Anairos. Магия и религия

Д. Тиссо «Путешествие волхвов», 1894

Там не так много нового – в основном Бреммер пишет о том же, о чём уже не первый год говорю и я. Но, во-первых, всегда приятно, когда с тобой согласен настоящий серьёзный учёный. А во-вторых, здесь собрано и кратко, доходчиво изложено то, что у меня было разделено по многим статьям.

Социальные антропологи вот уже довольно давно обсуждают вопрос, существует ли разница между магией и религией, и если да, то как следует определять магию.

Учитывая, насколько в последнее время возросло внимание к магии среди классицистов, неудивительно, что спор в конце концов достиг и древнего мира. Наш соотечественник Хенк Вершнель в недавней важной статье заявил, что «отвержение термина «магия» скоро покажет свою непродуктивность». Он пошёл даже дальше, написав:

«Не так важно, проводить ли границу между магией и религией, или же между магией и другими чертами внутри религии. Важно сформулировать разницу между магией и не-магией, а при этом будет невозможно – а если и возможно, то крайне непрактично – полностью устранить из обсуждения религию как очевидный контраст».

Вершнель, по его собственному признанию, последователь этического подхода, то есть изучения любой области в наших понятиях, а не в её собственных – так у нас образуется общая платформа для общения и дискуссий. Это, несомненно, самый удовлетворительный подход с точки зрения учёного, и в этом отношении я полностью его поддерживаю.

Однако для практических надобностей этическое определение любого понятия должно быть настолько близко к внутреннему представлению, насколько возможно, иначе оно быстро потеряет всякую полезность. И в этом отношении у нас есть вопросы к мнению Вершнеля, будто нам необходима религия в качестве очевидной противоположности магии.

Я хотел бы сделать пять замечаний, дабы подвергнуть сомнению эту его (но не его одного!) позицию.

Первое. Обсуждения по этой теме всегда фокусируются на определении магии, словно смысл понятия «религия» очевиден и общеизвестен. На самом же деле, религию ещё не выделяли в отдельную сферу жизни в греко-римский период. Слово «религия» обрело своё современное значение лишь сразу после Реформации, когда наметились первые контуры этой сферы.

Второе. Пример «религии» показывает нам, что при анализе любого понятия следует уделять внимание его семантическому развитию. Здесь, например, можно указать, насколько поздно вообще появилось слово «магия» в Западной Европе.

Английское magyk довольно долго существовало наряду с magique, которое, в свою очередь, произошло из старофранцузского art magique.

Современное французское magie сменило magique только в шестнадцатом веке. Немецкое Magie не обнаруживается ранее семнадцатого столетия, а датское magi и вовсе появляется в восемнадцатом.

Очевидно, в период с позднего Средневековья до начала Нового времени возникла нужда в новом термине, хотя причины этого события по-прежнему неясны.

Более того, «магия» никогда не была статичным понятием, как легко видеть из истории: Ренессанс породил «натуральную магию», романтики считали магию искусством, помогающим «творить божественное», а современные ведьмы и вовсе отказались от традиционного различения религии и магии.

Это значит, что противопоставлять магию и религию – значит использовать два слова и понятия, которые ещё не существовали в античности, но являются продуктом поздне- и пост-средневековой Европы.

Третье. Нам следует принять во внимание, что и сами древние не противопоставляли магию и религию. Это очевидно, если мы посмотрим на точки зрения и христиан, и язычников.

В своей «Апологии» Апулей вначале утверждает, что «магическое искусство перенято от бессмертных богов», но сам при этом осознаёт, что это самая благоприятная интерпретация «магии». Он затем продолжает, что в «вульгарном понимании» magus есть тот, кто посредством «общности языка с бессмертными богами», воплощает в жизнь свои желания через «невероятную силу заклинаний».

Легко заметить, что Апулей не противопоставляет магию и религию – и точно так же этого не делают Отцы Церкви. Иустин, правда, указывает, что иудеи и язычники, в отличие от христиан, изгоняют духов зельями, благовониями и заклинаниями; Ириней подчёркивает, что в христианских чудесах нет ни следа заклинаний и других «порочных тайных искусств»; Ориген также отрицает, что христиане якобы используют заклинания, имена демонов и магические формулы. Однако никто из них не рассуждает в терминах противопоставления магии и религии.

Четвёртое. Во всех этих текстах противопоставляются друг другу не магия и религия сами по себе, а магия и нормативные религиозные практики. Очевидно, «магию» конструировали диалектически, отталкиваясь от того, чем она не является.

Значит ли это, что с этим понятием невозможно работать? Вовсе нет.

Взглянем на самые распространённые отличия между «магией» и «религией». Тайное/публичное, ночь/день, личное/коллективное, антисоциальное/социальное, «магические слова»/понятный язык, побуждающая манипуляция/смиренные просьбы, негативные/позитивные божества и так далее. Позитивные характеристики во всех этих парах одобряются большинством религий, а их противоположности – как правило, осуждаются или оцениваются отрицательно.

Очевидно, структура большинства религий устроена достаточно похожим образом, чтобы и представления о негативных практиках и ценностях были у них общими – классификация по дуальности и инверсиям весьма распространена и в древней, и в современной космологии.

Пользуясь словами Витгенштейна, между религиями существует «семейное сходство», которое и позволяет нам продолжать использовать «магию» как концепт с достаточной степенью сцепления с реальностью.

Однако нам не следует забывать, что разные культуры редко сходятся в конкретных представлениях, что именно считается магией. Это очевидно уже по античности, где о магии заходит речь лишь в поздней классической Греции, в то время как поздняя Римская империя ею прямо-таки одержима.

Пятое и последнее. Часто забывают, что противопоставление магии и религии началось лишь совсем недавно, и этот момент можно установить с большой точностью.

Джеймс Джордж Фрэзер, автор знаменитой «Золотой ветви», сделавший больше других для популяризации этой дихотомии, пишет в предисловии ко второму изданию своего труда (1900 год; оно вышло с новым подзаголовком «Исследования магии и религии»), что позаимствовал её у сэра Альфреда Лайелла (1858-1936) и Фрэнка Джевонса.

Первый из них был способным колониальным администратором в Индии, второй – непримечательным классицистом и историком религии в Дерхеме. Лайелл противопоставлял индийское колдовство «цивилизованной религии», Джевонс сравнивал «менее цивилизованные» народы и их магию с «более цивилизованными» и их религией.

Ещё со времён труда Гиппократа «О священной болезни» ни одно обсуждение религии не обходилось без контраста между суевериями и «настоящими» религиозными практиками – до Фрэзера. Однако термины, в которых велось обсуждение, менялись.

В античности противоположность принятым религиозным практикам обычно называлась deisidaimonia, mageia или superstitio. В средневековье последний из этих терминов стал общепринятым и оставался таковым всё Новое время, вплоть до 19 века.

Фрэзер изменил ситуацию в двух аспектах. Он не просто соединил всё, что раньше называлось суевериями, под колпаком «магии», но ещё и развёл её с религией по времени. Прежние поколения учёных считали суеверия искажённой или ошибочной частью религии, Фрэзер же заявил, что магия некогда предшествовала «настоящей» религии.

Эта конкретная идея подверглась критике фольклористов и вскоре была отвергнута, но введённый Фрэзером термин «магия» немедленно стал популярным среди антропологов.

Благодаря современным технологиям мы можем ещё точнее определить влияние Фрэзера в этом отношении. Как я уже показывал в обсуждении понятия «ритуал», оцифровка университетских библиотечных каталогов позволяет проводить поиск по ключевым словам в заголовках.

Весьма показательно, что книги, в названиях которых упоминаются сразу «магия» и «религия», вообще не встречаются до 1900 года, но практически сразу после этого возникают во множестве и становятся нормой для антропологов до сего дня. Кит Томас написал свой классический труд «Религия и упадок магии» в 1971 году.

Первая такая книга – «Магия и религия» Эндрю Лэнга (1844-1912) – издана, заметьте, в 1901 году. Ясное указание, какой интерес вызвал Фрэзер своей новой категоризацией.

Итак, наше противопоставление – типичный продукт викторианского среднего класса, с его жаждой позитивного самоопределения на фоне колониальных подчинённых за пределами страны и простолюдинов у себя дома. Ему нет места в обсуждениях магии в античности и средних веках.

Источник

• Ключевые слова: Anairos,магия и религия