Сергей Величкин, Петр Олексенко. Большая игра глобализаторов в Евразии

Еще 60 лет назад великий советский ученый и писатель Иван Ефремов (1908 – 1972), рассуждая о содружестве космических цивилизаций в своем романе «Туманность Андромеды» (1957г), задавал вопрос, актуальный и в наше время. Почему, даже достигнув достаточно высокого уровня в технике и потреблении, человеческая цивилизация так и не приблизилась к реализации своего высшего предназначения (познания Вселенной по Ефремову), а находится на грани самоуничтожения?

Фото 1. Иван Ефремов (1908 – 1972) – советский палеонтолог, доктор биологических наук, писатель-фантаст и социальный мыслитель

Как показывает история человечества, высокий уровень знаний человека и технический прогресс сами по себе еще не гарантируют прогрессивного развития цивилизации. Если в обществе экономика стоит над духовностью, то само общество развивается как общество потребления, руководящей линией для правителей и элиты является выгода.

Западная модель экономического развития, ориентированная на потребление, привела человечество к глобальному экономическому и духовному кризису. При такой модели экономики получается порочный круг: хочешь развиваться – увеличивай потребление, а ресурсы, обозначенные общей экономической моделью, которая ограничена глобалистской моделью мироустройства, не бесконечны, отсюда и навязанная борьба за их обладание.

Более того, человечеству в конце ХХ века сообщили, что его развитие пришло к однополярному миру, что еще более усугубило ситуацию, поскольку однополярность ставит во главу угла ложные цели – например, прибыль, хотя экономика по своему предназначению должна удовлетворять жизненные потребности общества.

Земной шар с однополярным миром – словно шар, балансирующий на одном пальце как крутящийся мяч. Существование Мира с единственным центром невозможно, т.к. в этом случае нельзя поддерживать равновесие. Скатывание к мировой катастрофе неизбежно.

Несостоятельность однополярной системы мироустройства уже очевидна. Она означает тупик глобализации в форме распространения идеологизированной модели общества потребления на основе растворения национальной идентичности и отторжения гетеросексуальной нравственности, а с нею – этики, которая ставит в центр социума семью, а основой прогресса видит труд.

Глобализация как уплотнение всех связей приводит, с одной стороны, к огромному росту возможностей для сильных игроков. Но, с другой стороны, одним из неизбежных следствий развития глобализации является резкий рост относительного неравенства стран, который повышает социальную напряжённость.

И как результат, тупиковый вариант глобализации породил современные вызовы и угрозы – международный терроризм, смыкающийся с трансграничной преступностью, которая  базируется на торговле наркотиками, оружием и людьми, разрушение природной среды вплоть до деградации климата, истощение природных ресурсов и распространение пандемий, грозящих вымиранием человечества.

Земной шар с двухполюсным Миром – словно шар, удерживающийся за полюса двумя пальцами, уже более устойчивая система. Борьба и сотрудничество двух противоборствующих систем СССР и США способствовали технологическому развитию человечества, однако это противоборство не только не решило многие глобальные проблемы, но и увеличило их количество.

Фото 2. Всемирно известный символ мира

Земной шар с  многополярным Миром – это все равно как шар в двух ладонях (фото 1). Идея полицентрического Мира является защитной реакцией – Мировым Инстинктом Самосохранения. Иной альтернативы нет.

Многополярный Мир тем и отличается от остальных концепций, что дает шанс для развития каждому государству, даже прежнему мировому гегемону. Нельзя никого загонять в тупик, право на реализацию своих внутренних возможностей имеет каждое государство.

Сегодня многие эксперты считают, что разрешить современный глобальный кризис можно только путем построения нового мирового порядка, а элиты многих государств считают, что новый порядок можно установить только с помощью силы. В этих условиях альтернативой выступает многополярность как естественная для современного мира форма взаимодействия государств в их противостоянии перечисленным вызовам и угрозам.

Восток и Запад

Преобладание по населению, территории и по исторической освоенности делает Евразию основным полем разгоревшейся битвы, и в этом плане Евразия оправдывает характеристики, данные «Хартленду» классиками геополитики.

Фото 3. “Хартленд” “римленд” по Х. Маккиндеру и Н. Спикмену

Многонациональные государства и государственные союзы Евразии были основаны на совместимости национальных интересов разных народов, которые произрастают из их этно-культурной идентичности, имеющей этическое ядро, совместимое с традиционными человеческими ценностями.

В новейшей истории мы стали свидетелями дробления и распада здесь в Евразии многонациональных государств, но не как результата развития истории, а как результата противостояния Запада и Востока, в котором Запад представляет «островной» архетип  цивилизации, а Восток – «континентальный» тип цивилизации.

Это, конечно, отдельная большая тема, но именно здесь кроются ответы на многие вопросы по поводу происходящих в наше время событий. Цивилизации континентального типа – это, как правило, многонациональные страны с сильной традиционной культурой и традиционными устоями, они «генетически» сохраняют традиционные человеческие ценности в условиях нарастающей угрозы их забвения под влиянием ложных ценностей общества потребления, которые навязываются Западом.

Именно западному менталитету присущи: индивидуализм, прагматизм, приоритет материальных ценностей над духовными; здесь считается, что ложь – это хорошо, она даёт преимущество. Всем понятиям, в том числе и духовным, был дан денежный эквивалент, отсюда и непоколебимая уверенность, что тот, у кого больше денег, тот и прав. И сегодня мы наблюдаем, как западным менталитетом поражается все больше стран.

Итоги глобализации

Глобализм преподносился и продолжает преподноситься как эволюционная необходимость регулирования взаимозависимостей между странами и народами, определяющих безопасность международной системы и всех ее структур. На деле же глобалисты проводили и проводят политику, основанную на праве вмешиваться во внутренние дела других стран с позиций общечеловеческих ценностей, и навязывании своей воли странам с иной культурой.

В условиях однополярной модели мироустройства, которая сформировалась после окончания холодной войны между двумя полюсами, СССР и США, глобалистами был разработан и вполне успешно осуществлялся сценарий поэтапного «глобализирования» традиционных геоисторических сущностей – распада России и усечения Китая.

В случае с бывшим СССР мы стали свидетелями откола закавказских и среднеазиатских республик и подступа к «отрыву» кавказских и поволжских автономий с попутным обнародованием планов расчленения Сибири, Дальнего Востока и Урала.

Фото 4. С 1955 г. Синьцзян-Уйгурский автономный район, СУАР, регион на северо-западе Китая, по размерам сопоставимый с Монголией

В случае с Китаем – налицо практическая деятельность «глобализаторов» по отторжению Тибета и Синьцзяна (фото 4) с вероятной перспективой того же рода для китайской Маньчжурии (фото 5)

Фото 5. Маньчжурия, историческая область на северо-востоке Китая

и Внутренней Монголии (фото 6), если судить хотя бы по резвости заокеанской дипломатии в Улан – Баторе, а также поглощения Севера Кореи Югом.

Фото 6. Внутренняя Монголия, автономный район на севере КНР

Индии и Юго-Восточной Азии, странам АСЕАН’овской «десятки» (Бруней, Вьетнам, Индонезия, Камбоджа, Лаос, Малайзия, Мьянма, Сингапур, Таиланд, Филиппины) «глобализаторы» отводили роль, прежде всего, плацдарма и «пушечного мяса» в укрощении Китая. Важным элементом утверждения названных стран в такой роли стало форсированное формирование внутри их национальных элит отдельных социальных групп, повязанных имущественными интересами и образованием на служение интересам «глобализаторов».

При этом сами «глобализаторы» полновесно опирались на фундамент британских наработок времён «большой игры» двух предшествовавших веков; этот фундамент и поныне многим представляется прочным и действенным инструментом для глобализации.

К таковым наработкам относится, например, так называемая тибетская проблема в отношениях Индии с Китаем. Тибет – район Центральной Азии, расположенный на Тибетском нагорье, с 1950 г. входит в состав КНР (фото 7).

Фото 7. Тибет

Её суть – в назойливо раздуваемом «императиве индийской заинтересованности в независимости Тибета». В реальности же указанный постулат был сформулирован британской колониальной администрацией Индии еще в ХIХ веке как обоснование собственных экспансионистских планов в отношении Тибета, в свою очередь служивших обустройству глобальной цели окончательного подчинения и разделения Китая.

Также при формировании внешнеполитического курса независимой Индии британская дипломатия приложила воистину неординарные усилия, чтобы добиться в Дели полной политической преемственности своей линии. Достаточно вспомнить регулярные поездки первого индийского посла в Советском Союзе (которым, кстати, была родная сестра Дж. Неру Виджая Лакшми Пандит!) в Лондон для обстоятельного обсуждения своих служебных проблем. И это в дополнение к рутине дипломатической шифрпереписки с собственной столицей через Посольство Великобритании в Москве!

Однако тогда не удалось обеспечить такой преемственности в должной мере: указанный курс складывался как непростая производная взаимного воздействия, с одной стороны, вполне лояльного мировосприятию бывших колониальных хозяев менталитета вышколенной ими бюрократии «индийской гражданской службы» (пресловутых brown sahibs – смуглокожих господ) и, с другой стороны, националистических амбиций лидеров победившего освободительного движения, которые в большинстве поддерживали главу первого индийского правительства Джавахарлала Неру с его либеральными ценностями и социал-демократическими идеалами.

Все это привело к тому, что в первое же десятилетие после обретения независимости в 1947 г. Индия быстро рассталась со статусом британского доминиона, отказалась от участия в военных блоках, создаваемых Западом против СССР, и стала предпринимать шаги к налаживанию отношений с Китаем на принципах добрососедства. Здесь мы можем вспомнить о том, что знаменитые пять принципов мирного существования впервые были изложены в индийско-китайском соглашении 1954 года. Тогда Китайская Народная Республика и Республика Индия неожиданно для себя стали законодателями политической моды. В дальнейшем, на основе всего этого Индия провозгласила особый, до того неслыханный курс неприсоединения, который положил начало глобальному феномену «Движения неприсоединения».

Фото 8. Страны, участвующие в Движении неприсоединения. Синим цветом обозначены члены Движения неприсоединения, голубым — наблюдатели.

Интересно отметить, что Движение неприсоединения, по сути, явилось попыткой стран так называемого третьего мира превратить третий мир в самостоятельную международно-политическую силу.

 «Тибетская проблема»

«Тибетская проблема» в индийско-китайских отношениях на этом фоне всплыла, по нашему мнению, в контексте серьёзных внутриполитических проблем становления обоих государств.

В случае Китая это необходимость ускоренного, а потому жёсткого установления контроля над окраинами властью, утвердившейся в Пекине в результате победы в гражданской войне. При этом угроза внешней интервенции, которая в контексте Корейской войны была вполне реальной, и необходимость параллельно форсировать экстренные решения громадных и острейших социальных проблем определили бескомпромиссность действий китайского режима, в том числе в Тибете.

В Индии же к концу 50-х годов вполне проявилась нерешённость не менее грозного комплекса «проблем пост-колониального развития» половинчатыми мерами эклектичной программы правящего Индийского национального конгресса (ИНК). В результате активизировались оппоненты Дж. Неру как слева, так и справа. Причём как в виде появления сильных оппозиционных партий, так и внутри самой правящей партии, где правым удалось воспользоваться успехами индийских коммунистов, чтобы насторожить Дж. Неру, у которого за постоянную критику со стороны последних не было причин их любить в связи с появлением «агрессивного коммунистического гиганта прямо на границе».

Отсюда неожиданная острота и предметность реакции Дели на подавление анти-пекинских беспорядков в Тибете в 1959 году в сопоставлении с достаточно протокольной реакцией Дели на восстановление контроля над Тибетом со стороны центральной китайской власти в 1950-51годах.

Фото 9. Дхармшала, резиденция Далай-Ламы

После же предоставления Далай-ламе убежища в Дхармшале  (Фото 9.) в индийском штате Химачал-Прадеш конфликт из-за прохождения границы между двумя странами, никогда толком не установленной на большем её протяжении, был делом времени. Что и произошло в 1962 году (Китайско-индийская пограничная война).

Вопрос о независимости Тибета всерьёз не встал и тогда, но идею о необходимости для Индии иметь некие рычаги воздействия на ситуацию в этом обширном стратегически важном районе удалось надолго закрепить в индийском политическом дискурсе. Однако для Китая эта идея была и остается сугубо неприемлемой.

Таким образом, корни более чем полувекового спора Индии и Китая о границе – не столько в неясности её прохождения в труднодоступных малонаселённых горных районах, «согласованного» английскими конкистадорами с корыстолюбивыми цинскими чиновниками десятилетиями ранее «по карте», сколько в столкновении амбиций двух молодых элит, поражённых головокружением от открывшихся великодержавных горизонтов.

Феномен Пакистана

Как известно, появление Пакистана и Бангладеш стало результатом политики Великобритании по разделу Индии на государства по религиозному признаку.

Фото 10. Мусульманское государство Пакистан

На геополитической карте феномен Пакистана (фото 10) заключается в его осевом значении для системы межгосударственных отношений в Южной Азии.  Уникальность этого одного из крупнейших геополитических новообразований состоит в том, что данное государство было создано на основе религиозного принципа. Соответственно, вся внешняя политика Пакистана, призванная обеспечить его независимость, территориальную целостность и суверенитет, была подчинена поискам союзников в противостоянии с Индией, которая по существу его и породила.

Потому вступление государства в созданные Западом блоки Багдадский пакт (позднее СЕНТО) и СЕАТО, в понимании элиты Пакистана, делало Запад таким его союзником. И то, что это «автоматически» превращало Пакистан в противника СССР, против которого на самом деле данные блоки и нацеливались, пакистанские правящие круги, вполне искренне настроенные антикоммунистически, никак не смущало.

Более того, китайско-индийское столкновение 1962 года проложило путь к установлению особых отношений Исламабада с Пекином. Этому также способствовал разрыв отношений, а затем и переход к конфронтации между СССР и КНР. С другой стороны, сближение Москвы с Дели, сыгравшее важную роль в индийско-пакистанском конфликте 1971 года и образовании Бангладеш, воспринятом в Пакистане как национальная катастрофа, закрепило Пакистан в роли союзника США и Китая.

Пакистан закрепил свой выбор в биполярном мироустройстве времён «холодной войны» еще и тем, что взял на себя роль посредника в установлении отношений между Пекином и Вашингтоном, а затем стал главной базой необъявленной войны против левого режима в Афганистане, поддержанного присутствием в этой стране советского воинского контингента,

Все это позволило Пакистану наработать для себя серьёзный капитал – как тогда представлялось в Исламабаде, – надёжные (бессрочные!) гарантии сохранения независимости и территориальной целостности. Одной из таких гарантий стало появление у Пакистана атомного оружия и негласное подтверждение «единственной сверхдержавой» приемлемости ядерного паритета на субконтиненте.

Однако в настоящее время для пакистанской элиты возникает проблема в связи со сценарием глобалистов для Азии, который предусматривает, как говорилось выше, сдерживание Китая и использование для этих целей Индии. Необходимым условием его реализации является выстраивание таких отношений с Дели, в которых не остаётся места статусу «особого союзника» Вашингтона для Исламабада.

Это, прежде всего, относится к Афганистану, в котором Индия сегодня видит себя ведущей внешней силой. Для Пакистана это реализация наяву кошмара летального враждебного окружения. Причём Дели активно подыгрывает Кабулу, настойчиво требующему от Исламабада пресечения поддержки мятежных талибов их пуштунскими союзниками из пакистанского приграничья. Выполнить это требование полностью Пакистан, пожалуй, при всём желании не может без риска поднять против себя все силы пуштунского национализма.

Фото 11. Пуштунистан (также называется Пахтунистан или Пуштункхва что означает “земля Пуштуны”) – географический исторический регион заселения коренными пуштуннами, где преобладают язык и Пуштунская культура.

При этом следует помнить, что в Пакистане за 70 лет существования ещё более усугубилось доминирование Пенджаба, более сильного экономически и более развитого социально, в ущерб трём остальным составляющим его провинциям – Синду, Белуджистану и сменившему ряд названий Пуштунистану.

В этих условиях значение китайского вектора в пакистанской внешне политике, естественно, повышается. Более того, снятие Вашингтоном прежних гарантий и уменьшение подкреплявшей их существенной военной и финансовой помощи, по сути, толкает Исламабад к поискам альтернативных опций. И одной из них, пожалуй, выглядит чётко прослеживающееся стремление Исламабада к развитию отношений с Россией.

Сказанное ставит перед названными четырьмя странами, включая Россию, задачи, не имеющие простых решений. О том, в каком направлении движутся их поиски сегодня, говорит принятое на саммите Шанхайской организации сотрудничества в Ташкенте в июне 2016 года и окончательно реализованное через год решение о принятии Индии и Пакистана в полноправные члены этой организации.

Наблюдатели, хорошо знающие историю взаимоотношений южно-азиатской пары, оправданно видят в этом решении России и Китая, поддержанном их центрально-азиатскими союзниками, определённый риск. Оно, однако, знаменует крупный сдвиг в соотношении сил в регионе, да и в глобальном плане, пока неочевидный за нагромождениями информационных войн и дипломатических интриг, использующих обломки наследия колониальных времён и эпохи «холодной войны».

Кашмирская проблема

Наиболее известной из них является кашмирская проблема – спор между Индией и Пакистаном за обладание уникально расположенным на стыке их границ с Китаем по соседству с Афганистаном и Таджикистаном бывшим княжеством с преимущественно мусульманским населением, управлявшимся династией индусских махараджей. Заложенная британскими колонизаторами матрица раздела субконтинента в 1947 году предсказуемо привела при таком раскладе к череде вооружённых конфликтов (1948, 1965, 1971 и 1999 гг.) и яростной полемике соседей на международных площадках, включая ООН.

Фото 12. Кашмир

Сегодняшняя реальность в Кашмире – существование на большей его части индийского штата, а на остальной – особой пакистанской провинции («Азад Кашмир»), за вычетом северных малонаселённых районов (Аксай Чин), контролируемых с 1962 года Китаем. При этом индийцы, не признавая законности обладания соседей над названными частями Кашмира, дают понять, что готовы признать окончательной границей с Пакистаном линию прекращения огня, сложившуюся в результате вооружённых конфликтов. Пакистанцы же требуют проведения плебисцита под международным контролем, ссылаясь на давние решения ООН.

Между тем, «Азад Кашмир» в Пакистан так, по сути, и не интегрировался. Зато там угнездилось семейство выпестованных пакистанскими спецслужбами экстремистских террористических групп, заточенных на подрывную деятельность в индийском Кашмире. В свою очередь в этом последнем в силу целого ряда внутри-индийских факторов довольно широкое распространение получила поддержка проекту образования независимого государства Кашмир, несмотря на всю его тупиковость. При всей безнадёжности и внешних, и внутренних попыток сломать статус-кво многолетнее жёсткое, порой кровопролитное, противостояние сепаратистов с армией и силами безопасности, поддерживает в Кашмире постоянную напряжённость.

Экстремистские же организации подобно джину, выпущенному из бутылки, действуя в значительной мере без оглядки на пакистанские интересы (хотя даже те из них, которые подверглись официальному запрету, сохраняют связи с влиятельными элементами пакистанского «deep state»), добиваются исключительно нарастания противостояния с Индией в весьма для этого невыгодных условиях.

Сценарий для Афганистана

Для «глобализаторов» особая роль Афганистана как катализатора и дополнительного рычага содействия реализации базовых сценариев в отношении России и Китая вытекала как из его уникального географического положения, так и из потенциала, наработанного для этих целей на заключительном этапе «холодной войны». Ведь сама «холодная война» представляла собой не что иное, как способ ликвидации «биполярности» (то есть геополитической реальности того времени), которая блокировала воплощение (ещё не получившего сегодняшнее наименование «глобализации») замысла создания всемирной империи зла под издевательским ником «свободного мира».

Фото 13. Афганистан

Сценарий для Афганистана в последней четверти ХХ века сплетался с концепцией «Большого Ближнего Востока», суть которого – ликвидация арабских режимов с потенциалом сопротивления однополярности (Ирака, Ливии, Сирии) и удушение Ирана, который  однозначно в эту однополярность не вписывался. Судя по исполнению на практике, концепцию предполагалось реализовать с привлечением «мягких» разновидностей исламского экстремизма.

Извращённый «романтизм» просматривается в задействовании при этом «старых добрых» рецептов британского колониализма по провоцированию столкновений племён, кланов и сект по принципу «разделяй и властвуй» и возбуждению черни столичных базаров на загадочно вспыхивающие в унисон с ними бунты со всеми атрибутами «восточных зверств».

Глобализаторы и региональные центры в Азии

Сталкивая мондиалистов – сторонников однополярности с националистами крепнущих азиатских региональных центров (а это сплошь многонациональные государства с территориальным ядром, населённым титульной национальностью, и национальными окраинами), глобализация поощряет рост сепаратизма.

В России это проявилось в Чечне, но отзвуки процесса также присутствуют на Кавказе и в Поволжье. В Китае резко оживились соответствующие движения в Тибете и Синьцзяне.

В Индии ситуация отмечена своеобразием. Сепаратистские сюжеты насчитывают не один десяток лет: в дополнение к упоминавшейся кашмирской проблеме это почти столь же застарелые движения Северо-Востока – за независимость Нагаленда, Трипуры, а 80-е годы их дополнили схожие движения за сепаратные Ассам, Бодоленд и Горкхаленд, в западной части Индии – за Халистан.

Однако, в 90-е годы на фоне процесса складывания нового, «большого» среднего класса за счёт масштабного вовлечения сельского хозяйства в товарно-денежные отношения в хиндиязычном хартленде и ряде штатов юга, по этим районам страны прокатывается новая волна размежевания штатов – на окраинах крупнейших Уттар-Прадеша, Бихара и Мадхья-Прадеша, образуются. соответственно, Уттаранчал, Джаркханд и Чхаттисгарх, а на окраинах штата Андхра-Прадеш – Теленгана.

Сепаратистские движения существуют также и в Пакистане (Белуджистан, Синд, Пуштунистан), Шри Ланке (разгромленное движение тамилов), Непале (проблема Мадхеса), Мьянме (Шан, Карен, Чин, Ракхайн, Качин, Мон), на юге Таиланда и Филиппин, в индонезийской провинции Ачех. Следует особо упомянуть проблему курдов в Турции, Ираке и Сирии. Не свободен от этой проблематики и Иран (те же курды, белуджи, в прошлом – азербайджанцы и арабы Хузестана).

Для большинства этих движений в последние 25 лет характерны активизация и радикализация идеологических штампов «глобализаторов», ощутимых в пропаганде, особенно либеральных доктрин, получивших широкое распространение при администрации Обамы.

Таким образом, в сегодняшней «большой игре» в Азии сторонники однополярности своё господство над огромным континентом стремятся утвердить путём поощрения сепаратизма, обеспечивая его ведением гибридных информационных войн с задействованием либеральных «пятых колонн». Цель – ослабление складывающихся новых полюсов силы, в том числе путём столкновения их между собой.

Большая игра в Азии

В противовес «глобализаторам» поднимающиеся центры силы, консолидируясь политически, вступают во взаимодействие на основе совпадения значащих интересов, нередко на базе традиционных ценностей и всегда – с выраженной направленностью противостояния либеральным глобалистским «ценностям» в их современном англо-саксонском прочтении.

Среди таких интересов – взаимное признание и обоюдное гарантирование суверенитета и территориальной целостности.

Одной из общих тенденций для названных полюсов, питаемых конфронтацией с глобализмом, является запрос на сильного лидера, способного решительно противостоять центробежным процессам. Феномены Путина, Си Цзиньпина, Моди, каждый по-своему, это подтверждают.

Здесь важно подчеркнуть, что ни один из сегодняшних сепаратистских проектов нежизнеспособен без массированной и разносторонней внешней поддержки. В принципе опыт азиатских государств, не имеющих выхода к морю (например, Афганистана, Бутана, Монголии и Непала), свидетельствует о том, что без «особых» отношений с крупным соседом такие образования обречены на внешнее поглощение (пример – Сикким в Индии, Тува в России).

Многие эксперты не без оснований считают, что независимость Курдистана, Кашмира или Тибета сегодня в каждом случае взорвала бы ситуацию на континенте. Такой подход не отвечает интересам «новых центров силы», но определённо создаёт соблазны для глобалистов-однополярников. Очевидное удобство для последних создаёт сама обстановка «контролируемого хаоса» – когда в мутной воде, вспоминая название известного рассказа Сэлинджера, «хорошо ловится рыбка-бананка».

В этом плане не стоит переоценивать нередко звучащие, особенно со страниц «толстых» солидных академических изданий на Западе довольно аргументированные сетования экспертов на недальновидность тех или иных шагов американских администраций, то там, то тут ведущих к «никому не нужной дестабилизации». Подобные ламентации в лучшем случае наивны.

Чаще же, как представляется, этими публикациями прикрывается циничный и по-своему не лишённый логики расчёт на сохранение видимости «борьбы вокруг выработки внешнеполитического курса». Это позволяет «умеренным» политикам в странах, подвергающихся давлению и вмешательству со стороны США, блокировать должные меры по противодействию реальной американской политике.

Кстати говоря, именно поэтому и срабатывают «оранжевые революции» в отношении дискредитирующих себя бездействием амбивалентных, приспособленческих режимов. Они с успехом подменяют прямые военные интервенции типа вьетнамской войны 60-х – 70-х годов прошлого века, на которые у «глобализаторов» сегодня попросту нет сил.

Имеется в виду не столько людских сил и техники (полуторатриллионный бюджет США потянет и вторжение, и блицкриг), сколько политического ресурса для продолжительной войны с ощутимыми человеческими потерями. А ведь войну пришлось бы вести практически без «вклада» людскими ресурсами со стороны союзников. Об этом свидетельствует опыт коалиций в Афганистане и Сирии, возглавляемых американцами.

     Таким образом, «большая игра» в Азии в англо-саксонском формате продолжается, и суть этой игры – повальная глобализация, а другими словами – обесчеловечивание человеческой цивилизации.

На данный момент правила этой игры установил Запад. Сама игра, в его понимании, похожа на шахматную партию, где роль фигур выполняют национальные государства. Причём ранг фигур и правила игры устанавливает сам глобальный игрок, каковым себя считают США, полагая, в силу своего островного менталитета, что они вправе менять правила игры в свою пользу, “жонглируя” понятиями общечеловеческих ценностей.

Новые тенденции

Как представляется, в основе всех этих планов лежит представление о современном мире, строящееся на огромной переоценке собственных сил США и поразительной недооценке возможностей оппонентов. Авторы концепции исходят из того, что колоссальная военная и экономическая мощь супердержавы позволяет в обозримой перспективе с позиций силы решать любые политические задачи, в том числе в Азии.

Между тем, на деле сокращение американского экономического веса уже вынудило вашингтонскую администрацию ввязаться одновременно в несколько экономических войн, исход которых неочевиден. При этом, определённо сталкивая США с западно-европейскими союзниками, они размывают тот фундамент в виде консолидации всего «свободного мира» под «лидерством» Вашингтона, на котором все сверхдержавные расчёты, собственно, и покоятся.

С другой стороны, брошенные американцами в последнее время в грубое пренебрежение межгосударственными договорённостями, не говоря уже об обещаниях и заверениях, в рамках указанного силового давления вызовы азиатским игрокам – прежде всего, Китаю, Ирану и Турции – вполне зримо создают общие для этих стран интересы, подвигают их к взаимодействию. На наших глазах приобретает значительное ускорение и новую, расширенную повестку завязавшийся в начале века региональный диалог.

События в Афганистане довольно быстро сделали собеседниками упоминавшейся выше Шанхайской Организации Сотрудничества, возникшей в 2001 году как дискуссионная площадка для обсуждения проблем сопредельных центрально-азиатских стран с их ключевыми соседями Россией и Китаем («шанхайская шестёрка», 1996), расположенных к югу Индию, Иран и Пакистан – первоначально в качестве наблюдателей, добавив тему исходящих с афганской территории вызовов к казалось бы дежурному для государств с новыми общими границами перечню общих интересов в сфере безопасности.

Именно развёртывание событий в Афганистане, где глобализаторы постарались трансформировать учреждённую решениями ООН миссию поддержки правительства страны в его противостоянии силам международного терроризма в экспедиционный корпус НАТО с геополитическими задачами, что обернулось превращением Афганистана в центр поставки террористов и наркотиков, прежде всего, в северном направлении, заставило ШОС более пристально заняться данной частью своей повестки.

Фото 14. Совместные военные учения стран – членов Шанхайской организации сотрудничества

Отсюда – учреждение в 2002 году Региональной антитеррористической структуры, принятие в июне 2017 года Конвенции ШОС по противодействию экстремизму её Астанинским саммитом. Более того, в конце августа 2018 г. на российском полигоне Чебаркуль прошли совместные антитеррористические учения вооруженных сил ШОС «Мирная миссия – 2018» с участием Китая, Индии и Пакистана, что невозможно было даже представить еще несколько лет назад.

Запуск в 2015 году с завершением в 2017 процедуры приёма в члены организации из наблюдателей Индии и Пакистана, оформление в 2016 статуса наблюдателя в дополнение к Ирану и Монголии Афганистану и Белоруссии, а партнёра по диалогу – Турции, Шри-Ланке, Азербайджану, Армении, Камбодже и Непалу знаменовал превращение ШОС в глобального игрока и фактически прообраз нового центра силы. И дело не только в появлении у неё согласованной Стратегии развития до 2025 года, а затем и плана её реализации, в сопряжении проектов ЕАЭС и Экономического пояса Шелкового пути, подкрепляемым стремительным развитием Азиатского банка инфраструктурных инвестиций.

Анализ документов последних саммитов ШОС, выступлений лидеров её ведущих стран даёт основания говорить о возможности создания объединения на базе направляющих нравственное и духовное развитие человеческой цивилизации подлинно моральных принципов, предлагающего взаимодействовать на основе компромисса прагматических интересов ради выживания в мире кризисных потрясений, порождаемых арьергардными засадами глобализаторов.

И чем истеричнее санкционный угар и многовекторные авантюры в сфере торговых и информационных войн устроителей «новой большой игры», тем притягательнее такая альтернатива в глазах субъектов прокладывающего себе дорогу нового многополярного мирового порядка, тем более тщетны расчёты хитроумно использовать их в качестве объектов своих манипуляций.

© С.В. Величкин, 2018

Публикация на Тelegra.ph

См. еще:

Katehon. ВЭФ-будущее – глобализация, трансгуманизация и 4-ая промышленная революция

В ближайшей перспективе ВОЗ может стать мировым правительством

• Ключевые слова: глобализатор,глобалист,мировой порядок,Еврази,большая игра