А. Комогорцев. Истоки инфраструктурной революции в России

Главная операция Великой Отечественной войны

Еще в 1937 году советской разведкой были получены сведения об оперативно-стратегических играх, проводившихся бывшим руководителем Рейхсвера Гансом фон Сектом, а впоследствии министром имперской обороны Германии Вернером фон Бломбергом.

Вернер фон Бломберг

Итоги игр был сформулированы в так называемом «завещании Секта», где, в частности, говорилось, что Германия не сможет выиграть войну с Россией, если боевые действия затянутся на срок более двух месяцев и если в течение первого месяца войны не удастся захватить Ленинград, Киев, Москву и разгромить основные силы Красной Армии, оккупировав одновременно главные центры военной промышленности и добычи сырья в европейской части СССР.

Немецкое военное командование верно нащупало «ахиллесову пяту» Советского Союза, состоявшую в том, что большая часть его индустриальной базы и военной промышленности была сосредоточена в европейской части страны. Захватив или уничтожив в ходе блицкрига советскую оборонную базу, немецкое командование обрекало Красную Армию на неминуемое поражение, вызванное истощением мобилизационного запаса, которое, по предварительным оценкам, должно было наступить в районе Нового года.

Из-за непосредственной угрозы стратегическим военно-промышленным объектам СССР на начальном этапе войны советские войска не смогли использовать традиционную схему спасения армии посредством организованного отступления вглубь территории России, как это было сделано в 1812 году. Советские солдаты были вынуждены самоотверженно биться за каждый клочок земли с многократно превосходящими силами противника, и не по причине преступного скудоумия военного командования, а ради того, чтобы выиграть время, необходимое для эвакуации военно-промышленных объектов.

Общее решение о перебазировании промышленности на восток было принято уже 22 июня 1941 года. 20 июля Государственный комитет обороны СССР обязал наркома авиационной промышленности установить очередность эвакуации цехов заводов, чтобы в течение всей процедуры перебазирования сохранить производство согласно плану. Харьковский дизельный завод был перебазирован в Челябинск, практически не прерывая производства. В тот день, когда из Харькова ушел последний эшелон, в Челябинске уже были выпущены первые дизели. За один день 15 октября 1941 года около семидесяти наркоматов, комитетов, главков, банков и прочих общегосударственных учреждений были эвакуированы из Москвы в 28 различных городов СССР. При этом руководству удалось в полной мере сохранить централизованное управление страной.

Вот как выглядели итоги эвакуации в изложении историка и военачальника, генерал-полковника Юрия Горькова: «С июля по декабрь 1941 года было эвакуировано 2593 предприятия, в том числе 1523 крупных предприятия, из которых 1360 были военные, эвакуированные в первые три месяца войны. Из общего числа эвакуированных крупных предприятий было направлено: 226 — в Поволжье, 667 — на Урал, 244 — в Западную Сибирь, 78 — в Восточную Сибирь, 308 — в Казахстан и Среднюю Азию. В предельно сжатые сроки было вывезено железнодорожным транспортом более 10 млн. человек и водным путем — 2 млн. человек. За 1941—1942 годы всего было эвакуировано 2,4 млн. голов крупного рогатого скота, 5,1 млн. овец и коз, 200 тыс. свиней, 800 тыс. лошадей. За время войны из районов, которым угрожал захват противника, по железным дорогам проследовали около 1,5 млн. вагонов, или 30 тыс. поездов с эвакуированными грузами. Сроки эвакуации были предельно сжаты. На новых местах в среднем через 1,5—2 месяца предприятия начинали давать продукцию»[1].

Поточная линия цеха №119 Уральского танкового завода в Нижнем Тагиле

Для того чтобы по достоинству оценить масштаб проделанной работы, следует учесть, что каждое предприятие следовало демонтировать, станки и прочее оборудование упаковать, погрузить в эшелоны, перевезти на две-три тысячи километров, выгрузить и снова смонтировать. При этом, несмотря на удары авиации противника, разрушенные рельсовые пути и базовые станции, в следовании составов должен соблюдаться абсолютный порядок, иначе завод был бы потерян. Эта процедура была осуществлена практически идеально, что свидетельствует о колоссальной заранее проделанной подготовке. Невзирая на это очевидное обстоятельство, большинство историков продолжают придерживаться мнения, высказанного некоторыми непосредственными участниками событий, что столь сложная и масштабная операция была якобы следствием вынужденного экспромта, осуществленного в первые месяцы Великой Отечественной войны.

Экспромт, которого не было

Горьков следующим образом излагает официальную версию событий: «Незадолго до начала войны, в апреле — мае 1941 года, делались попытки предусмотреть, какие предприятия и в какой последовательности должны быть эвакуированы вглубь страны. Были поставлены задачи по разработке планов эвакуации, планов минирования и подрыва объектов, которые не могли быть вывезены на восток. То, что в самом начале войны пришлось создавать специальные органы по эвакуации и решать эти вопросы, которые должны быть заранее спланированы, говорит о том, что таких разработок в Совнаркоме не было».

Под «специальными органами» Горьков подразумевает Совет по эвакуации, созданный постановлением СНК СССР и ЦК ВКП (б) от 24 июня 1941 года. В состав этого органа входили: Л.М. Каганович (председатель), А.Н. Косыгин (зам. председателя), Н.М. Шверник (зам. председателя), Б.М. Шапошников, С.Н. Круглов, П.С. Попков, Н.Ф. Дубровин и А.И. Кирпичников. Учитывая масштаб и значение операции по эвакуации промышленных мощностей и населения страны, представляется чрезвычайно странным, что в Совете по эвакуации не состоял ни один из членов Государственного комитета обороны, образованного 30 июня 1941 года.

Главный научный сотрудник Института российской истории РАН и руководитель Центра военной истории России Георгий Куманев в статье «Война и эвакуация в СССР. 1941—1942 годы» приводит воспоминания бывшего заместителя наркома путей сообщения и начальника Грузового управления Народного комиссариата путей сообщения СССР (НКПС) Н. Ф. Дубровина, касающиеся деятельности Совета по эвакуации: «Конкретными, заблаговременно разработанными эвакуационными планами на случай неблагоприятного хода военных действий мы не располагали. Положение осложнялось тем, что многие предприятия прифронтовых районов до последней возможности должны были давать продукцию для обеспечения нужд обороны. Наряду с этим нужно было своевременно подготовить оборудование промышленных объектов к демонтажу и эвакуации, которую приходилось часто осуществлять под артиллерийским обстрелом и вражескими бомбардировками. Между тем необходимого опыта планирования и проведения столь экстренного перемещения производительных сил из западных районов страны на восток у нас не было. Помню, как по заданию директивных органов мы специально разыскивали в архивах и библиотеках Москвы, в том числе в Государственной библиотеке им. В. И. Ленина, хотя бы отрывочные сведения об эвакуации во время Первой мировой войны, но найти почти ничего не удалось. Опыт приобретался в ходе военных действий».

Действительно, в годы Первой мировой войны также проводилась эвакуация промышленных предприятий, которая наглядно продемонстрировала, что происходит, когда подобного рода мероприятия осуществляются без предварительной подготовки.

Вот как описывает ее преподаватель Академии тыла и снабжения, доктор экономических наук, профессор Григорий Шигалин: «Эвакуация наиболее крупных предприятий и запасов сырья началась еще осенью 1914 года. В большинстве случаев эвакуация проводилась по распоряжению военных властей в срочном порядке, без всякого плана, без подготовки в тылу базы для размещения оборудования и жилья для рабочих. Эвакуация сопровождалась большой путаницей в указаниях направлений эвакуируемых грузов, в начале 1916 года имелось до 4500 вагонов «запутавшихся» грузов. Порча промышленного оборудования во время перевозок была общим явлением».

Самыми слабыми звеньями в эвакуационной работе были размещение и запуск эвакуированных предприятий на новых местах. Через год после эвакуации в строй вступило только 20—25% крупных заводов. Важнейшим следствием эвакуационного опыта Первой мировой войны было осознание необходимости заблаговременной эвакуационной подготовки.

В необходимости такой предварительной подготовки пришедшие к власти большевики получили возможность убедиться в феврале 1918 года, когда после разгрома красных частей и их отступления Советское правительство встало перед угрозой оккупации Петрограда наступающими немецкими войсками. В марте начался вывоз из Петрограда первых промышленных предприятий. Параллельно происходил перенос столицы из Петрограда в Москву. Всего из Петрограда предполагалось эвакуировать 126 предприятий. Полностью или частично было вывезено 75 предприятий. Транспортировка осложнялась плохим состоянием подвижного состава железных дорог, крайним недостатком топлива и хаосом, охватившим страну. В результате эвакуация вместо спасения промышленности привела к ее дезорганизации. В наибольшей степени это коснулось предприятий оборонной промышленности, вывозившихся в первую очередь.

М.В. Фрунзе

В 1925 году Управление военной промышленности в письме к председателю Реввоенсовета СССР М.В. Фрунзе так оценило опыт эвакуации оборонных предприятий Петрограда: «Процесс расстройства заводов был в значительной степени усилен эвакуацией ленинградских военных заводов, имевшей место в начале 1918 года. Эта эвакуация была проведена в спешном порядке при отсутствии заранее разработанного плана вывоза заводов, а также при отсутствии заранее выбранных пунктов для размещения эвакуированных единиц».

Важное свидетельство того, что вопреки официальной версии событий, изложенной членом Совета по эвакуации Дубровиным, Советское правительство учло опыт 1918 года и еще до начала Великой Отечественной войны предпринимало меры для организации эвакуационной подготовки, содержится в упомянутом выше материале Куманева. Без каких-либо комментариев автор приводит цитату из статьи американского журналиста Сайруса Лео Сульцбергера «Трудовой фронт», опубликованной 20 июля 1942 года на страницах журнала «Лайф»: «Этот осуществленный в гигантских масштабах перевод промышленности на Восток — одна из величайших саг истории. Причем, речь идет отнюдь не о спорадическом процессе: перевоз заводов был подготовлен заранее и в день «П» — переезда — планы эвакуации были плавно пущены в ход».

Журналист и писатель Елена Прудникова обращает внимание на то, что в декабре 1940 года в Москве прошло совещание высшего командного состава РККА, посвященное предстоящей войне. Сразу после его завершения открылась XVIII Всесоюзная конференция ВКП(б), на которой было принято постановление «О форсировании темпов роста оборонной промышленности». В соответствии с постановлением планировалось в кратчайшие сроки построить на востоке страны тысячи новых заводов. Очевидно, что за полгода такое количество заводов построить невозможно, зато можно возвести корпуса, подвести пути сообщения и инженерные сети. Прудникова предполагает, что эти предприятия на самом деле представляли собой заранее подготовленные площадки с подведенными коммуникациями, на которых после начала боевых действий должны были разместиться эвакуированные из европейской части СССР производственные мощности.

Другой фрагмент из статьи Сульцбергера «Трудовой фронт» содержит сведения о куда более внушительной подготовительной работе по осуществлению эвакуационных мероприятий в СССР. Автор пишет: «Более чем за десять лет до начала войны началось перемещение военной промышленности на восток. Это было подготовительное мероприятие, предпринятое после консультаций представителей армии со специалистами научно-исследовательских институтов, которые тщательно изучили энергетические, сырьевые и транспортные ресурсы района Урала».

Прудникова указывает, что разработка советских эвакуационных планов началась вскоре после завершения Гражданской войны. Уже 3 августа 1923 года Совет Труда и Обороны СССР принимает положение «О вывозе из угрожаемых неприятелем районов ценного имущества, учреждений, предприятий и людского контингента». За этим последовала долгая и кропотливая работа по составлению первого эвакуационного плана, которой занимался Центральный мобилизационный отдел НКПС на основании заявок наркоматов. Первый эвакуационный план был утвержден 7 мая 1926 года. За основу дальнейшего эвакуационного планирования был принят следующий план, датируемый 1928 годом, в соответствии с которым должно было быть вывезено 352 предприятия, 141 тысяча человек и 111 тысяч тонн грузов. За эвакуацию предприятий отвечал Высший совет народного хозяйства (ВСНХ). Этот план пока еще не предусматривал налаживания производства на новом месте — станки и оборудование предполагалось просто хранить где-нибудь на складах (впоследствии этот недостаток был исправлен).

Последнее документальное упоминание о довоенной подготовке эвакуационных планов связано с утвержденным в 1928 году новым «Положением о вывозе из угрожаемых неприятелем районов ценного имущества, учреждений, предприятий и людских контингентов». Согласно Положению, непосредственным составлением эвакуационного плана по-прежнему занимался НКПС, но при штабе РККА и штабах приграничных округов создавались межведомственные эвакуационные совещания, то есть военные также были вовлечены в эту работу, на что совершенно справедливо указывал в своей статье Сульцбергер.

Начиная с 1930 года, словно по мановению волшебной палочки, всякое упоминание о подготовке эвакуационных мероприятий полностью исчезает из открытых источников: учебников, научных трудов, мемуаров. Это отнюдь не означало прекращение в СССР работы над эвакуационными планами, а, напротив, свидетельствовало об особом статусе, который она приобрела в глазах высшего военно-политического руководства страны. Не случайно в том же 1930 году на основе объединения Комиссии по изучению естественных производительных сил России (КЕПС) и Комиссии экспедиционных исследований АН СССР создается Совет по изучению производительных сил (СОПС), к которому переходит роль основного «мозгового центра» сталинского СССР. Именно СОПС задумал и подготовил планы индустриализации СССР, а также совместно с Генеральным штабом разрабатывал эвакуационные планы, успешно реализованные в начале Великой Отечественной войны[2].

Трудный выбор элит

Комиссия по изучению естественных производительных сил России (КЕПС) была организована в 1915 году под руководством выдающегося ученого и мыслителя Владимира Ивановича Вернадского, ставшего ее бессменным председателем вплоть до 1930 года.

В. И. Вернадский — председатель КЕПС (1915—1930)

Возникновение КЕПС было связано с проблемой коренной реорганизации промышленности и обеспечением роста военного производства в условиях Первой мировой войны. Вся основная деятельность КЕПС была сосредоточена на решении неотложных оборонных задач российского государства. Наиболее плотные контакты Комиссия установила с Военным и Морским министерствами; это позволяло ей оперативно решать научно-технические проблемы, продиктованные потребностями обороны. Немаловажно, что в годы Первой мировой войны КЕПС выполнялись специальные поручения Управления и канцелярии верховного начальника санитарной и эвакуационной части.

Отличительной особенностью работы Комиссии являлся комплексный подход к изучению естественных производительных сил. Фактически деятельность Комиссии привела к созданию нового междисциплинарного знания, что впоследствии дало новый импульс развитию страны. О масштабах ее деятельности наглядно свидетельствует то, что уже в 1916 году в составе КЕПС были представлены десять научных и научно-технических обществ и пять министерств, а в ее работе участвовали многие выдающиеся ученые, представлявшие все отрасли естественных и технических наук[3].

Одно из центральных мест в деятельности КЕПС занимали проблемы организации науки. В конце декабря 1916 года Вернадский представил в КЕПС доклад «О государственной сети исследовательских институтов». По мнению Вернадского, опыт первых двух лет войны продемонстрировал, что существующая форма организации науки и ее взаимодействия с производством не позволяет решить насущные задачи развития промышленности. Для обеспечения технико-экономической независимости страны необходимо широкое развитие исследовательских институтов прикладного, теоретического или специального характера.

Большинство предложений членов КЕПС, касающихся координации исследований, повышения роли вузов в научном потенциале страны, обеспечения правильного взаимоотношения между наукой, техникой и промышленностью, рационального размещения институтов на территории России, в той или иной форме были реализованы в годы советской власти.

После Октябрьской революции 1917 года КЕПС существенно расширяет сферу деятельности, обеспечивая преемственность основных научных школ страны в непростой переходный период. Новая власть, со своей стороны, демонстрирует заинтересованность и политическую волю в деле модернизации страны. Технократы, в течение долгих лет не имевшие возможности воплотить свои идеи в жизнь из-за косности царской административной системы, наконец-то получили шанс. Уже весной 1918 года КЕПС разработала программу научного обеспечения первоочередных нужд нового государства, затем приняла участие в разработке плана и механизмов ГОЭЛРО, восстановлении разрушенного после гражданской войны хозяйства и организации первого пятилетнего плана.

21 августа 1923 года на базе КЕПС и Государственной комиссии по электрификации России создается Государственная Комиссия СССР по Планированию при Совете Труда и Обороны СССР при Совете Народных Комиссаров СССР (Госплан СССР), которая с 1925 года начала формировать годовые планы развития народного хозяйства СССР.

По мере развертывания советской индустриальной проектности от КЕПС «отпочковалось» шестнадцать исследовательских институтов. В 1930—50-е годы Комиссией, преобразованной в Совет по изучению производительных сил, было организовано одновременно около 100 комплексных научных экспедиций по мобилизации ресурсов страны, совершенствованию размещения производительных сил и приведению энергетики регионов в соответствие с запросами оборонной промышленности.

Главным результатом работы КЕПС, начиная с самого момента ее создания, стало понимание роли транспортно-инфраструктурной связности в индустриальной конкуренции мировых держав. Описание индустриальных ресурсов России, являвшееся одной из первоочередных задач КЕПС, вылилось в создание масштабной экономической стратегии, ключевую роль в которой играли не сами природные ресурсы, хотя им и уделялось большое внимание, а их связывание через опережающее развитие инфраструктурной компоненты. В процессе работы Комиссии выяснилось, что размеры страны превратились из ресурса в потенциальную слабость, так что и период индустриализации, и последующие десятилетия советской истории прошли под знаком борьбы с инфраструктурной недостаточностью.

Необходимым условием осуществления комплексной программы индустриализации России, разрабатываемой КЕПС, оказались революционные потрясения. К 1916 году представителям правящей элиты стало очевидно, что Царская Россия не в состоянии осуществить структурную перестройку экономики. Во многом окончательному и принципиальному пониманию этого обстоятельства способствовали выводы КЕПС. Военный историк Сергей Переслегин выдвигает довольно смелую и на первый взгляд неожиданную гипотезу о том, что в этих условиях русский Генеральный штаб сделал сознательную ставку на большевиков, которые фактически произвели массовое ограбление правящих кругов страны во имя ускоренной индустриализации. В пользу этой версии свидетельствует необычно высокий процент генштабистов (85—90%), оказавшихся на стороне Красной Армии во время Гражданской войны. К концу 1918 года высшая штабная элита занимает ведущие должности во всей структуре военного управления Красной Армии.

В этом смысле весьма показательно отношение Вернадского к советской власти, зафиксированное в его дневниковых записях периода гражданской войны.

16. I. 1920: «Я думаю, интересы и спасение России сейчас в победе большевизма на западе и в Азии. Необходимо ослабление «союзников».

14. XII. 1920: «Я все-таки думаю, что важен масштаб совершающегося процесса, и в этом смысле идейная сила большевизма, по его влиянию и размаху, несравнима с идейным содержанием Д[обровольческой] А[рмии], в общем, тусклым и бледным, с ее реставрационной идеологией среднего ее сторонника».

Как следует из дневников последующего периода, Вернадский довольно критично относился к советской власти, и это скептическое отношение он сохранил на протяжении всей жизни. Наряду с тем он отдавал ей должное, понимая, что именно благодаря советской власти в стране была разбужена мощная социальная энергия, немалая часть которой направлена на развитие науки и промышленности.

Следующая весьма красноречивая запись из дневников Вернадского как нельзя лучше характеризует процессы, происходившие в стране в 1930-х годах.

05. III.1932: «И.И. Гинзбург — с ним долгий разговор о воде, условиях работы. ГПУ высшие <чины> лучше; они когда узнают, жестоко расправляются со своими — железная дисциплина — много <таких> арестованных всегда — от 1% всех. Сознают ненормальность. Проведение силой — культурная работа: обучение ремеслам, просвещение и т[ому] п[одобное]. Все из противоречий. Нет возможности набрать людей для работы на севере в тяжелых условиях, иначе как силой»[4].

Сделав непростой и одновременно весьма прагматичный выбор в пользу советской власти, русская элита шла на колоссальный риск, прекрасно осознавая, что на кону стоит, с одной стороны, вопрос о ее физическом существовании, а с другой — острейшая проблема форсированного развития инфраструктуры России, без которого страна очень быстро превратится в полуколонию турецкого типа. История показывает, что подобная фундаментальная перестройка экономики всегда сопровождается неизбежными потерями. Как бы то ни было, инфраструктурная революция, осуществленная большевиками при деятельной поддержке и участии научной элиты России, привела к тому, что уже к концу 1930-х годов мы получили сильную в военно-индустриальном отношении державу.

Этот амбициозный проект был институционализирован в структурах КЕПС, ГОЭЛРО, Госплана СССР, а впоследствии СОПС, который сыграл ключевую роль в подготовке эвакуационного плана 1941 года. Созданный в первые дни Великой Отечественной войны Совет по эвакуации был всего лишь необходимым прикрытием, призванным убедить немецкую разведывательную агентуру в совершенной неподготовленности мероприятий по масштабной эвакуации советской военно-промышленной базы на восток.

Настоящие организаторы этой блестящей стратегической операции в лице СОПС оказались в тени даже после окончания Второй мировой войны, поскольку вся их последующая деятельность была связана с ключевыми военно-промышленными программами СССР. В частности, речь идет о советском атомном проекте, у истоков которого стоял руководитель КЕПС академик Вернадский. Но это уже совсем другая история.

Источник

Публикация на Тelegra.ph