Жерар Гейм. Гипотеза о происхождении «демонической» магии

Альберт Грюнведель (сидит в центре) в составе германской экспедиции в пещеры Кизил (Синьцзян), 1906 год

В 1920-х годах были изданы две книги, кои могут иметь все основания привлечь внимание тех, кто интересуется интеллектуальным аспектом необычных явлений, хорошо известных как магия. Данный термин охватывает широкую сферу, но здесь нас занимают только его низшие аспекты, такие как колдовство, чародейство и другие подобные практики, сосредоточенные на том, что можно назвать извращением религиозного культа. Автором этих книг является профессор Альберт Грюнведель, прославленный ориенталист Берлинского музея, выдающийся и широко известный авторитет в области всего, что имеет отношение к Средней Азии. Нелишним будет отметить, что всю свою молодость он посвятил изучению классической археологии и, в том числе, посещал лекции по этрусскому искусству в Мюнхенском университете. Тем не менее, он понял, что категорически не может принять тогдашнюю точку зрения на этрусков. Его убежденность в том, что данная дисциплина целиком основывалась на ложных предположениях, была столь сильна, что он был вынужден отказаться от своего намерения получить докторскую степень на этом поприще. В то время вниманием Грюнведеля овладели санскритский и палийский языки, к тому же он крайне заинтересовался мало известным в те годы буддизмом, что стало причиной его страстного увлечения индийской археологией.

Тогда почти никто не проявлял энтузиазма по отношению к этой области изысканий. Попытки обосновать научный базис буддистской археологии привели нашего автора в Среднюю Азию, где определенные воззрения относительно первоисточников этой науки, занимавшей его еще в дни студенчества, нашли свое подтверждение. Работая в музее, он понял, что мифология буддизма, и в особенности ламаизма, настоятельно нуждалась в научном формулировании; именно исследования в этой области привели профессора к тантрам и, прежде всего, Садханамате. Кроме того, он установил дружеские контакты с русскими коллегами: начальные выводы Грюнведеля, описанные в его работе «Буддистское искусство в Индии», по признанию таких влиятельных ученых как Фуше и Сергей фон Ольденбург, оказали на них значительное влияние.

В своей первой книге «Туска» (Tusca, 1922) профессор Грюнведель делает предположение о египетском происхождении этрусского языка. На основании этой гипотезы он смог расшифровать некоторые этрусские надписи. Множество ученых пытались раскрыть загадку этого языка, но наш автор был первым, кто начал изучать его, соотнося с египетскими иероглифами.

Любопытно, но спустя два года после публикации Туски появилась работа (Hilaire de Barenton, La Langue Etrusque, Dialecte de L’Ancien Egyptien – прим. перев.), утверждавшая, что этрусский язык был диалектом египетского. Действительно ли выводы, сделанные в этом исследовании, согласуются с заключениями профессора Грюнведеля, выяснить мне до сих пор так и не удалось.

Дешифровка надписей, содержащихся в Туске, преподносит читателю массу антропологических подробностей. Все они – «религиозного» характера. Этот материал обнаруживает культ, являющийся, по сути, демонологической системой. Естественно, возникает вопрос: почему греческие и римские тексты содержат такие скудные свидетельства относительно этрусской религии? Профессор Грюнведель полагает, что вся психология и инстинкты этрусков были настолько чужды различным окружавшим их народам, что соседи не могли даже понять суть их культа. Более того, этруски переняли некоторые имена римских божеств, которые они приспособили для нуменов всецело иного порядка и смысла, нежели те, каковые составляли римский пантеон. Эта схожесть наименований утаила от античного мира удивительный характер этрусских обрядов.

Роспись этрусской «Гробницы Адской колесницы» с изображением, предположительно, психопомпа Харона в виде возничего.

Исследуя происхождение этрусского языка, профессор Грюнведель, вслед за более ранними научными авторитетами, предполагал восточное происхождение этрусского народа, хотя определить точное место его возникновения никто не мог. Однако, при тщательном изучении надписей он обнаружил, что некоторые слова имели поразительное сходство с именами египетских богов – Хатор, Ню, Ка, Ра и другими. Данные названия пробудили интерес профессора к египетской литературе, а это, в свою очередь, привело его к гипотезе о том, что по всей вероятности отрывок из известной Книги мертвых послужил прототипом надписи, представленной в первом тексте из Туски. Поскольку в этрусской надписи особенно часто встречается имя Ра, то в качестве возможного источника был выбран гимн Ра из Книги мертвых, и после кропотливого исследования эта версия обрела доводы в свою пользу. Оказалось, что этрусский и египетский тексты совпадают практически дословно. Но, несмотря на поразительное внешнее соответствие, этрусская версия, по-видимому, являлась искажением и извращением первоначального египетского документа. По мнению профессора Грюнведеля, странная атмосфера пропитывает не только религию этрусков, но и все их искусство – эту точку зрения следует иметь в виду тем, кому знакомы примеры этрусской скульптуры в Британском музее и Лувре.

Используя египетский язык как ключ для перевода, наш уважаемый ориенталист преуспел в извлечении осмысленных высказываний из семи представленных в Туске надписей, что составило основной материал для развития его теорий. Эти тексты открывают нам тайну этрусского ритуала, который мы кратко опишем.

Человеческое жертвоприношение было необходимо для отправления формы солнцепоклонничества и взывания к небесам для появления молнии, которая должна была войти в тело исполнителя обряда, так сказать, вдохновив его и позволив обрести бессмертие, минуя фазу смерти. Однако, бессмертие переживалось не на небесах, а в Тартаре («ад» этрусков или, если хотите, их «небо»). Приходящая свыше молния, очевидно, считалась персонификацией бога или демона, овладевающего своими приверженцами и дающего им сверхъестественное знание и силу.

Теперь можно задать два вопроса: 1) почему более ранние исследователи не смогли подобным образом истолковать эти надписи? и 2) насколько обоснованы выводы профессора Грюнведеля? Отвечая на первый вопрос, нам следует помнить о том, что наш исключительно подготовленный ориенталист является знатоком литературы тантризма, этапа восточной мысли, которого обычно сторонятся или, в лучшем случае, неправильно интерпретируют. Например, тексты тантрической литературы оттолкнули профессора Бурнюфа, и он, несомненно, недопонял ее ценность в качестве источника малопонятных магических верований. Наш автор, благодаря эрудированности в области тибетского языка, прочитал много неопубликованных и трудных для понимания текстов и, к тому же, получил информацию из первых рук от некоторых лам. Менее известная сторона тантрической системы обращается к магии, и данное влияние, по мнению профессора Грюнведеля, способствовало глубинным изменениям, произошедшим не только в позднем буддизме, но и практически во всех существовавших восточных религиях. Следы этого влияния обнаруживаются даже в таких разделенных расстояниями странах как Китай, Япония и Малайские острова. Центром тантризма является Тибет.

Тексты тибетской школы Гелуг содержат лишь завуалированные намеки на тантрический культ. Будучи реформированной, она частично уничтожила образцы более древней литературы, но в сохранившихся документах содержатся крайне откровенные и недвусмысленные комментарии о тантрических практиках, оказывающие неоценимую помощь в понимании гоэтической литературы в целом. Профессор Грюнведель решительно настаивает на этом и полагает, что только данные комментарии позволяют нам понять утонченное и многообразное литературное наследие реформированной тибетской школы. Поскольку для сокрытия фундаментальных тантрических воззрений постоянно употребляется гуманитарная и буддистская фразеология, большинство западных ученых были неспособны вникнуть в тайные смыслы тибетских писаний, а также части тантрической литературы, написанной на санскрите.

В тантрических текстах, и особенно в комментариях более древних тибетских школ, профессор Грюнведель обнаружил определенный ритуал, который неоднократно в них повторяется и поразительным образом соответствует тому ритуалу, который сохранился в этрусских надписях. Это повторение похожих обрядов стало фактом, доказавшим нашему исследователю сравнительной демонологии, что этрусский ритуал являет собой не просто субъективную интерпретацию ученого, но, фактически, более раннее проявление широко распространенной «черной магии», эквивалент которой существует сегодня в своей самой очевидной форме в Тибете. Кроме того, в тантрах содержится множество сходных черт с ведьмовским культом средневековья. Поза ведьм у алтаря, известная из старых гравюр, аналогична позе чародея-тантриста; на Западе имело место принесение в жертву детей, и схожие практики обсуждаются в тантрах; ведьмы, летящие по воздуху, являются двойниками восточных дакинь, занимающих важное место в тантрической системе; рождение детей, согласно тантрам, является табу, и поэтому женщина проклята – с этим мнением согласны западные ведьмы и колдуны. В ходе установления происхождения средневекового колдовства и магии было обнаружено свидетельство, указывающее на то, что средневековая Тоскана, давнее место обитания древних этрусков, была одним из центров, распространявшим эти практики. Небезынтересно отметить, что, например, нанятые печально известным Жилем де Рэ (Синей Бородой) колдуны (на данный момент исследователи пришли к выводу о невиновности Жиля де Рэ) были флорентийцами, и что странная картина в пизанском Кампо-Санто, на которой изображен Сатана, изрыгающий демонов, удивительно напоминает похожие образы тибетских демонов.

Фреска с изображением Сатаны, XIV век. Кладбище Кампо-Санто, Пиза

Итак, тантры, средневековое колдовство и этрусские надписи интерпретируются как различные фазы одного и того же культа. Проблема происхождения данного явления разрабатывается во второй книге.

Теперь мы подходим ко второму нашему вопросу. Изучая происхождение тантрической системы, профессор Грюнведель отбрасывает возможность самой идеи ее зарождения в Тибете или Индии и уверенно указывает на Иран как на место заимствования этой системы. Он считает, что те элементы тантризма, которые не принадлежат позднему выродившемуся буддизму, восходят к иранской религии. Под словом «иранская» здесь подразумевается «манихейская». То есть наш автор считает манихейство, религию Мани, источником или промежуточной стадией тантрической системы. Начиная с эпохи поздней Греции и Рима, манихеи почти повсеместно считались распространителями «зловредной традиции»; их жестоко преследовали, и особенно ожесточенно – в родной Персии.

В средние века считалось, что многие еретические секты находились под влиянием манихеев, что привело к повсеместному отрицательному отношению к их учениям на Западе. Современные ученые, тем не менее, отвергли эти взгляды и обнаружили в манихействе эклектичную религию с искренними верующими, религию, чьи жрецы, «электы», придерживались самого сурового и предельного аскетизма, а летописцы оставили нам миниатюры большой утонченности и красоты. Поэтому довольно странно, что профессор всецело и безоговорочно осуждает манихейство как хранительницу и продолжательницу «злобной» и «деструктивной» традиции.

И все же причины таковой позиции профессора излагаются в его работах, особенно в той книге, где описывается ряд настенных изображений, обнаруженных в пещерах буддистских монахов в Средней Азии. (Alt-Kutscha, 1920 – прим. перев.).

На этих рисунках объясняется, как буддизм, пришедший в этот регион из Индии, изменился и в итоге извратился благодаря внешнему воздействию. Жрецов этой новой религии, именовавшихся «одетыми в белое», следует отождествить с манихеями. В некоторых пещерах существуют предположительно более ранние изображения чисто буддистского характера, тогда как в других представлены манихейские элементы, коим в итоге удалось одержать верх. В связи с этим любопытно отметить, что не так давно в этой местности были найдены подлинные литературные памятники манихейства. (Butkitt, Religion of the Manichees, 1925 – прим. перев.).

Эти тексты и фрагменты, включающие миниатюры редкой красоты, являются нашими единственными и непосредственными данными о религии Мани и, насколько можно судить о недавно обнаруженных артефактах, не говорят ничего неблагоприятного о манихейских доктринах.

Тем не менее, профессор Грюнведель отыскал в китайских и тибетских литературных источниках ясные и совершенно очевидные указания на пагубное воздействие манихеев. Согласно этим документам, появление представителей данного культа в различных восточных землях сопровождалось деградацией местных религий. По утверждению Грюнведеля, именно в тантрической системе исследователь может убедиться в наиболее явных манихейских влияниях, приводящих к вырождению.

Допуская манихейское происхождение тантрической доктрины, во второй своей книге (Die Teufel des Avesta, 1924 – прим. перев.) наш автор делает попытки изучить учение Мани само по себе.

Первое издание «Дьявола в Авесте», 1924 год

Современные источники ссылаются на то, что манихеи использовали тайную письменность, скрытую от глаз профанов, поэтому в итоге все ее следы, по-видимому, исчезли. Профессор Грюнведель полагал, будто этруски извратили идеи египтян, и предположил, что они фактически заимствовали иероглифы. Ему кажется, что манихейство, рассматриваемое через призму тантр, является поздним развитием культа, дошедшего до нас в виде этрусских надписей, поэтому наш автор постулирует возможность употребления Мани и его сторонниками иероглифической системы для выражения своих магических формул. Истинную тайну веры хранили немногочисленные «электы», понимавшие иероглифы. На головных уборах демонов с манихейских миниатюр из Идикутсари профессор Грюнведель действительно нашел некоторые из этих символов, предназначавшиеся, вероятно, для передачи посвященному знания о подлинной природе данных сущностей. Эти иероглифы составляют одно из самых поразительных открытий Грюнведеля, так как они удивительно похожи на иероглифы в так называемых хеттских надписях из Хамата, Джерабиса и других мест; некоторые их образцы должны находиться в Британском музее. По уверению нашего автора, хеттские надписи, в значительной степени ставшие препятствием для расшифровки, написаны на мидийском языке и довольно сильно отличаются от египетских. Те немногие египетские символы, встречающиеся в данном письме, лишь демонстрируют то, что этим людям был хорошо знаком египетский язык. Некоторые из этих надписей имеют небольшие знаки над определенными иероглифами, которые уточняют фразу, допускающую двойное значение. Наш мудрый дешифровщик заявляет, что этот второй язык хеттских надписей соответствует языку, на котором написаны этрусские тексты. Профессор Грюнведель действительно считает эти двуязычные надписи самыми удивительными археологическими находками в истории.

Хеттские тексты на камнях, согласно нашему автору, установили мидийцы, которые разрушили Ниневию и искоренили государственную религию ассирийцев, который они считали поклонением демонам, дабы разоблачить этот культ и оставить в качестве предупреждения победившему и побежденному народу. К покоренным обращались с помощью понятных им символов этой двуязычной системы, которые теперь, как магические формулы, потеряли свою эффективность. Эти формулы очень похожи на тексты этрусских надписей и, аналогично последним, вызывают отвращение и ужас. Мидийская часть так называемых хеттских надписей рассказывает о битве против сил зла, указывая на свойство этого уничтоженного культа, но не сообщая подробностей относительно ритуала.

Часть надписей на другом языке – назовем его «этрусским» – пресекает все попытки восстановления старого культа, приговаривая к самым строгим наказаниям тех, кто желал призвать «молнию с небес». Мидийские надписи представляют огромный интерес, потому что относятся к древнейшей иранской традиции, небольшая часть которой сохранилась в Авесте, однако, из-за неполноты этого текста, он с трудом поддается интерпретации. По мнению профессора Грюнведеля, данные мидийские отрывки являются прототипами, а фактически оригинальной версией нескольких стихов Замьяд-Яшты.

В мидийской версии хеттских надписей сообщается о том, как иранцы, арийская раса, вместе с Заратустрой, который упоминается как их вождь, победили людей, поклонявшихся пантеону отвратительных богов или демонов. Эти боги называются в Авесте дьяволами или дэвами, что объясняет название рассматриваемой работы. Следовательно, сражение Заратустры с силами тьмы являлось исторической реальностью. Одна из надписей, намекая на Ниневию, Вавилон и другие участвовавшие в ужасной битве города, рассказывает о том, как Заратустра прогнал дьяволов под землю и крепко связал их там. Кроме того, оказывается, что имена злых божеств, коим поклонялся народ Ниневии, снова появляются в этрусских надписях и даже тантрах, и что в каждом случае описываются схожие обряды, по-видимому, ссылающиеся на хеттские надписи как исторический первоисточник более позднего проявления этой религии.

Одна из двуязычных надписей находится на основании каменного льва, а другая, называемая «надпись меча», имеет вид остатка рельефного меча. Лев и меч были древнеиранскими символами царской власти, и наш автор указывает на то, как тантрическая литература присвоила себе образ меча и наделила его невероятно жутким смыслом – быть священным, освобождающим жертву от длинной цепи перерождений. Как утверждает профессор Грюнведель, таково скрытое значение меча, о коем говорят тантры.

Не все надписи, расшифрованные Грюнведелем, принадлежат к так называемой хеттской разновидности. Некоторые из них, представленные в рукописной форме, должны быть вавилонского происхождения; но тщательное исследование, проведенное нашим специалистом, привело к обнаружению того, что этот язык является мидийским и использует систему иероглифов, идентичных упоминавшимся выше хеттским надписям, хотя и менее искусно выполненных. Оказывается, что эти тексты, согласно расшифровке, похожи на другие хеттские тексты – а именно указы, запрещающие поклоняться демонам в вавилонских землях. Эти надписи выполнены на одном языке и не включают «этрусскую» версию.

В оставшейся части своей работы профессор Грюнведель продолжает говорить о тантрической системе. Он акцентирует внимание на том, как ловко тибетцы скрыли тантрические намеки в своей литературе, и в качестве примера раскрывает тайный смысл одной из авадан (жанр буддийской литературы – прим. ред.). В ней говорится о Манджушри, могущественном бодхисаттве тантрического пантеона, изображенном как воплощение идеального колдуна.

Перевод: Вадим Проскуряков

Источник

Публикация на Тelegra.ph

Подпишитесь на наш телеграм-канал https://t.me/history_eco