или иному исследуемому источнику правдоподобие и достоверность;

3). Национальный колорит источника, как непременная составляющая его этнографического компонента;

4). Языковые средства и художественные тропы, используемые в источнике;

5). Достоверные биографические сведения о личности автора источника.

Таким образом, если мы будем следовать настоящей классификации, то, приведенный выше текст Арсеньева – будет определен, как АРХЕТИП АНОМАЛЬНОГО, а хрестоматийные монологи персонажей А.Н. Островского, Л.Н. Толстого и романтический образ юноши Ариэля из одноименного романа А.Р. Беляева – МИФОЛОГЕМА АНОМАЛЬНОГО.

У Арсеньева – констатация факта, у героев  А.Н. Островского, Л.Н. Толстого и А.Р. Беляева – фантазии на тему. Подкупающая достоверность, простота и будничность повествования Арсеньева, не позволяют усомниться в его истинности и правдивости. Эмоциональный подъем, чувственность, романтическая окрашенность монологов героев А.Н. Островского, Л.Н. Толстого и А.Р. Беляева, отсутствие точных бытовых деталей, безудержный полет мысли – позволяют сделать вывод, что в данном случае перед нами МИФОЛОГЕМА АНОМАЛЬНОГО, выраженная поэтизацией представляемого, мысленно конструируемого персонажами необычайного явления.

Они не являются ни его свидетелями, ни его участниками. Конечно, при том условии, что факт самоубийства Катерины никак не может быть расценен нами как попытка овладения техникой ЛЕВИТАЦИИ на практике. Необходимо отметить, что АРХЕТИП и МИФОЛОГЕМУ – при указанных отличиях – роднит то, что они повествуют об  одном и том же АНОМАЛЬНОМ ЯВЛЕНИИ – ЛЕВИТАЦИИ, навыке присущем в древности, согласно преданию, всему человечеству, но со временем ставшему легендой, нашедшей свое отражение в МИФОЛОГИИ.

На данном конкретном примере мы убедились в том, что АРХЕТИП по возможности скрупулезно воспроизводит реальность, какой бы необычайной и сверхъестественной та ни являлась, а МИФОЛОГЕМА творит, создает новую реальность и навязывает, внушает ее образ читателям.

На этот аспект следует обратить внимание, поскольку тот же Флавий Филострат затрагивает тему фантазии. Действительно, в его книге впервые в античной литературе появляется учение о творческой фантазии: Филострат противопоставляет египетским звероголовым богам прекрасные образы олимпийцев, созданные Фидием и Праксителем и восхваляет «фантазию, которая является более мудрым творцом, чем подражание» (VI, 19).

Элемент внушения, сознательного авторского гипнотического воздействия на читателя, в какой-то степени даже зомбирования (и это отнюдь не преувеличение! – О.С.),  присущ многим произведениям художественной литературы. Передача мыслей на расстоянии, навык общения мыслеформами стал объектом повышенного внимания со стороны многих писателей с древнейших времен по наши дни. Начиная с гомеровской «Одиссеи», 10 песнь которой повествует о чарах волшебницы Кирки (Цирцеи), превратившей спутников Одиссея в животных, несомненно владевшей навыками гипноза и телепатии, вплоть до произведений новейшей литературы.

Еще древние греки подметили сходство состояния загипнотизированного человека с состоянием пребывающего во сне. Отсюда собственно и название этого явления (по-гречески гипноз – hypnos – сон). Ученые пришли к выводу, что гипноз «специфическое психологическое состояние, сопровождающееся особыми филологическими проявлениями, внешне напоминающее сон и характеризующееся функционированием сознания индивида на уровне, отличном от обычного состояния бодрствования. Гипнотическому состоянию свойственны повышенные  восприимчивость и отзывчивость на внутренние психические стимулы, обычно отличающие реакцию на внешние обстоятельства» [Краткая философская энциклопедия, 1994 : 106].

Техника гипноза  сродни технике телепатии, с тою только разницей, что навыки гипноза сравнительно широко освоены в медицине и других сферах человеческой деятельности, а о телепатии современная наука пока еще имеет достаточно смутное представление.

Как же современная наука формулирует представление о телепатии как об еще не до конца изученном явлении? –  Несмотря на множество неразрешенных вопросов, касающихся телепатии, современная наука пришла к единодушному заключению: «ТЕЛЕПАТИЯ (от греч.  tele – вдаль, далеко и pathos – чувство) – передача мыслей на расстоянии без посредства органов чувств, т.е. без помощи языка, непроизвольного шепота или каких-либо чувственно воспринимаемых явлений, выражающих внутреннюю жизнь человека. Наука все больше и больше допускает возможность такого процесса» [Краткая философская энциклопедия, 1994 : 450].

Изучить и описать это явление, наряду с учеными, неоднократно пробовали писатели. На некое подобие телепатии у пчел и термитов указывает Морис Метерлинк в  «Жизни пчел» и «Жизни термитов». К этим произведениям Метерлинка как нельзя точнее подходит определение АРХЕТИП АНОМАЛЬНОГО, поскольку они отвечают пяти критериям классификации, предложенным мной выше. Наличие некоего телепатического дара или телепатических способностей у термитов отмечает и французский атлантолог, поэт и литературовед Дени Сора (1890 – 1958) в своих книгах «Атлантида и царство гигантов» и «Религия гигантов и цивилизация насекомых». «Первые человеческие сообщества, – утверждает он, – сформировались в окружении сообществ в высшей степени разумных и высокоразвитых насекомых. <…>  Исходя из этих обстоятельств, вполне резонно исследовать, как они влияли на человека: какие подражательные действия он совершал на пути самоорганизации, какие идеи заимствовал в своих стараниях понять мир» [Дени Сора, 2005 : 178, 179] .

Литература
1. Краткая философская энциклопедия. М.: Издат. группа «Прогресс»;
Энциклопедия, 1994.
2. Словарь античности / Ирмшер Й. М.: Элисс Лак; Прогресс, 1994.
3. Сора Д. Атлантида и царство гигантов. М.: Вече, 2005.

• Ключевые слова: мифолог,художествен,контекст,аномальн,архетип