Anlazz. Гостья из будущего: сорок лет спустя
Неслучившееся грядущее
Оказывается, что в этом году исполняется сорок лет фильму “Гостья из будущего”. Странному произведению, которое задумывалось как одно, реализовалось как другое, но в историю вошло совершенно иным образом. Причем так, как никому даже в голову не приходило.
Ну да: изначально это должна была быть “просто” фантастическая приключенческая лента – вроде тех же “Москвы-Кассиопеи”, только еще проще: книга “Сто лет тому вперед” – не сказать, чтобы шедевр у Можейко-Булычева. (Особо сложных мыслей там нет, да и сюжет не сказать, чтобы оригинален: “в будущее” героев посылал еще Булгаков.) Тем более, что во время съемок фильма сразу же возникли проблемы: денег на спецэффекты выделили мало. (Видимо, сказалось то, что это – телефильм, а к телефильмам тогда относились, как к “продвинутым спектаклям”. И не только у нас.) Поэтому да – до тех же “Москва-Кассиопея” или “Через тернии к звездам”, “Гостья из будущего” не дотягивала однозначно.
Но и этого, казалось, было мало. Потому, что уже построенные декорации “будущего” в Крыму были… уничтожены во время бури. В итоге пришлось довольствоваться Ботаническим садом в роли “Космозоо” и полетами “флипов” на фоне Кремля. (Кстати, “флипы” в реальности оказались чуть ли не самым “высокотехнологичным” реквизитом. Хотя нет, конечно: “Институт времени” так же был сделан неплохо.) В итоге собственно фантастики в “Гостье из будущего” оказалось немного: большая часть хронометража происходила в “нашем времени”, и в целом мало чем отличалась от “обычных фильмов из жизни школьников”.
То есть, чисто проходное кино – точнее, телекино! Так, думаю, считали все – начиная с авторов фильма и заканчивая телечиновниками, выпускавшими картину в эфир. Банальная поделка для просмотра в каникулы – с хорошей моралью о том, что дружба и верность перемогают (простите) злых бандитов! (Пускай и космических.) Но то, что случилось потом… Но то, что случилось потом, показало, насколько смешно мерить сложную реальность обыденными мерками – даже если вести речь “просто про кино”. Потому, что “Гостья из будущего” не просто прошла на ура, дав исполнительнице главной роли невероятную даже по сегодняшним меркам популярность. Но и оказалась “продленной в будущее”, причем, чем дальше – тем важнее становилась ее (картины) роль. Настолько, что сейчас можно с полным правом назвать “Гостью из будущего” главным советским фантастическим фильмом.
Такое, кстати, случается постоянно: то, что современникам кажется важным, на что делаются огромные ставки и выделяются большие средства, в реальности тихо уходит в небытие. А вот какое-нибудь “развлекательное”, второстепенное произведение, напротив, становится не просто символом эпохи, а, фактически, главным ее смыслом. Например, так случилось с советской фантастикой – а конкретно, с той ее частью, которую можно назвать “миром Ефремова-Стругацких”, которая может, ИМХО, считаться чуть ли не главным итогом существования советской культуры вообще. (По крайней мере, если судить по тому воздействию, которое эта фантастика может оказать на будущее.) Иногда же, вообще, кажется, что возникновение этого “мира” было основной задачей СССР вообще.
Впрочем, ладно – это тема уже совершенно иного разговора. Тут же – возвращаясь к “Гостье”, которая, кстати, является очевидным представителем “Ефремовско-Стругацкой модели” – стоит сказать только то, что данный фильм до сих пор продолжает порождать все новые и новые смыслы, далеко превосходящие и то, что были заложены господином Можейко в свою книгу, и то, что пытался показать режиссер Аксенов вместе со своими актерами. (А там были такие гении игры, как Невинный и Кононов.) Ну, а про том, что песня “Прекрасное далеко” стала гимном поколения, и говорить нечего. (Хотя, казалось бы, это просто песня, причем не самая лучшая у Крылатова.)
Потому, что, по сути своей, “Гостья из будущего” стала ответом на тот самый вопрос, который очень скоро встал перед этим самым поколение – вопрос о свободе. И о том, как ей можно распорядиться – и распорядиться ли? Да-да, “Гостья из будущего” – совершенно независимо от воли автором – затронула именно данную проблему, проблему, которой была “беременна” советская страна, и разрешить которую в реальности ей так и не удалось. Но это в реальности.
В фильме же, напротив, было показано, что “простые школьники”, выведенные экстраординарными обстоятельствами из-под рамок “взрослого общества”, оказались способными стать реальной исторической силой. Способной справиться с превосходящими их сущностями. (Кстати, забавно: в кино взрослые ни про каких “пиратов”, разумеется, не верили – в реальности же лет через пять после указанного времени они прекрасно “хавали” новости про “похищение инопланетянами и прочую эзотерику.)
Собственно, именно это – ощущение возможности на самом деле исправить “мир, лежащий во зле”, и стало главной причиной популярности “Гостьи”. А Алиса Селезнева – как “катализатор” возможности этого исправления – оказалась главным символом (ошибочно трактуемым, как “секс-символ”) – этого самого “неслучившегося грядущего”. Неслучившегося – потому, что на самом деле мир не только не был исправлен, но еще глубже пал в указанное зло, превратившись в то, по сравнению с чем убогая картинка из 1984 выглядит реальным Раем. Причем, случилось это – падение мира – именно по причине “недоосознания” поставленной в фильме “проблемы свободы”, которую решили просто отбросить, посчитав несущественной. Потому, “что тут думать – тут трясти надо”, в смысле – “свобода лучше, чем несвобода наличием свободы!” (Правда, тут можно сказать в свое оправдание: не поколение 1970 годов сделало этот выбор. Но сути данный момент не меняет.)
Ну, а итог – как нетрудно догадаться – всего этого мы можем наблюдать своими глазами. Причем, с четким пониманием, что ничего еще не кончилось – а точнее, что все только начинается. (И если честно, то лет через 10-20, вспоминая какую-нибудь “артемовскую мясорубку”, мы будем лишь усмехаться: а ведь тогда это казалось страшным.) Впрочем, ладно – смысла пугать заранее тем, чего избежать нельзя, нет никакого. Поэтому не буду развивать данную тему, а лишь еще раз укажу про то, что та популярность “Гостьи из будущего”, которую она получила среди выросших детей, показывает, что они хотя бы могут осознать – да, с большим трудом, и в основном неявно – то, что решить указанную “проблему свободы”, в принципе, можно. Нужно всего лишь “быть лучше и добрее, и в беде не бросить друга никогда”. Даже если кажется, что много логичнее “бежать не быстрее медведя, а быстрее товарища”, и что кинув очередного лоха, можно только увеличить свою социальную значимость…
Потому, что “в действительности все – не то, что на самом деле”, и то, что выглядит, как идеальный план с т.з. обывательского сознания, на самом деле на “долгом периоде” всегда оказывается “зрадой”. (Вот уж действительно тот вариант, когда украинское слово реально точнее русского аналога.) И наоборот – то, что казалось несущественным… впрочем, об этом уже говорилось выше. В любом случае можно сказать, что, по крайней мере, возможность альтернативного понимания у нас (поколения, если что) есть. И это порождает надежду…
Гостья из будущего или Слово пацана: вопрос выбора
На самом деле, “Гостья из будущего” – это фильм о выборе, причем, как не забавно в своем пафосе это прозвучит, о выборе добра или зла. И – несмотря на весь фантастический антураж – главное в нем вовсе не машина времени, пираты и миелофон в виде необработанного кристалла кварца. Главное тут то, что, по сути, в фильме была показана возможность выбора т.н. “стороны”, а точнее, не просто “стороны”, а именно что “стороны добра” – и при этом достижение успеха. (То есть, выбравшие добро не были уничтожены.) Очень скоро данное будет невозможно вообще.
Но для того, чтобы понять: почему выбор “стороны добра” оказался в 1980 годах таким сложным, а потом (в 1990-2000) и невозможным по сути – надо, прежде всего, понять, что же такое это самое “добро”? Впрочем, это несложно: “добро”, в общем-то – это то, что способствует увеличению устойчивости общества и его развитию. (Да, любое добро “локально” – общечеловеческое его понимание возможно только после того, как возникнет общечеловеческое общество.) Собственно, все исторические этические системы – начиная с древних племенных и заканчивая современной “гуманистической”, с ее “человеком, как мерой всех вещей” – указывают именно на это. (На то, что “добро – это про общество”, а еще точнее: про конкретное общество, к которому относится тот, кто должен его выбрать.)
Причем, для “гуманистов современности” указанная локальность так же характерна, как и для племенных жрецов прошлого: для них “человек” – это именно что тот, кто включен в “мировую цивилизацию”. (То есть, на Западе – люди, вне Запада – “полудемоны-полудети”, как сказал один поэт.) И это еще хорошо – потому, что речь идет о “классическом гуманизме”, для “гуманизма постсоветского” же человек, это тот, кто включен в “тусовку”…. Впрочем, ладно – в данном случае речь идет не об этом. А о том, что для советского общества образца 1984 “добром” было выступление на стороне советского общества против тех, кто хочет его разрушить. Чем, собственно, и занимались подростки в “Гостье из будущего”. И пресловутых “космических пиратов” там можно спокойно заменить на каких-нибудь “местных жуликов”, и ничего не изменится.
Впрочем, нет! Как раз изменится, в общем-то, все. Потому, что в “Гостье” именно аномальный фактор – та самая “девочка из будущего” – собственно, и позволяети “запустить” механизм становления героев на “сторону добра”. Потому, что если бы ее не было… А ее на самом деле не было: ну, невозможна “машина времени” в нашей Вселенной сейчас, как минимум.. И значит, никакая Алиса Селезнева из своего “прекрасного далеко образца 2084 года” попасть в реальный 1984 год не могла в принципе. Поэтому на самом деле этот самый реальный 1984 год плавно перешел в реальный 1985 со всеми своими мерзостями. (В виде неожиданно выскочившего говорливого генсека, подорожанием водки и начавшими исчезать из продажи товарами.) А вместо “борьбы за светлое будущее” советские подростки вступили в совершенно иную борьбу…
Нет, конечно, я понимаю, что год тут условен, и что феномен “молодежных банд” возник еще раньше – где-то в конце 1980 годов. И, в целом, в первое десятилетие “черных 1980-х” эти банды еще можно считать локальным явлением. Но с середины – можно говорить уже о “явлении системном”, существующим в ряду иных системных деструктивных явлений, характеризующих данное время. При этом, конечно же, стоит сказать, что “не Горбачев это запустил”, а “это случилось одновременно с Горбачевым” – хотя последний и наделал бед – так же как и иные деструктивные явления, охватившие страну в указанный период. Но в данном случае указанное не важно.
Важно то, что именно “середина 1980-х” стало периодом, в котором пошло массовое “отторжение добра”.То есть, отторжение всего, что хорошо для советского общества, и наоборот – началась пресловутая “романтизация зла”. То есть, того, что общество разрушает. Да, именно так, и в этом плане какие-то “подростковые бандиты”, ставшие неожиданно лидерами вместо изгоев, ничем не отличаются от того же “академика Сахарова”, мечтавшего о разрушении страны. Или “писателя Солженицына”, который мечтал о том, что США сбросит на СССР атомную бомбу. Или различных коллаборационистов времен Войны – всех этих Бандер, Красновых и Власовых -кои вначале были объявлены небинарными, в смысле, неоднозначными личностями. А затем провозглашены “героями, боровшимися против большевиков”. Или, скажем, разнообразных спекулянтов, которых на словах осуждали, но на деле – считали крайне ценными знакомыми. Ну и т.д., и т.п.
Советский человек в это время начал “учиться жить” – то есть, переводить общие блага в собственный карман – а те, кто жить “не научился”, в лучшем случае, считались убогими чудаками. (Ну да: живет такой “блаженный” – у него вместо денег на книжке переходные вымпела в комнате висят.) Но это в лучшем. Если подобные личности же пытались как-то противопоставлять себя идущему процессу “перетока благ” – например, в милицию заявления писать – то они сразу же превращались в экзистенциальных врагов. В “сталинистов” – что тогда стало наихудшим ругательством. (Забавно: еще в 1970 годы портреты Сталина люди ставили под стекло… впрочем, речь идет о различных поколениях.)
На этом фоне идея “всем объединится – и идти бороться с врагами общего блага”, стала невозможным. Тут наоборот – естественным было действовать самолично рад повышения своей социальной значимости. (Например, через организацию травли тех, кто слабее, см. то же “Чучело”, вышедшее примерно в то же время, что и “Гостья”.) Или – как уже сказано выше – в виде организации тех же “молодежных банд” и “квазибанд”, имеющих смысл именно в этом самом. (Изначально эти “банды” не несли никакого экономического смысла – их главная роль была именно в утверждении социальных иерархий.) Или в начале “торговли” – жвачкой, разного рода джинсами, кассетами и прочим “дефицитом”. (Наркотики пошли уже в конце “всего этого” – где-то в 1989-90 годах, но не суть важно.)
Поэтому да: если бы не Алиса в роли deus ex machina, то вся указанная фабула “подростки 1984 года объединяются для того, чтобы дать отпор бандитам”, выглядела бы фальшиво. (“Герой-одиночка” – еще можно, хотя как раз подобный сюжет в реальности не реализовывался никогда. Но, по крайней мере, это отсылало к “голливуду” и прочим модным вещам. Коллектив же – нет, никогда!) Но само понимание указанной возможности, сама идея, что можно хотя бы в принципе “перейти на светлую сторону”, что можно не быть сволочью – и не быть при этом лузеров – оказалось неким “лучом света в темном царстве”. Собственно, и создав УЖЕ ТОГДА культовость, в общем-то, слабого и не очень хорошо снятого фильма. (А так же культовость самой Алисы как персонажа, полностью противоположного тому, что “вокруг”.)
Да, если бы взрослые тогда дали возможность подросткам себя так вести! (Понятно, что Алисы в принципе быть не могло.) Думаю, тогда бы и вопрос “подростковой и молодежной преступности”, и вопрос о том, “на кого можно опираться в борьбе за добро” – вставший лет через пять-шесть – был бы решен. Но взрослые не дали. Они, наоборот, не только “вынянчали” все эти молодежные банды своим попустительством любому антиобщественному поведению. (И опасением любого “прообщественного”: ну, а вдруг они (подростки) после того, как приструнят своих хулиганов за нас (взрослых) принутся? Слово “хунвейбин” в 1970 годах было очень и очень хорошо всем известно.) Но и – по сути – сами запустили подобное положение своим “интересом к уголовной культуре”, своей романтизацией “сидельцев”. (И пусть не говорят, что этого не было, что те же блатные песни написаны самими же уголовниками, а не лицами с университетским образованием.) Потому, что уголовщина – это всяко лучше “хунвейбинов”.
Ну, а потом – когда “пацаны” подросли и заматерели – эти самые взрослые, а точнее, та часть из них, что с хорошими лицами и хорошими дипломами, использовали этих уже подросших подростков в своих целях. (В качестве “тарана для передела собственности”.) Щедро расплатившись с ними: в каждом городе на кладбище есть “аллея” роскошных надгробий с цифрами 196..- 199.. г., или 197..-199.. г. (И это, кстати, да, только для тех, кому повезло. Потому, что бандиты из 1990 хоть пожрали-попили хорошо. Многие же умерли “просто так”, как тот же исполнитель роли Коли Герасимова из “Гостьи”.)
А нам же – тем, кто выжил – остался от всего этого только очень и очень большой урок. Который предстоит усвоить еще – но, думаю, что указанное обязательно будет. И который состоит в том, что выбор между добром и злом следует, все же, делать в сторону добра. (То есть, конструктивных для общества действий.) Потому, что “обратный путь” – он только с начала выглядит лучше….
“Прекрасное далеко” и проблема “большого общества”
На самом деле я написал о “Гостье из будущего” где-то за неделю до поста о “Маленьком человечестве”. Но оказалось, что они прекрасно ложатся “на эту тему” – в смысле, на тему о том, что такое “большое человечество настоящего”, и почему это самое “большое человечество” означает не большие возможности, а большие проблемы. Потому, что на самом деле столкновение подростка (точнее, подростков) из 1984 года с “будущим” во всей его полноте, показанное в фильме – это именно что столкновение “большого человечества” с “малым”.
Напомню, что как раз 1980 стали для СССР/России временем не просто максимального многолюдия за всю свою историю. (Хотя и это верно – уже в 1990 пошел спад численности.) Но временем максимального “многодетия”. Да, именно так: конечно, реальный пик рождаемости в стране пришелся на 1950 годы, однако эта рождаемость была “размытой”, “размазанной” по множеству деревень, сел и поселков. Поэтому не сказать, чтобы особо заметной и вообще на что-то влияющей. (Ну да: благодаря развитию медицины все 7 родившихся – например – детей выжили, вместо прежних 4. Но, в целом, это не особо критично: ну, стало в условной деревне 70 детей вместо 40, что это меняет?)
Однако в 1950-60 годы прошла “взрывная урбанизация”, во время которой десятки миллионов людей перебрались из сел в города с повышением плотности населения на порядок. Это само по себе уже критично – в особенности при учете того, что дети и подростки, в отличие от взрослых, навыки коммуникации еще только “прокачивают”, и эксцессы тут неизбежны. Но в данном случае на указанное наложилась еще одна серьезная проблема: как правило, заселение шло “микрорайонами”. (Строили завод, под него – микрорайон, поэтому все дома заселялись в очень узкий промежуток времени, порядка 5 лет или меньше.) Ну, а отсюда проистекало уже и то, что общий “поток рождаемости” оказывался достаточно “спрессованным”, привязанным ко вполне конкретному времени.
Проще говоря: наблюдались “пики возрастов” – как правило, наиболее “высоким” был пик “через год после начала массовой сдачи домов” – между которыми был провал. Это создавало очень серьезные трудности: во-первых, надо было строить “детскую и подростковую инфраструктуру” очень быстро – те же детские сады были нужны уже через два-три года после начала заселения. А во-вторых, приходилось или закладывать на нее “избыточную мощность” – которая после спада “пика” оказывалась бы не нужна. Или же терпеть повышенную, сверхвысокую плотность “новых жителей” со всеми вытекающими.
То есть, дети росли и взрослели в условиях “человеческой сверхизбыточности”, большей даже, нежели “общая избыточность” общества. Отсюда – и то, что “детские”, а главное, подростковые коллективы условных 1970-80 годов имели очевидные, очень высокие признаки социал-дарвинистского общества. Наивысшее выражение этого – разумеется, подростковые банды, но и без них проблем от указанного было очень много.
Начиная с того, что перегруженные учителя просто не могли уделять достаточного внимания всем учащимся: когда в классе 45 человек, а “нумерация классов” заканчивается на “з” или “и” классе, тут уже не до “индивидуальной работы с каждой детской душой”. И заканчивая тем, что именно подростки демонстрировали максимально “несоветское” поведение, вплоть до откровенного культа любых деструктивных действий. (Алкоголь, табак считались в подростковой среде благом, а мат – социально признанным языком.)
В общем, надо сказать честно: со “скоростью урбанизации” при Хрущеве-Брежневе просчитались, сильно завысив оную. (При том, что для “взрослого населения” это реально было благом – хотя рост алкоголизма в указанное время показывает, что и для данной категории тут не все однозначно.) Впрочем, в данном случае рассматривать подробно все это нет смысла. Можно только еще раз сказать, что ненормальность подобного “плотного” общества прекрасно ощущалась и взрослыми, и детьми. У первых это привело к романтизации “сельской жизни”, к той самой “деревенщине”, и в будущем к отрицанию индустриализма. (“Лучше торговать на рынке нежели работать на заводе”.) У вторых – к уже указанным проблемам в виде “культа деструкции”: алкоголя, табака, насилия и подростковых банд в качестве завершения всего этого.
Впрочем, ладно: расписывать те проблемы, к которым привела взрывная урбанизация в СССР, тут нет смысла. Можно только сказать, что это а) было неизбежным в той ситуации; б) в том или ином виде проявлялось во всех “современных обществах” времен “большого человечества”. Для которого характерна специфическая “молодежная культура”, построенная на “культе деструкции” – это было и на Западе, и на Востоке (скажем, в Японии, в Южной Корее), и на Юге… Собственно, даже хиппи в реальности были не такими уж “лапочками”, которыми их принято изображать сейчас. И не только потому, что пили-курили (не табак)-вообще закидывались веществами-не работали и т.д. (В общем, если кто смотрел фильм “Однажды в Голливуде”, то понимает: про что это.) И поэтому стоит признать, что избежать того состояния, в которое попало советское общество в 1980 годах, конечно, было возможно в принципе. Но делать это нужно было задолго до указанного времени. (Желательно, до начала “взрывной урбанизации” 1960 годов – а лучше вообще не допускать “взрыва”. Потому, что, конечно, все равно традиционному деревенскому обществу времени было отпущено мало, и оно могло бы “сдуться” само, безо всяких усилий.)
Впрочем, ладно – тут мы слишком далеко ушли от указанной темы. Поэтому вернемся к тому, с чего начали – по сути, со сравнения “советского общества 1984 года”, общества УЖЕ зараженного семенами деструкции, и поэтому УЖЕ обреченного, и гипотетического “конструктивного”, коммунистического общества из 2084 года, представленного Алисой Селезневой. Которая – как уже говорилось – стала “катализатором добра”, круто переломив (хотя бы в “мире фильма”) все базовые тенденции, и направив советских подростков “дорогою добра”. Дорогою, которая должна была привести их в реальность инженеров, поэтов и героев – а не в реальность бандитов, спекулянтов и нищих, как это случилось “на самом деле”.
Так вот: то, что Алиса – “дитя малого общества” – было очевидно уже давно. Наверное, все помнят некий “юмористический текст” о том, что девочка с “подобными характеристиками” может существовать только в “мире ядерной войны”. Причем, даже не в постядерном, а именно что в мире, где война идет до сих пор. (Некий аналог “Вархаммера 40К”, где все только и делают, что воюют, поэтому там “генетически измененные суперлюди” есть норма.) Понятно, конечно, что это именно что юмор. И что на самом деле “корень” алисовского суперразвития совершенно иной: это, по сути, одна из базовых особенностей “Мира Ефремова-Стругацких”, в рамках которого и писал товарищ Можейко, и снимали авторы “Гостьи”. Потому, что да, то, что каждый человек в этом “мире” есть “боевая единица сама в себе”, способная противостоять целым державам – см. тот же “Обитаемый остров” у Стругацких или “Час быка” у Ефремова – известно давно.
Известно, кстати, и то, “откуда это есть пошло”: дело в том, что сам Иван Антонович Ефремов – который, по сути, и задал “параметры” описанного “мира” – рисовал его, опираясь на поведение людей, работающих в условиях “малых коллективов”. (Геологических экспедиций, военных отрядов, разного рода инженерных и производственных групп.) Где, во-первых, люди демонстрировали невероятные в “обычных” – т.е., отчужденных – условиях способности к работе. А, во-вторых, старались овладеть всеми возможными навыками – от языковых до ремесленных. (Сам Ефремов, например, помимо знаний по палеонтологии, зоологии, геологии – что само по себе сейчас выглядит “круто”, тем более, что знал он все это на уровне “кандидата”, а то и “доктора” – еще и прекрасно читал и писал по английски и немецки, умел водить машину, охотится, мог выполнять различные строительные работы и даже умел навыки морского штурмана. Причем все это в сочетании недюжинной физической силы и колоссальной выносливости: одна Чарская экспедиция вызывает удивление тем, КАК это было возможно!) Причем, поскольку Ефремов видел подобное в качестве если не массовом, то, по крайней мере, не уникальном, то понимал: подобное можно сделать нормой.
Другое дело, что человек в данном случае должен стать ценностью – и для других, и для себя. Для того, чтобы можно было “вкладывать” в его совершенствование. А вовсе не “легковосполнимым ресурсом” – как в современном мире. (В особенности в варианте 1990 годов, когда отказ от “больших проектов” – не только в СССР, кстати – создал “трудовую гиперизбыточность”.) Ресурсом, который может – а точнее, должен – “затачиваться” под необходимые потребности, а потом тупо выбрасываться: “не вписались в рынок – и все тут”. То есть, общество должно стать “человеконедостаточным”, не могущим позволить себе “узких специалистов” – как не могло себе позволить это, например, советское общество 1930-50 годов, собственно, и породившее (через Ефремова и Стругацких) указанный выше образ коммунизма и “человека коммунизма”.
То есть, такого, который “знает все и умеет все”, который “стоит дорого”, но при этом полностью “окупает себя”. (Разумеется, в условном, не в “денежном” плане.) Такой человек ценит других людей и отношения с ними, он никогда не будет кого-то “использовать” для своих целей – и знает, что не будут “использовать” его. А главное, он никогда не перейдет на “темную сторону”, как бы не манили его пресловутыми “печеньками”. Потому, что знает: общество – это он сам и его соседи, а не некое безликое мутное массивное стозевное монстро, никогда не кончающееся и бессмертное.
И поэтому он всегда выступает на стороне добра. Именно так и поступает маленькая – 11 лет по книге – девочка из будущего, безо всякого сомнения вступающая в борьбу с серьезной силой. (Космические пираты.) Как говориться: “кто, если не я”. Точнее, конечно – “кто, если не мы”, потому, что она, как уже говорилось, “переформатировала” стандартный советский класс (типовая “клетка с крысами”) в единую увлеченную команду. Ту самую, которая в будущем бы повела космические корабли к звездам – если бы речь шла не об условном кинематографическом пространстве.
Впрочем, и без этого – см. сказанное в прошлых постах – фильм сыграл свою роль. А точнее, еще сыграет – как “те самые” трансляции жизни Земли из ефремовского же “Часа Быка”. С которых и началось “выздоровление Торманса”…
Подпишитесь на наш телеграм-канал https://t.me/history_eco
- Anlazz, Гостья, из будущего, сорок лет, спустя
Leave a reply
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.