Aes_si. Полная реконструкция женской наготы в античности: Палестра (+18)

[Аталанта побеждает Пелея в борьбе на поминальных играх. Роспись чернофигурного сосуда. Ок. 500 г. до н.э.]

Гимнасии, т.е., в прямом соответствии с этимологией, места для обнаженных упражнений, были известны еще в греческой архаике. Так, афинская литературная традиция полагала учредителем первой афинской палестры (т.е. частного гимнасия) легендарного царя Тесея, личность которого позитивистской историей достоверно не устанавливается (разброс предположительных дат жизни от XIII до IX в. до н.э.):

Он [Тесей] первый изобрел искусство борьбы и в дальнейшем от него берет начало наука, как надо бороться; а прежде при борьбе полагались только на величину тела и силу. (Павсаний, “Описание Эллады” I.39)

В самих Афинах эти учреждения всегда были открыты только для мальчиков и юношей, женский пол из них заведомо исключался. Это были очень консервативные учреждения: существуя не менее 12 столетий и развиваясь крайне медленно, своей законченной формы они достигли уже в римскую эпоху:

Набор общих упражнений, в течение столетий постоянно обогащавшийся, достиг полного расцвета во II—III веках н. э. Ходьба по пересеченной местности, бег на ограниченном пространстве (порядка 30 м), бег по кругу, пробежки вперед и назад, бег и прыжки на месте, удары ногами по ягодицам (упражнение, принятое среди спартанских женщин), выпад ногой в прыжке, движения руками, хейрономия, не говоря уже о более сложных занятиях, таких как упражнения на канате, игры с мячом и обручем. (А.-И. Mappy, “История воспитания в античности”)

В отличие от континентальных ионийцев (региона Аттики), дорийцы и островные ионийцы поощряли физические упражнения девочек и девушек, вероятнее всего, также “с самого начала”, возводя местную традицию к другим легендарным основателям с примерно такой же расплывчатой датировкой (Ликургу, Гераклу и т.п.)

Вообще же, рассматривая сообщения источников, нельзя не отметить наличия своего рода “чересполосицы” в отношении к атлетической женской наготе. Иначе говоря, то или иное практическое (не философское) отношение к данному явлению не выходило за границы того или другого полиса и не менялось с момента его основания и до римских времен, а никакого обычая, общего для всей Эллады, попросту никогда не существовало:

Дорийцы, и особенно Спарта, в этом отношении менее зависели от предрассудков. Когда Платон (в “Государстве”) требует, чтобы юноши и девушки совершали гимнастические упражнения на общих основаниях и — что само собой разумелось в ту эпоху — обнаженными, мы слышим в его требовании отголосок спартанской точки зрения, но можем также понять, почему умственная ограниченность педантов — несомненно существовавшая, хотя и не господствовавшая в его время — считала такие предложения неуместными. Тем не менее его требование было проведено в жизнь также и в не дорийских государствах — по крайней мере жителями острова Хиос, где, согласно ясному свидетельству Афинея, никто не считал для себя зазорным присутствовать в гимнасиях на состязаниях обнаженных юношей и девушек в беге или борьбе. (Ганс Лихт, “Сексуальная жизнь в Древней Греции”)

Мнение Лихта подтверждается также анонимным источником конца V века до н.э.:

Перейду к тому, что считают безобразным государства и народы. У лакедемонян, например, считается прекрасным, чтобы девушки упражнялись (в палестре) и являлись (публично) с открытыми руками (т.е. в дорическом хитоне) или (вовсе) без хитонов; у ионийцев же это безобразно. (Анонимный софист. “Двойные речи”)

Некий отдаленный аналог античной ситуации в современности можно найти в законодательствах уровня штата в США, до унификации последних десятилетий также формировавших “чересполосицу” относительно самых разных аспектов повседневной жизни. Оставим, впрочем, в стороне замечание о “предрассудках” на совести Лихта с его убогим либерализмом и ретропроекциями 1920-х: мы говорим о глубоко традиционном обществе, точнее, об обществах. И если для Афин традиционным было отчуждение женского пола от физического воспитания, то для Спарты, Хиоса и других полисов, в т.ч. и не греческих (см. ниже) традиционным было, напротив, включение женского пола в это воспитание. Консервативная позиция везде заключалась в дорефлексивной защите традиционных установлений. Оспаривать консервативную позицию могла лишь философская рефлексия, однако реакцию философов также следует считать предсказуемой: как правило она заключалась в ограниченном теоретическом интересе к чужим установлениям, которые, тем не менее, эффективно продолжали оставаться чужими. Случай Платона интересен лишь тем, что его интерес (к чужим спартанским порядкам) был несколько менее ограниченным и, можно даже сказать, несдержанным.

Далее мы приводим широко известное сообщение Плутарха (из римской императорской эпохи Антонинов) о спартанских установлениях:

Ликург оказал должное внимание и женскому полу. Девушки должны были укрепляя тела: бегать, бороться, бросать диск, кидать копья, чтобы их будущие дети были крепки телом в самом чреве их здоровой матери, чтобы их развитие было правильно и чтобы сами матери могли разрешаться от бремени удачно и легко благодаря крепости своего тела. Он запретил им баловать себя, сидеть дома и вести изнеженный образ жизни. Они, как и мальчики, должны были являться во время торжественных процессий без платья и плясать и петь на некоторых праздниках в присутствии и на виду у молодых людей. Они имели право смеяться над кем угодно, ловко пользуясь его ошибкой, а с другой стороны, прославлять в песнях тех, кто того заслуживал, и возбуждать в молодежи горячее соревнование и честолюбие.
Кого они хвалили за его нравственные качества, кого прославляли девушки, тот уходил домой в восторге от похвал, зато насмешки, хотя бы и сказанные в шутливой, не оскорбительной форме, язвили его так же больно, как строгий выговор, так как на празднике вместе с простыми гражданами присутствовали цари и старейшины. В наготе девушек не было ничего неприличного. Они оставались по-прежнему стыдливы и далеки от соблазна, напротив, этим они приучались к простоте, заботам о своем теле. (Плутарх, “Сравнительные жизнеописания”)

Деятельность Ликурга александрийскими хронографами (Эратосфен, Аполлодор) относится к IX в. до н.э.

Сведения Плутарха о традиционности допуска девушек в Спарте к гимнасическому воспитанию, хотя и будучи очень поздними, подтверждаются независимыми источниками, оставляющими поначалу известное разногласие, касающееся одновременности занятий для разных полов:

Согласно Стобею (Sermones, 44. 41), юноши и девушки [в Спарте] упражнялись раздельно; согласно Еврипиду (“Андромаха”, 591) – вместе. (Ганс Лихт, “Сексуальная жизнь в Древней Греции”)

Однако мнение Стобея относится к еще более поздней, ранневизантийской эпохе (V век н.э). Оно не может считаться классическим и совершенно ничтожно. Синхронные же сообщения подтверждают совместность упражнений и, следовательно, обнажения. Наиболее ценным является место из Еврипида (V век до н.э.):

Спартанке как и скромной быть, когда
С девичества, покинув терем, делит
Она палестру с юношей и пеплос
Ей бедра обнажает на бегах…
Невыносимо это… Мудрено ль
Что вы распутных ростите? (Еврипид, “Андромаха”)

В отличие от Плутарха, пытающегося ловить стоических единорогов на римской радуге пуризма и дидактизма (эти единороги перекочевали затем к абсурдным классицистам XIX века), синхронный Еврипид не оставляет никаких сомнений в эротической инклюзивности происходящего (“распутных ростите”, а не “далеких от соблазна”) в подобной палестре. Разумеется, мы поверим, скорее, Еврипиду, а не Плутарху, для которого Эллада была уже “страной эльфов”, тем более, что Афиней в своем “Пире мудрецов” недвусмысленно сообщает, причем в контексте перечисления гомосексуальных воинских братств, что

У спартанцев, как говорит Гагнон-академик, существует закон обращаться до брака с девушками, как с мальчиками.

прозрачно намекая там самым, что традиционная в Афинах педерастия в Спарте затрагивала девушек, которые, таким образом, были открыты для орального и межбедренного секса (по Нефедкину, скорее всего ошибочно, анального, см. А.К. Нефедкин, “Нагота греческого воина: героика или реальность?”)

Вместе с тем, надо все-таки отдать должное и Плутарху. Ведь в осуждение спартанских практик Афинами иногда приводят мнение из “Истории” Геродота о том, что “Женщины вместе с одеждой совлекают с себя и стыд.” Но мнение это принадлежит вовсе не Геродоту (который его просто передает) а Гигесу, телохранителю тирана Кандавла, то есть варвару par excellence. Разумеется, мнение варвара никоим образом не могло быть нормативирующим для эллинов. Поэтому Плутарх не забывает отметить в своем “Наставлении супругам”, что “не прав был Геродот (да не Геродот это! – прим.), сказав, что вместе с одеждой женщина совлекает с себя стыд; напротив, женщина целомудренная, снимая одежду, облекается в (одну лишь) стыдливость“.

Таким образом, Плутарх допускает, по крайней мере, что сама по себе публичная женская нагота хотя-бы в теории может сочетаться с “сексуальной благопристойностью” как ее понимали в Афинах в его время.

Меж тем, реальным спартанцам на всю эту веками продолжающуюся в отношении них афинскую рефлексию было попросту глубоко наплевать. Спартанки, способные с успехом заменять юношей, никак не могли быть, конечно, “целомудренны” или даже “далеки от соблазна”, но не были они и как-то по-особенному развратны. Они просто не связывали эротическую регуляцию с количеством одежды на теле, в отличие от жителей полисов, испытавших континентально-ионическое (азиатское) влияние, включая в их число и Афины, для которых, несмотря на наличие и других тенденций, это влияние всегда было определяющим, что и нашло выражение в тексте Еврипида. Плутарх, в свою очередь, видел в спартанской старине то, чего в ней определенно не было, а именно мраморную бесчувственность, в качестве воображаемого “гаранта” благопристойности, как бы подразумевая, то такого “гаранта” лишены, например, хорошо знакомые ему современные беотийки.

Прибавим к сказанному и ценное указание Овидия (I век до н.э.), предельно тщательно следовавшего усвоенному аттическому нарративу:

Можно Тезея понять, свершившего подвигов много,
Он — великий герой — первый похитил тебя.
Видел, как ты, по обычаю Спарты, нагая в палестре,
Средь обнаженных юнцов соревновалась в прыжках. (Овидий, “Послание Париса Елене”)

Итак, на этих скудных, но вполне достаточных основаниях можно заключить, что, собственно, палестра в Спарте являлась a) совместной, b) одновременной и c) обнаженной для обоих полов, и что в упражнения для девушек там входили прыжки (по мнению историков античного спорта прыжки в палестре производились многократно, с двух ног), а также (согласно Плутарху) борьба и упражнения со снарядами. Что же касается упоминаний Еврипидом пеплоса и хитонов анонимным софистом, то

Нам превосходно известно, что в Спарте девушки занимались гимнастическими упражнениями столь же серьезно, как и юноши; трудно сказать, были ли они в этом случае полностью обнаженными или просто легко одетыми, — об этом много спорили ученые мужи как в древности, так и в новое время. Абсолютно достоверного ответа на этот вопрос, однако, дать невозможно, так как слово gymnos (как уже отмечалось выше) означало не только обнаженный, но и одетый только в хитон; к тому же этот вопрос едва ли настолько важен, чтобы тратить на него много времени. В любом случае несомненно, что спартанские девушки исполняли физические упражнения пусть и не совершенно обнаженными, но одетыми настолько легко, что не могли не вызвать возмущения или, выражаясь точнее, чувственного возбуждения у ревнителей современной нравственности; еще более вероятно, что данный обычай время от времени претерпевал определенные изменения.
Если беспристрастно рассмотреть многочисленные отрывки из древних писателей, приводящих сведения по данному вопросу, то нельзя не прийти к выводу о полной наготе девушек; таково же мнение и римских авторов, не без довольной ухмылки или молчаливого одобрения говорящих о nuda palaestra, или нагой палестре спартанских девушек, — я имею в виду Проперция, Овидия и Марциала. Этим объясняется и то, почему выражение вести себя по-дорийски приобрело значение обнажаться, причем это объяснение остается в силе и в том случае, если во время физических упражнений девушки были одеты в легкую повседневную одежду (описанную выше), из-за которой остальные греки нередко насмехались над ними как над оголяющими бедра.

(Ганс Лихт, “Сексуальная жизнь в Древней Греции”)

Сегодня мы все-таки уже можем дать точный ответ на этот вопрос. В самой палестре, занимаясь прыжками, борьбой между собой и гимнастическими упражнениями, девушки были действительно полностью обнажены и покрыты маслом, во всем подражая юношам. Особенно фигуристые девушки уже могли при этом использовать защитные бандажи для груди, которые делались из льняной ткани. Впервые такой бандаж под названием kestos упоминается еще в “Иллиаде” (Афродита подарила его Гере). Бандажи широко распространились затем в Риме, где в ходу было до 4-х вариантов таких “топов”.

Девушки-гимнасистки были традиционно посвящены Артемиде, и всякое сексуальное насилие в их отношении исключалось, а любые инциденты немедленно доводились до сведения гинекономов. Тем не менее, для схваток с юношами немногие девушки, которые отваживались на такие поединки, дополнительно обматывали промежность и бедра орнаментированой повязкой, т.н. диазомой. При этом член юноши был инфибулирован (подвязан) во избежании травмирования (инфибуляция являлась атлетическим стандартом для мужчин). Все это делало вполне возможным физический контакт даже в смешанных атлетических группах. Смешанные единоборства в античном мире действительно встречались, поддерживались мифологическими сюжетами и изобразительным искусством. Дошедшие до нас многочисленные изображения сцен борьбы легендарной аркадийки Аталанты с героем Пелеем не оставляют сомнений в том, что художник делал их, основываясь на современных ему (спартанских и этрусских) практиках:

[Борьба Аталанты и Пелея. Прорисовка с этрусского бронзового зеркала]

До нас дошел и редкий аттический глиняный рельеф (ок. 460 г. до н.э.) изображающий смешанный поединок:

В то же время состязания в беге, проходившие за стенами палестры, определенно следовали другой, более “одетой” парадигме, включавшей использование пеплоса (о беге подробно – в следующей части обзора).

Подытожим:

На голом теле женщины носили напоминающий сорочку хитон, форма которого была фактически единой для всей Греции, за исключением Спарты. В Спарте девушки обычно не пользовались другими предметами одежды, кроме этого хитона, заканчивавшегося выше колен и имевшего высокий боковой разрез, так что бедра при ходьбе полностью обнажались. Этот факт единодушно подтверждается не только несколькими авторами, которые не оставляют никаких сомнений в его истинности, но засвидетельствован также вазописью и другими памятниками изобразительного искусства; таким образом, можно с полной уверенностью говорить о том, что, хотя греки в целом были народом достаточно привычным к виду обнаженного тела, этот наряд спартанских девушек в других местах был предметом насмешек. Поэтому их называли «показывающими бедра», «девицами с обнаженными бедрами», а выражение «одеваться на дорический манер» относилось к тем, кто щедро «обнажал большую часть тела». Занимаясь гимнастикой и другими физическими упражнениями, спартанки снимали с себя и это единственное одеяние и выступали полностью обнаженными.

(Лихт)

Какой физической формы в результате такого образа жизни достигали спартанки, можно видеть не только на многочисленных изображениях античных атлеток в купальнях с керамических сосудов, но и из текста комедии “Лисистрата” Аристофана (IV в до н.э.):

Лисистрата
Почтеннейшей спартанке, Лампито, привет!
Какой красою блещешь ты, любезная!
Румяна как, и телом как упитана!
Да ты быка задушишь!
Лампито
Ну, еще бы нет!
Не зря ж борюсь я, прыгаю и бегаю.
Клеоника
А что за груди! Твердые и круглые!
Лампито
Ты что ж меня, как жрец голубку, щупаешь?

(Лис., 77-79)

Подстрочный перевод этого фрагмента на английский, как водится, куда более информативен:

Lysistrata: Rushes over to Lampito and, impressed by her body, begins to fondle it excitedly, lasciviously.
Hello Lampito! Oh! Oh, my darling Spartan! How positively fructiferous is your beauty. What a colour what a vigorous, horny body! Darling, I think you could strangle a bull with this body!
Lampito: Yeah, I think I could, too. I exercise regularly. I mean very regularly and I go through every bit of me, every bit of me – including my bumhole!
Lysistrata: Mmm! Your titties, too!
Lampito: Hey! Why are you groping me like that… like some sacrificial cow?

(Translated by George Theodoridis, 2000)

[Отдыхающее женское общество на росписях Евфрония (ок. 510 г. до н.э.). По стандартам нашего времени все эти женщины могут быть отнесены к профессиональным тяжелоатлеткам, однако Евфроний рисовал всего лишь знакомых гетер средней руки]

// Лисистрата: набрасывается на Лампито, и пораженная формами ее тела, принимается ласкать их с возбуждением и страстью.
Привет, Лампито! Ох, ох, моя дорогая спартанка! Как положительно изобильна твоя красота. Что за окрас, что за энергичное, напряженное тело! Дорогая, я полагаю, что ты с таким телом сможешь задушить быка!
Лампито: Не, ну а чё, я и сама думаю, что смогу. Я его регулярно упражняю. Не, ну реально регулярно, типа, каждую клетку, каждую клетку, и даже задний проход!
Лисистрата: Ммм! И титьки тоже!
Лампито: Эй! Чего это ты щупаешь меня как это… как какую жертвенную телку? //

(Перевод наш)

Неудивительно, что при всего лишь чуть более адекватном воспроизведении античных нарративов, ложный мрамор классицистов попросту растворяется в атмосфере, живо напоминающей современные секты “инстасамок” и “фитоняшек”. Причем достигнуть такой формы могли не только спартанки но и (при желании) любые незамужние свободные женщины. Для этого им всего лишь надо было вращаться в мужском обществе, т.е. перейти в категорию “подруг”.

[Две из четырех подруг Евфрония – Палайсто и Секлина]

Действительно, обычаи Спарты вовсе не были чем-то исключительным или тем более маргинальным для Восточного Средиземноморья. Считать так попросту категорически неверно. Спарта чрезмерно “переоценена”. Проблема здесь заключается лишь в избирательной сохранности литературных источников. Спарта глубоко въелась в историческую память лишь потому, что она была крайне интересна Афинам, а Афины – Риму. Нам же, убогим, необходимо в каждый момент времени помнить о том, что все дошедшие до нас античные текстуальные источники обрывочны и случайны и не удовлетворяют минимальным статистическим критериям, а то “античное” здание, производящее на непосвященного впечатление целостности, является академическим (ренессансным и классицистским) “домом с химерами”, которое было построено в основном в XV–XIX вв. новоевропейскими троглодитами из обломков самых разных нарративов и с большим трудом подвергается ревизии в XX-XXI вв. Отчасти компенсировать дефицит текстуальных источников по интересующему нас вопросу помогают источники изобразительные. Тем не менее, даже только из одних лишь литературных источников нам известны приблизительные гомологи спартанских установлений: это обычаи острова Хиос и этрусских городов:

К тому же в эллинистическую эпоху Спарта была не единственным городом, где на равных правах с мальчиками был открыт доступ к физическому воспитанию и для маленьких девочек и девушек-подростков. Оставляя, естественно, в стороне профессиональную атлетику, мы узнаем, что, к примеру, на Хиосе девушки получали то же спортивное образование, что и юноши, причем занимались на одних и тех же площадках. (А.-И. Mappy. “История воспитания в античности”)

Марру и Лихт опираются на следующее свидетельство Афинея (II в. н.э.):

В Спарте хвалят обычай обнажать девушек перед гостями. А на Хиосе приятно даже ходить по гимнасиям и смотреть на беговые дорожки, потому что там юноши состязаются вместе с девушками… (Афиней, “Пир мудрецов”)

[Остров Хиос]

Здесь важно отметить использование Афинеем именно настоящего времени в описании хиосских обычаев. Иначе говоря, еще и в конце II в. н.э., при императоре Адриане, любопытствующий “турист” на Хиосе мог стать не просто случайным свидетелем женской атлетической наготы (как в фантазии Мережковского), а именно совместных публичных обнаженных спортивных состязаний разных полов. В Спарте тот же римский “турист” мог бы свободно посмотреть на местных девушек, участвующих в гимнопедиях. Такова была, на манер так называемых малых народов Крайнего Севера или Южной Америки, степень постпассионарной “консервации” местных традиций, уже полностью анахроничных для эпохи, когда жил Афиней, и происходивших из глубин раннего железного века. Говоря грубо, римляне, вслед за Плутархом, идеализировали спартанских “чукчей”, поскольку они (как и этруски) были для них живым символом примордиального состояния мира, которое для римлян было уже закрыто.

[“Спарта” в наши дни: реликтовые бразильские племена Явалапити и Шингу, служащие забавой для туристов со всего света]

Афиней также повторяет широко растиражированное, но совершенно не понятое европейской современностью свидетельство Феопомпа (IV в. до н.э.) об этрусской коммуне:

У этрусков, тоже безмерно роскошествующих, по словам Тимея в первой книге [“Истории”] рабыни прислуживали мужчинам обнаженными. Феопомп пишет в сорок третьей книге “Истории”: “У этрусков женщины общие. Они (этрусские женщины) очень заботятся о своем теле и занимаются гимнастикой иногда друг с другом, а часто и с мужчинами, потому что нагота у них не считается бесстыдством. (Ibid.)

[Бронзовая фигурка “народной” Венеры из алтаря. II век н.э. Весьма далекая от римского дворцового скульптурного карго-канона, от всех “пудик” и “каллипиг”, эта фигурка дает некоторое представление о желаемых стандартах женского тела в простонародной италийской среде]

Сведения о физическом равноправии этрусских юношей и девушек также подтверждаются богатым археологическим материалом:

[Этрусский бронзовый сосуд (циста) с навершием, изображающим обнаженную атлетическую пару. Фигурки мужчины и женщины имеют одинаковый рост, что подчеркивает их равный статус]

Забавляет то игнорируемое обстоятельство, что сам Феопомп был… хиосцем. Поэтому это его свидетельство об этрусских установлениях, достаточно близких его родным хиосским, должно считаться не пейоративным (ругательным), как постоянно ошибочно указывают, а мелиоративным (одобрительным). Проще говоря, это “подмигивание”, это “пользуясь случаем, хочу передать привет” этрускам (с которыми греки были не только прекрасно знакомы, но и создавали комплиментарные синойкии в Великой Греции).

[Этрусский бронзовый стригил (скребок) с навершием в виде атлетки-юниорки со скребком. Р – Рекурсия]

Эту часть обзора мы завершаем “лаконским” фрагментом из использованных Мережковским элегий Секста Проперция (I в. до н.э.) в двух переводах:

Мы восхищаемся часто уставом лаконской палестры,
чаще – гимнасием для девушек, Спарта, твоих.
Разоблачась, в непостыдной игре упражняются девы
недалеко от мужчин, разгоряченных борьбой.
Бешено брошенный мяч лови не лови – не поймаешь,
катится обруч, на нем громко звенят бубенцы.
Там достигает предела бегунья, покрытая пылью,
раны панкратия там девушки сносят легко.
Дева для боя ладони свои перевяжет ремнями,
или метнет, раскрутив, в небо увесистый диск.
Или на кряжах Тайгета (на прядях иней искрится),
не уступает в гоньбе своре отцовских собак.
Кони копытами бьют, мечом препоясано тело
белое; полая медь девичий лоб бережет.
будто она – амазонка из воинства, что в Термодонте
плещется; волны реки бьют в обнаженную грудь.
Или, как Поллукс и Кастор на мелководье Эврота,
этот – в борьбе чемпион, в скачках нет равных – тому.
Рядом – Елена нагая; по слухам, она не стеснялась,
братьев-богов, наравне с ними оружье брала.
Стало быть, Спарты закон не дает разлучиться влюбленным,
но дозволяет прильнуть к деве у всех на виду.
Страха за девушек нет, взаперти держать их не надо,
и не боятся юнцы мести суровых мужей. (Перевод Г. Стариковского)

[Пелей со скребком и Аталанта в купальне. Роспись дна краснофигурного сосуда]

Я восхищаюсь спартанскими борцовскими школами,
Но больше всего мне нравятся правила борьбы,
По которым девушки и мужчины могут бороться голышом –
Спартанцы находили такие упражнения полезными.
Обнаженные, они далеко бросают мячики,
Они способны терпеть тяжесть единоборства в панкратионе,
Они надевают на руки мягкие ремни для кулачного боя,
Они закручивают и кидают в воздух тяжелый диск,
Они ездят галопом по кругу в шлемах до бровей,
Они пристегивают мечи к своим белым как снег бедрам,
Они мчатся так, что капли сверкают у них в волосах,
А решимость и страсть горят на их лицах,
Как Амазонки на берегах Понта на закате дня
Они бросаются в бой с обнаженной грудью.
Подобно Елене они тренируются на берегах Евроты,
С обнаженными сосками и с мечами в руках…
Вот вдруг появились мальчики-сверстники,
Они наблюдают за тренировкой, не краснея –
А девушки не боятся, им не нужно охраны,
Не видно вокруг тяжелых осуждающих взглядов,
По обычаям любовники могут обниматься не скрываясь; (Подстрочный перевод)