Александр Елисеев. Святогор – старец с Черной горы – царь Гипербореи?

По сведениям арабского историка и географа X в. Аль-Масуди, один из «царей славян» построил на Черной горе здание, в котором славяне «имели статую бога в виде Сатурна». В античной традиции Сатурн-Кронос считался царем Золотого Века, пребывающим в арктическом регионе (Гиперборее) в состоянии «мёртвого сна». Скорее всего, в сообщении Аль-Масуди речь идет о былинном Святогоре, чей образ связан с горами. В былинах не упоминаются к.-л. подвиги и деяния Святогора, он изображается спящим в седле по пути на Святые Горы, где находится предназначенный ему гроб. Все это позволяет допустить, что Святогор – мертвец, первый свергнутый и убитый царь гиперборейского Золотого века. Похожие черты имеет Кощей, «чахнущий над златом» (что указывает на царя Золотого века), тоже находящийся в горах и свергнутый братом (по имени Кош), подобно тому, как Йиму/Яму сверг его брат Спитьюра. Как повелитель подземного мира Кощей идентичен Вию, чье имя происходит от Ния – славянского аналога Плутона.
0
307
Святогор

Арабский путешественник, историк и географ Аль-Масуди (10 в.) сообщает про славян: «Другое здание было построено одним из их царей на Чёрной горе, его окружают чудесные воды, разноцветные и разновидные, известные своей пользой. В нем они имели большую статую бога в образе Сатурна, представленного в виде старика с палкою в руке, которою он двигает кости мертвецов из могил. Под правой его ногой находятся изображения пречёрных воронов, чёрных кральев и чёрного винограда, а также изображения странных абиссинцев и зандцев».

Теоним «Сатурн», несомненно, указывает на Сатурна-Кроноса, который, в античной традиции считался царем Золотого Века, пребывающим в некоем арктическом регионе, в состоянии «мёртвого сна». Как представляется, речь идёт о былинном Святогоре, чей образ теснейшим образом связан с горами. (О роли гор в жизни славян см. «Древние славяне и символизм Горы»)
Обратимся к весьма любопытному исследованию С. В. Кончи «Былины о Святогоре и вопрос об историзме былинного эпоса» («Древняя Русь. Вопросы медиевистики»). Он отмечает следующие существенные черты характеристики указанного богатыря:

«1. О его подвигах и прошлых деяниях ничего не известно, по ходу сюжета он также не
совершает каких-либо значительных действий.

2. Он не может жить (находиться) вне Святых гор, хотя все же Илья Муромец обычно
встречает его на пути к этому месту.

3. Он крайне инертен; во время встречи с Муромцем он изображается спящим в седле и
почти не чувствует наносимых ему ударов.

4. Ото сна он пробуждается, лишь прибыв на Святые горы, и только здесь впервые замечает
Илью, которого везет с собой.

5. Он неизбежно умирает в обоих сюжетах о нем. Его смерть предопределена уже заранее,
предназначенный ему гроб ожидает его на его «родных» Святых горах.

Все эти черты, явно мало совместимые с богатырским «статусом» и великанской мощью, находят свое объяснение, если допустить, что Святогор есть не кто иной, как мертвец, находящийся на пути к месту последнего упокоения… Умерший выдающийся воин, коим является былинный Святогор, по всей видимости, не носил этого имени при жизни, т. е. живого Святогора никогда не было. В противном случае, эпос непременно сообщил бы о его прежних деяниях. Образ Святогора, скорее, выглядит воплощением мертвеца как такового, безотносительно к его прижизненному прошлому. Само слово «святогор», по-видимому, является эвфемистическим обозначением умершего, в какой-то степени аналогичным современному «покойный».

Если Святогор аналог мертвеца, то можно предположить, что он и был первым мертвецом. Точнее даже первым свергнутым и убитым царём – причём, царём гиперборейского Золотого Века.

Иранская традиция сообщает о том, как первочеловек и царь Золотого Века Йима был разрезан надвое своим братом Спитьюрой. Последний, скорее всего, был близнецом Йимы, чьё имя этимологизируется как «близнец», «двойник». И мотив двойственности (близнечности) здесь очень важен – он выражает дуальность мира, которая возникла в результате метакосмической катастрофы «Большого Взрыва», который разделил, расчленил, разнёс Тотальный Субъект. Свержение царя Золотого Века как бы воспроизвело («распиливание») это самое расчленение.

Кстати, в данном плане можно и нужно вспомнить «нашего» царя Кощея, «чахнущего» именно над златом». Здесь явное указание на царя Золотого Века, свергнутого кем-то из своих. Ийму свергал брат Спитьюра, а у Кощея тоже был брат Кош, к которому он, в сказках, едет на крестины. Место убитого царя Иймы-Джамшида занял трёхголовый дракон Ажи-Даххака, которого вполне можно отождествить с трёхголовым Змеем Горынычем.

Исследователь Владимир Орлов замечает: «Кощей Бессмертный и Змей Горыныч во многом схожи между собой не только по применению активной наступательной тактики. Как и Кощей, живущий на Стеклянных горах, Змей Горыныч тоже горный обитатель, чья обитель расположена в горах Сорочинских… Кощей так же необычайно богат, а пополнять запасы пленников, как и Горыныч, летает на Русь. При этом и тот и другой предпочтение отдают хорошеньким женщинам…. Ну, и, наконец, и Кощей, и Горыныч необычайно живучи. Их смерть находится вне их, поэтому сразить ни того, ни другого в открытом бою нельзя. Смерть Кощея сокрыта «на море-океане, на острове на Буяне стоит дуб зелёный, под тем дубом зарыт [в другом варианте висит на ветвях на двенадцати цепях] сундук железный [в архаичных вариантах каменный], в том сундуке заяц, в зайце – утка, в утке – яйцо»…

Про смерть Змея Горыныча информированные источники сообщают следующее: «есть на море остров, на острове камень, в камне заяц, в зайце утка, в утке яйцо, в яйце желток, в желтке каменёк – это и есть Змеиная смерть; надо только добыть каменёк и бросить им в Змея». («Спасти Кощея»)
И всё-таки это разные персонажи. Но тогда получается, что Кощей и Змей – «близнецы-братья», причём, последний – образ небытийного полюса, тотальной периферии – Мирового Змея. А первый – образ бытийного полюса, Центра, Царя Мира.

Кощея называют «Бессмертным», хотя он и умер. Но умерев на физическом плане, он оказывается центральной фигурой, в некоем междумирье, находясь на границе с миром мёртвых (в нашей оптике – с Навьим миром теней). Он – царь мёртвых и, данном качестве, как бы и бессмертен.

Возникает вопрос об убийстве Кощея, которое приписывают Ивану Царевичу, в чьём можно увидеть образ Царя (Царевич!) мира. Но можно и предположить, что его именно приписывают.

Показательно, что в Сказке есть и другой Иван, который также противостоит Кощею в борьбе за Марью Моревну. Речь идёт о богатыре Иване Годиновиче, который борется за руку и сердце Марьи Моревны. В конечном итоге, она выбирает не этого богатыря, но именно Кощея. Они привязывают Годиновича к Дубу, что возможно указывает на подчинение неких низших сил нетварной вертикали Древа миров.

И тут прилетает ворон или два голубя (тут не исключено указание на двойственность и близнечность). Ворон напророчил Кощею, что не владеть ему Марьей. В гневе Кощей пустил стрелу, которая вернулась назад и его же убила. Марья хочет убить Ивана Годиновича, но её сабля только рассекла его путы. Тогда Годинович жестоко расправился с Марьей. Сначала он отрубил ей руки, потом – ноги, далее – губы, и, наконец, голову.

Тут уже перед нами явно нечто инфернальное. И можно предположить, что Иван Годинович есть некая пародия на Ивана Царевича, на Царя Мира, на сверхличностный принцип, бытийный полюс мира. Тогда он является небытийным полюсом, Змеем, пытающимся окончательно подчинить Мировую Душу и, тем самым, погубить её. Марью рассекают, что указывает и на процесс рассечения Первочеловека в результате изначальной метакосмической Катастрофы.

Святогор – архетип Мертвеца, «живет» на «Святых горах» (Кощей на Хрустальной горе), они же именуются «Сиверскими», то есть «Северными». Это указывает на Гиперборею, Норд, Полюс.

Выше уже отмечалось, что в античной традиции существовало представление о Царе Золотого Века Кроносе-Сатурне, который сброшен с престола, но пребывает «во сне» – в некоем далеком северном регионе. И по этой причине арктическом море называется Кронидским морем.

Вообще, гора – очень двойственный символ. На её вершине наш плотный мир непосредственно соприкасается с райско-ангелическим регионом Духа. Но внизу проходит граница с Навью, миром теней, регионом Души. (Там же расположено и инферно, хотя к нему нельзя сводить весь «душевный» регион.) Вспомним ведийскую космогонию, у священной горы Меру есть два входа – один ведёт на небо, а другой – в подземелье. Вспомним и о вышеуказанном «дуализме» Севера, путь к которому может привести в Гиперборею, но может вывести и в подземный мир вампиров-мегамикров, поклоняющихся Рептилиям.

Двойственен и сам Святогор. Перед тем как заснуть, он пытается передать свою силу богатырю Илье Муромцу. В разных вариантах былины Илья должен для этого сделать разные манипуляции, в том числе и полизать кровавую пену Святогора. Илья, однако, отказывается, он вбирает лишь часть огромной силы Святогора, понимая, что отождествление себя с Силой – психоэмоциональной стихией Души – только растворит его в данной стихии и сделает рабом Нави.

А вот здесь Святогор выступает как «переродившийся страж» («Перерождение стражей»), змеевидный гигант, который пытается вобрать в себя всю мировую Силу, выпить всю кровь и пожрать всю плоть. Илья отказывается от «гигантической» части Святогорова наследства, но принимает часть «титаническую», наследуя изначальным титанам в их борьбе против олимпийских «богов»-узурпаторов. («Зевс: история одной узурпации»)

Сам Муромец – образ Героя, который поднимает знамя Консервативной Революции Царя («Царь Мира, Илья Муромец и путь Героя»)
Речь идёт о возрождении полноты Царского, при том, что сам исторический первый убитый и свергнутый царь (первый убитый человек) как бы носит внутри себя и некий «негатив», ставший причиной его свержения. В упомянутой выше иранской традиции утверждается, что Йима возгордился и возомнил себя творцом мира. А его аналог Джамшид (который был распилен змееобразным Заххаком-узурпатором) стал считать себя богом. Собственно говоря, тогда-то вельможи и пригласили Заххака.

Итак, Святогор населяет Северную Гору, и, скорее всего, «покоится» где-то на пограничье миров. Их три – наш мира, Дух (Рай) и Душа (Навь). На пограничье первого и второго миров, в предельном удалении от Нави находится сверх(но не вне)личностный Царь Мира. А на пограничье первого и третьего, расположился Змей.

Первый свергнутый и убитый человек и первый свергнутый царь, который после смерти стал царём мертвых; Кащеем Бессмертным, который бессмертен потому, что живет и после смерти – обитает в некоем пограничье трёх указанных регионов. Он онтологически ниже Царя мира, но связан и с Миром Духа. Он онтологически выше Змея, но связан и с Навью.

Однако, пришло время вернуться к описанному Массуди «старцу Сатурну», который попирает своими ногами какие-то вредоносные существа – «воронов», а также «абиссинцев и зандцев».

Последние, судя по всему, это вышеразобранные «чудь» – «дивьи люди», зверолюди (люди-чудовища), которых древнейший Белый Царь загнал под землю, в низшие регионы Сокровенного Царства, которым правит Царь Мира, Вайшванара, Белобог. А надзирает над ними – «царь мертвых», Святогор-Кащей, бывший некогда Государем Золотого Века. Он же возвышается над «Черной», чернобожьей горой, точнее над её нижним сектором, символизируя победу над силами тьмы.

Старец с Черной горы – это, несомненно, и гоголевский Вий, имя которого, судя по всему, есть переработанное имя славянского бога Ния.

Об этом божестве писали средневековые польские авторы Ян Длугош (15 век) и Матей Стрыйковский (16 век). Первый сообщает: «Плутона прозывали Ныя (Nya); его считали богом подземного мира, хранителем и стражем душ, покинувших тела, и просили у него после смерти провести в лучшие места преисподней, и поставили ему главное святилище в городе Гнезно, куда сходились изо всех мест».

Второй более лаконичен: «Плутона же, бога пекельного, которого звали Ныя, почитали вечером, просили у него по смерти лучшего, усмирения непогоды».

На гоголевского Вия (Ния) очень похож один персонаж русского сказочного цикла, повествующего о том, как Иван (Бычич, Крестьянский Сын) победил чудо-юд, многоголовых чудищ, змеев. Герой уничтожил не только рептилий, но их жён, после чего их мать (некая ведьма), отвела его к повелителю подземного мира, своему мужу. В сказке, содержание коей привёл А. Н. Афанасьев, он описывается так: «Старик лежит на железной кровати, ничего не видит: длинные ресницы и густые брови совсем глаза закрывают. Возьмите-ка вилы железные, подымите мои брови и ресницы черные, я погляжу, что он за птица, что убил моих сыновей». («Народные русские сказки». М.: Наука, 1984.)
Любопытно, что бровастый старик не убивает Ивана, но соревнуется с ним и проигрывает. То есть, это не такой «злостный персонаж», как Змей. Но они явно в родстве. И тут нужно вспомнить о Кощее, который также повелитель подземного мира (тот же Вий, Ний, бровастый старик, Грозный старец Черной горы). У него был брат-близнец Кош, он же – Змей Горыныч (Гора).

Здесь заметна двойственность царского начала. Вий, Ний, Старец, Кощей (он же Святогор) – это первый свергнутый и убитый царь. Его свергли неправедно, коварно, но это было следствием его гордыни. Царь этот охраняет подземную часть Сокровенного царства, куда заключена зверочеловеческая «чудь». Царь Мира онтологически выше Грозного Старца, но он отдаёт ему «должное». Так, согласно индоарийкой традиции, Агни-Вайшванара уступает Яме место владыки в царстве мертвых.

*) Вия, описанного Гоголем, обычно воспринимают, как инфернального персонажа, а Хому Брута как несчастную жертву. Это, конечно, не так. На самом деле, Хома сам выбрал инферно, жертвой которого и стал. Сначала он оборонялся, но потом – вошел в раж и стал уже самозабвенно убивать старуху, которая олицетворяла собой темную сторону внешне прекрасной девы.
Сам Вий не так уж и инфернален. И веки у не случайно такие большие. Взгляд Вия убивает, вот он и скрывает свои очи, поднимая их только в особых случаях. А есть и такая трактовка – своим взглядом Вий не убивает, а снимает действие оберега. Хома, находившийся в обережном круге, умирает от собственного страха. Не случайно же в конце повести товарищ Хомы, Тиберий Горобец утверждает: «А я знаю, почему пропал он, оттого, что побоялся. А если бы не боялся, то бы ведьма ничего не смогла с ним сделать».
Хома испугался потому, что не верил в силу обережного круга и молитвы, был далек от Традиции. Сакральное мало что значило для него, хотя он и собирался посвятить ему свою жизнь; он был совершенно мирским. И столкнувшись с инферно – зациклился на Силе (насилии), совершил ненужное, для спасения своей жизни, убийство. Внутреннего же стержня у него не было.
А Вий, открывая свои глаза, показал всю ничтожность обережной защиты Хомы-неверующего. Конечно, в повести он инфернален, но всё же как-то дистанцирован от прочей нечисти (что указывает на его изначальный статус царя подземного мира, расположенного на пересечении трёх миров).
Образ Грозного старца побуждает вспомнить образ Грозного Царя Ивана Васильевича. Опричный Государь символически выражал Попа Ивана, а отрубленные собачьи головы на седлах опричников – великую сакральную борьбу с демонической агентурой, с «песьеглавцами», которые изображены на лицевых апокалипсах эпохи Ивана Грозного.

Как уже отмечалось, согласно «Откровению Мефодия Патарского», эти кинокефалы в конце времён вырвутся наружу, предводительствуемые языческими «царями» – Гогом и Магогом. Это будут подземные чудовища-чудаки, действующие заодно с наземными обитателями, которые окончательно опустятся на дно онтологии. Также необходимо вспомнить Святого Александра Невского, разгромившего псов-рыцарей, пришедших с навьего Запада на реке Неве (Нави). И он же разгромил и утопил западных псов смердячих (одно из названий реки, текущей в Навь – Смородина) в водах Чудского («чудь») озера.

Источник

Подпишитесь на наш телеграм-канал https://t.me/history_eco

Публикация на Тelegra.ph

  • Святогор,черн,гор,Елисеев,

Leave a reply

Авторизация
*
*
Регистрация
*
*
*
Пароль не введен
*
Генерация пароля