Дария. «Спартанский брак», как много в этом слове…
«добиться того, что кому любо»
Аристотель уверял, что эти слова были начертаны при входе в дельфийское святилище Лето. Но первым кто озвучил эту, как потом оказалось двусмысленную мысль – был поэт Феогнид. Который, впрочем, высшим счастьем считал в первую очередь здоровье, а затем получение остальных желанных сердцу благ.
Эта, на первый взгляд простая идея, сильно смутила именитого знатока греческой культуры Буркхардта (J.Burkhardt, Griechische Kullurgeschichte, ii, 368): «… поэтому остается неясным, говорит ли поэт о любви в собственном смысле слова или вообще о желаниях, которые должны быть удовлетворены» – писал он. Учёному мужу, буквально купающемуся в идеалах древнегреческой литературы, видимо была плохо знакома реальная спартанская жизнь.
Осмелюсь предположить, что Буркхард, ставил на передний план семейные ценности, и так как это высказывание интерпретировалось в контексте: «после того как, базовая социальная роль была отыграна» – это действительно казалось не понятным. Что ещё желать? Но, например, в случае с Феогнидом, тот помимо обязательной семьи, желал себе общества в окружении молодых мужчин…
Вполне можно утверждать, что культ сладострастия среди древних греков – превышал все остальные желания. Геракл ид Понтийский (Ath., xii, 512a), ученик Платона, написал книгу «О наслаждении», из которой сохранилось немало фрагментов. Так, например, в ней Гераклит утверждает и доказывает, что роскошный образ жизни и, в частности, сладострастие, — это привилегия господствующих классов.
Тогда как труд и тяготы — удел рабов и бедняков; что все, кто восхваляет роскошь и сладострастие, являются людьми утонченными и широко мыслящими, а потому их следует ставить выше, чем остальных. Справедливость этого положения демонстрируется на примере афинян, которые вопреки (а скорее всего — благодаря) своему чувственному образу жизни, стали народом героев — победителей при Марафоне.
Наблюдая современную жизнь, автор соглашается с Гераклидом… Наверно только обеспеченный или беспечный бездельник, в нашем двадцать первом веке, способен безудержно предаваться чувственным наслаждениям и в принципе растить какую либо настоящую любовь. Чаще всего, мы искренне любим только первые месяцы а то и дни, а потом нас накрывает быт, работа, заботы… Быть может будь всё иначе, то с горящими глазами – мы добирались бы в жизни совсем иных вершин.
Так, возвращаемся к нашим многоуважаемым древним грекам. Сейчас, я уверяю, всех кто загрустил – немедленно отпустит.
Для чего древние греки женились?
Греческие мужчины женились, прежде всего, для обзаведения себя потомством. Это следует не только из официальной формулы помолвки — «ради порождения законного потомства», но и открыто признаётся некоторыми греческими авторами.
В мужественной же Спарте, дело зашло ещё дальше и, согласно Плутарху, здесь вообще никого не смущало то, что муж: «временно передает свои супружеские права тому, кто наделен большей мужской силой и от кого, по ожиданиям мужа, могут произойти самые красивые и крепкие дети; при этом брак не терпит ни малейшего ущерба».
Тут стоит согласиться с Плутархом, который насмешливо сравнивал спартанский брак с «конным заводом», где имеет решающее значение только одно – как можно более многочисленный приплод чистокровной породы. В одной из своих работ он так же сообщает о некоем Полиагне, который являлся сводником при собственной жене, и постоянно подвергался насмешкам за это. Его называли владельцем «козы» приносившей ему немалые деньги. Но тут стоит добавить, что вступление в брак в Спарте было обязательным.
Хочу заметить: Да, конечно же порой случалось, и так, что муж знал о любовных шашнях жены и сносил их молча; порой он даже извлекал из них материальную выгоду — согласно речи против Неэры (ошибочно приписываемой Демосфену), жене приходилось покрывать расходы на домашнее хозяйство, приторговывая своим телом.
В тоже время в другой истории («Ликург», 15), Плутарх восхваляет чистоту спартанского брака: «Часто вспоминают, например, ответ спартанца Герада, жившего в очень давние времена, одному чужеземцу. Тот спросил, какое наказание несут у них прелюбодеи. «Чужеземец, у нас нет прелюбодеев», — возразил Герад. «А если все-таки объявятся?» — не уступал собеседник. «Виновный даст в возмещение быка такой величины, что, вытянув шею из-за Тайгета, он напьется в Эвроте». Чужеземец удивился и сказал: «Откуда же возьмется такой бык?» — «А откуда возьмется в Спарте прелюбодей?» — откликнулся, засмеявшись, Герад» [перевод С. П. Маркиша].
А прелюбодеи… естественно находились!
Но как часто бывает и в нашей современной жизни, на каждую неверную супругу, найдётся свой прелюбодей. Более того, по крайней мере, в Афинах, убийство считавшегося обесчещенным мужем такого прелюбодея, было вполне себе рядовым явлением. Так, например, Эфилет, застав в постели со своей женой Эрастофена, поступил следующим образом:
«Когда я толкнул дверь в спальню, те, что вошли первыми, увидели мужчину все еще лежавшим рядом с моей женой, те же, что вошли после них, увидели его стоящим нагишом на постели. Я, сограждане, сбил его с ног, связал ему руки за спиной и спросил, почему он надругался над честью моего дома. Он согласился с тем, что совершил зло, но просил и умолял меня не убивать его, а взять у него денег. На это я отвечал: «Тебя убью не я, но закон Государства». (Lysias, De Caede Eratosthenis, 24).
Наказание отступивших от норм морали женщин, было не менее суровым. Эсхин, описывал это следующим образом: «Такая женщина не может пользоваться украшениями и посещать общественные храмы, чтобы не портить женщин безупречных; но если она поступит так или нарядится, тогда первый встречный мужчина вправе сорвать одежду с ее тела, отнять у нее украшения и избить; однако он не может убить ее или причинить ей увечья, хотя бы он и опозорил ее и лишил всех радостей жизни…»
«…Но сводней и сводников мы обвиняем перед судом, а признав виновными, наказываем смертью, ибо, тогда как те, что жаждут любовных утех, стыдятся сблизиться друг с другом, они — за плату — привносят в дело собственное бесстыдство и, в конце концов, помогают первым прийти к соглашению и соединиться».
Стоит заметить, что ни слова не говорится о какой-либо вине самого (допустим верного) мужа, для неверного поступка жены. В тоже время, возникает вопрос: а почему греческая женщина, после вступления в брак, не имеет право «добиться того, что кому любо»? И тут стоит упомянуть ещё один момент -это реальную смелость спартанских прелюбодеев. Вы только представьте ситуацию, когда муж уходит на не нормированную по часам работу, и при этом возвращается домой непременно с оружием.
Много ли любовников в наши дни, захотели бы навещать чужих жён, если бы их законные мужья возвращались домой например с ружьём?
Дорогая честь
При всём при этом, к древнегреческой женщине, готовившейся вступить в, прямо скажем в правовом смысле не равный брак (хотя по настоящему не равный брак в материальном плане – порицался) со спартанцем, предъявлялись обязательные очень строгие требования.
У Эсхина, мы можем прочесть (Contra Timarchum, 182, 183): «Наши праотцы были столь строги в делах, которые затрагивали их честь, и столь высоко ценили чистоту нрава в своих детях, что один из граждан, узнав, что дочь его подверглась насилию и не сохранила своего девства до свадьбы, закрыл ее вместе с конем в пустом доме, так что она умерла от голода. Место, на котором стоял этот дом, и поныне можно видеть в нашем городе; оно носит название «Конь и дева»»
Уместно упомянуть и любопытное сообщение романиста Ахилла Татия (viii, 6), жившего в пятом веке нашей эры, о так называемом испытании невинности. Он говорит о том, что в Эфесе существовал грот, посвященный Паном деве Артемиде; в гроте он повесил свою флейту с тем, чтобы войти сюда могли только непорочные девственницы. Когда какую-либо девушку подозревали в нарушении целомудрия, ее закрывали в гроте.
Если она была невинна, из грота доносились громкие звуки флейты, двери сами собой раскрывались, и девушка выходила наружу, сохранив доброе имя. Если же дело обстояло противоположным образом, флейта безмолвствовала, и раздавался протяжный стон, после чего дверь открывалась, но девушки внутри уже не было.
В заключение
В городе столь чутком, как Афины, а по сути, и во всей остальной Греции, к браку относились (по крайней мере, если верить Платону, «Законы», vi, 773) как к исполнению долга перед богами; оставить после себя тех, кто будет поклоняться и служить богам, было обязанностью граждан. Моральным долгом деторождение являлось и потому, что имело своей целью поддержать стабильность и даже само существование государства.
В распоряжении историков нет однозначных свидетельств наличия законов, делавших вступление в брак обязательным; исключение составляет только Спарта. И тут крайне странным кажется отношение спартанских мужчин, к чистоте и верности своих женщин, так-как ведя бесконечные войны, преобладал настоящий дефицит мужчин. И для постоянного пополнения армии, было бы верным допустить некоторую свободу нравов.
Да, это рушит идилию, догмы, и чувства собственности мужчин. Но стоит отметить и тот факт, что в даже в Спарте было немало убеждённых холостяков, которых, кстати, порицало общество. Удивительная тема уклада межполовой жизни древних греков, не может уместиться на страницах одной статьи, и если будет отклик читателей, то мы обязательно вернёмся к этой теме и поговорим о великолепных свадебных обрядах в Древней Греции.
(в статье использованы материалы из книги Ганса Лихта – «Сексуальная жизнь в Древней Греции»)
Подпишитесь на наш телеграм-канал https://t.me/history_eco
- Спарт,брак,отношения,любовь,Древняя Греция
- Нужно ли в конце указывать источник или не обязательно? (Статья частично создана, по материалам книги Ганса Лихта - «Сексуальная жизнь в Древней Греции»)
Leave a reply
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.