А. Орлов. Схождение в обитель Левиафана как обретение тайн

Авраам и Левиафан

Нисхождение героя в обитель Левиафана можно часто встретить в ранних и поздних иудейских и христианских текстах, где различные персонажи отправляются в обители антагонистов, чтобы обрести спасительное знание. Для нашего исследования важно, что в некоторых поздних иудейских мистических текстах конкретно упоминается путешествие Авраама в нижние миры, связанные с антагонистическими силами. Эти поздние интерпретации часто основаны на знакомых деталях библейской истории Авраама, особенно на рассказе о его путешествии с Сарой в Египет, изложенном в Быт. 12:10–20. Например, Зоар переосмысливает вояж Авраама в Египет как его «нисхождение» в тайны Другой Стороны: «Авраам поднялся из Египта… Это намек на мудрость и ступени ниже, в глубины которых спустился Авраам, познав их, но не привязавшись к ним».[1]

В Зоар I.83a далее поясняются детали этого загадочного путешествия, интерпретируемого теперь как схождение в обитель Змея: Рабби Шимон сказал: «Приди и осознай: все это тайна мудрости. Здесь содержится намек на мудрость и ступени внизу, глубины в которые Авраам спустился, познав их, но не привязавшись к ним. Он не был соблазнен, как Адам, который, достигнув этой ступени, был соблазнен Змеем и принес смерть миру. Он не был соблазнен, как Ной, который, спустившись и достигнув этой ступени, сделал что? Он выпил вина, опьянел и обнажился в шатре своем …. Но об Аврааме написано: “Авраам поднялся из Египта,” поднимаясь, а не нисходя, возвращаясь в свое владение, к высшей ступени, которую он осознал прежде. Это событие произошло, чтобы раскрыть мудрость, ибо он твердо устоял – достойно – и не был соблазнен. Он поднялся, возвращаясь в свое владение, к Негеву – Югу, высшей ступени, с которой он был связан прежде, как написано: “постоянно направляясь к Негеву.” Здесь также – к Негеву, месту, которое он осознал прежде. Приди и осознай тайну этого события: если бы Авраам не спустился в Египет и не был там сначала очищен, он бы не стал уделом Благословенного Святого».[2]

Это предание утверждает, что, в отличие от других библейских персонажей, которые были соблазнены и сбиты с пути своими встречами с коварным Змеем во время своих путешествий в нижние миры, Авраам использовал эту возможность для расширения своего божественного знания. Зоар также подчеркивает решающее значение этого опыта для духовного роста патриарха, заявляя, что без такого нисхождения Авраам «не стал бы уделом Благословенного Святого».

Способность Авраама проникнуть в тайны Ситры Ахра, что часто понимается как жертва патриарха «Другой Стороне», также противопоставляется в Зоаре нежеланию Иова сделать то же самое. Из Зоар II:34a можно узнать следующее: Он никогда не давал ему доли. Что написано? Приносил всесожжения по числу всех их. Всесожжение поднимается наверх, не давая доли Ситре Ахра. Ибо если бы он дал ему долю, он бы не смог победить его позже; все, что он взял, принадлежало ему по праву…. Далее, так же как он разделил добро и зло – не охватывая их – он судил его соответственно: давая ему добро, затем зло, а затем возвращаясь к добру. Это подобает человеку: познать добро, познать зло и восстановить себя в добре. Это – тайна веры.[3]

Хотя в этом отрывке нет прямых ссылок на традицию о Левиафане, которая в библейском описании тесно связана с божественными откровениями, данными Иову, такие намеки могут быть неявно присутствующими в вышеупомянутой теме нисхождения в Египет – место, которое уже связывалось в некоторых библейских текстах, включая Книгу пророка Иезекииля,[4] с царством великого дракона (התנים הגדול) и его реками. Материалы Зоара учитывают эту ассоциацию, так как часто используют традиции Иезекииля в своих размышлениях о Левиафане и его владении.

Для нашего исследования также важно, что путешествие Авраама в обитель чудовища, символизируемую здесь как Египет, раскрывает уникальное эпистемологическое измерение, где путешествие понимается не просто как самоцель, но как усилие, направленное на обретение тайн Ситры Ахра.

Иона и Левиафан

Схождение Авраама в тайны зла можно рассматривать как часть более широкой традиции, развиваемой в некоторых иудейских и христианских текстах, где различные герои приобретают эзотерическое знание через свои встречи с первобытными чудовищами. Среди множества примеров мотив нисхождения героя в обитель чудовищ получил особенно богатую интерпретацию в поздних иудейских толкованиях Книги Ионы. Эти традиции засвидетельствованы в Пиркей де-Рабби Элиэзер, Мидраше Ионы, Ялкут Шимони и в некоторых других источниках.[5] Глава 10-я Пиркей де-Рабби Элиэзер представляет следующую интересную интерпретацию известного библейского повествования: «И Господь приготовил большую рыбу, чтобы проглотить Иону». … Иона вошел в её уста, как человек входит в большую синагогу, и находился там. Два глаза рыбы были словно стеклянные окна, дающие свет Ионе. Рабби Меир сказал: «В чреве рыбы висела жемчужина, и она освещала Иону, как солнце, сияющее в полдень. Она показала Ионе все, что было в море и в его глубинах, как сказано: “Свет сияет на праведника” (Пс. 96:11). Рыба сказала Ионе: “Разве ты не знаешь, что пришел мой день быть поглощенной в пасти Левиафана?” Иона ответил: “Подведи меня к нему, и я избавлю и тебя, и себя от его пасти.” Она подвела его к Левиафану. (Иона) сказал Левиафану: “Ради тебя я сошел, чтобы увидеть твое жилище в море, ибо в будущем я опущу веревку в твой язык, подниму тебя и приготовлю для великого пира праведников.” Иона показал ему печать нашего праотца Авраама, говоря: “Смотри на Завет,” и Левиафан увидел её и бежал от Ионы на расстояние двухдневного пути. Иона сказал рыбе: “Вот, я спас тебя от пасти Левиафана, покажи мне, что есть в море и в глубинах.» Она показала ему большую реку вод Океана, как сказано: “Бездна окружала меня,” и показала ему пути тростникового моря, через которые прошел Израиль, как сказано: “Тростники обвились вокруг моей головы” и показала ему место, откуда текут волны и потоки моря, как сказано: “Все волны твои и потоки твои прошли надо мной” и показала ему столпы земли в её основах, как сказано: “Земля с запорами её для мира была у меня” и показала ему низший Шеол…. Тотчас Иона сказал рыбе: “Остановись там, где стоишь, ибо я хочу молиться.” Рыба остановилась, и Иона начал молиться перед Святым, благословен Он, и сказал: “Владыка всей Вселенной! Ты называешься Тем, кто убивает, и Тем, кто оживляет. Вот, душа моя достигла смерти, теперь верни меня к жизни.” Его мольба не была услышана, пока из его уст не прозвучало: “Что я обещал, исполню, а именно: Я обещал вытащить Левиафана и приготовить его перед Тобой. Исполню это в День Спасения Израиля, как сказано: но я принесу Тебе жертву с голосом благодарности.” И тогда Святой, благословен Он, намекнул рыбе, и она извергла Иону на сушу, как сказано: и сказал Господь рыбе, и она извергла Иону на сушу».[6]

Первый важный аспект этого отрывка заключается в том, что наш герой нисходит не просто в водное жилище чудовища, а в чрево «большой рыбы». Внутри этой рыбы Иона постигает различные эзотерические знания, включая тайну Левиафана. Глаза рыбы, которые служат для нашего героя своего рода «освещенными окнами», предоставляют ему безопасный и удобный доступ к тайнам подземного мира. Как отмечает Скотт Ноегел, «рыба показывает Ионе тайны великой бездны через свои глаза, которые служат освещенными окнами».[7]

Кроме того, тело большой рыбы представляется в тексте как некий «чертог» или даже «святилище», позже сравниваемое с синагогой. Эта палата содержит загадочную жемчужину, которая, по словам рабби Меира, «освещала Иону… и показывала ему все, что было в море и в глубинах». Эта жемчужина, висящая в чреве рыбы и обеспечивающая Иону свет и доступ к чудесам подводного мира, служит как средство откровения. Рассуждая о свете жемчужины, Рейчел Адельман отмечает, что, интерпретируя фразу «Свет сияет на праведника» (Пс. 96:11) Пиркей де-Рабби Элиэзер связывает этот свет с первозданным светом Творения, который был сокрыт до конца дней, чтобы быть раскрытым только для праведников. Первоначально этот свет позволял первозданному Адаму видеть от одного конца земли до другого. Это тот же источник света, который освещал ковчег для Ноя во время потопа. И Иона, и Ной были связаны с водой, окружены хаосом и мраком. Чтобы рассеять тьму, Бог создал жемчужину, которая формируется в темноте раковины моллюска в глубинах моря. Этот свет подобен сиянию «изумительного кристалла» (Иез. 1:22), находящегося у подножия престола Славы Бога, который будет освещать мир в конце дней. Словно в знак того, что Иона отверг компромиссы внешней реальности этого мира, ему дается альтернативный свет – свет чистой жемчужины, символизирующий полностью внутренний, иной мир.[8]

Вход в чрево большой рыбы, описанный в нашем тексте как вход в «великую синагогу»,[9] вновь подчеркивает особую природу путешествия Ионы как мистического опыта.[10] Именно в этом священном месте пророку открываются тайны водной бездны. Описание «большой рыбы» развивается в том же «эпистемологическом» направлении, через изображение этого загадочного морского существа как помощника пророка в обретении эзотерических знаний. Подобно ранним иудейским апокалиптическим рассказам, где ангельское существо часто выполняет роль «проводника души» (психопомпа) адепта и его ангела-толкователя, перемещая визионера в различные небесные места и объясняя ему точный смысл чудес высшего мира, здесь большая рыба берет на себя роли ангела-толкователя и психопомпа Ионы, проводя его к различным чудесам подземного мира и раскрывая ему их скрытый смысл.

Для нашего исследования также важно отметить, что текст демонстрирует знание библейских и внебиблейских преданий о Левиафане. Так, Иона говорит Левиафану, что он спустился в его обитель, чтобы в будущем «опустить веревку в его язык»[11] и приготовить его для великого пира праведников.[12]
Рассуждая об этих высказываниях, Тимоти Бил отмечает, что в этом тексте Иона становится своего рода эсхатологическим «мясником», подготавливающим Левиафана для будущего пира.[13] Однако здесь может быть не только отсылка к мессианскому пиршеству,[14] но и аллюзия на эсхатологическое зрелище усмирения чудовищ, предшествующего этому пиру. Как известно, это зрелище часто принимает форму битвы небесных существ с Левиафаном, в ходе которой архангелы и другие небесные воинства пытаются подчинить первобытное чудовище. Указание Ионы на то, что он спустится и вставит веревку в язык Левиафана, может предвосхищать его роль как победителя чудовища, придавая новое значение уже известным нам преданиям. В этом отношении это не только экзегетический намек на Иов 40:20,[15] как справедливо отметил Ноегел,[16] но и также возможная отсылка к раввинистическим традициям ангельской битвы.

Более того, конфронтация Ионы с Левиафаном проявляет черты противостояния, насыщенного символикой божественного воина. Так, Иона, который в Пиркей де-Рабби Элиэзер воспринимается как мессианская фигура,[17] отгоняет Левиафана, показывая ему свое оружие в виде обрезанного пениса, именуемого в тексте как «печать Авраама» (חותמו של אברהם).[18] Как было показано в нашем исследовании, фаллический символизм оружия божественного воина часто встречается в повествованиях о чудовищах. Одним из ярких примеров этого является образ хвоста Бегемота, который некоторые исследователи интерпретируют как фаллос чудовища, часто используемый как смертельное оружие.

В этом контексте подражание героя атрибутам и тактике своего противника не является случайным, как наше исследование убедительно демонстрирует. Ученые отмечают, что в Пиркей де-Рабби Элиэзер Иона выступает своего рода зеркалом Левиафана.[19] В этой своей имитации чудовища Иона, таким образом, усваивает фаллический атрибут другого двойника Левиафана – Бегемота.

Еще одно объяснение того, почему обрезанный член Ионы смог отогнать Левиафана, связано с его возможной ассоциацией с божественным Именем. В иудейской традиции обрезание часто понималось как ритуал запечатывания Именем. Эллиот Вольфсон указывает на то, что такая связь между обрезанием и божественным Именем прослеживается, например, в Мидраше Танхума, где говорится, что Бог запечатлел свое Имя Шаддай на теле израильтян.[20] Из Мидраша Танхума, Цав 14, можно узнать следующее:
Кроме того, каждый из Израиля, кто обрезан, входит в сад Эдемский, поскольку Святой, благословен Он, помещает Свое имя на израильтянина, чтобы он мог войти в сад Эдемский. И что это за имя и печать, которую Он помещает на них? Это Шаддай: букву шин Он поместил в нос, далет – в руку, а йод – в обрезание.

Хотя некоторые тексты связывают ритуал обрезания с именем Шаддай, другие иудейские материалы говорят о Тетраграмматоне. Вольфсон отмечает, что в некоторых иудейских источниках «йод рассматривается как указание на первую букву Тетраграмматона, а не просто на последнюю букву имени Шаддай».[21] Такая связь с божественным Именем превращает мужской репродуктивный орган в мощный инструмент духовной войны. Ученые считают, что подобное понимание обрезанного пениса как апотропического инструмента может подразумеваться и в рассказе из Пиркей де-Рабби Элиэзер. Вольфсон считает, что «апотропическая сила обрезания, отвращающая опасность, ясно выражена также в Пиркей де-Рабби Элиэзер, гл. 10, 26а, в отрывке, где рассказывается о столкновении Ионы с Левиафаном: “[Иона] показал ему [Левиафану] печать Авраама (חותמו של אברהם) и сказал: Посмотри на завет [обрезания]. Левиафан увидел это и убежал от Ионы на расстояние двух дней пути”».[22]

Если фаллос Ионы действительно воспринимается в Пиркей де-Рабби Элиэзер как объект, опечатанный Тетраграмматоном, его действия по укрощению чудовища можно сравнить с ролью Иаоила в Откровении Авраама, где великий ангел, воплощающий Тетраграмматон в своем теле, способен укротить Левиафанов.
Наконец, пространственная символика истории Ионы навевает воспоминания о знакомых эсхатологических сюжетах, связанных с традицией Левиафана. Так, пребывание Ионы в чреве морского существа напоминает некоторые раввинистические описания, в которых говорится, что праведники в последние дни будут жить в шатрах, сделанных из кожи Левиафана. Возможно, ситуация Ионы предвосхищает такое событие, поскольку он обитает в эсхатологической «скинии», созданной из другого морского чудовища – «большой рыбы».
Другие аспекты истории перекликаются с традициями axis mundi. Например, не случайно, что во время своего подводного путешествия Иона получает откровения о фундаменте мироздания и Камне основания, созерцая «столпы» земли – реалии, напоминающие роль Левиафана, также описываемую в Пиркей де-Рабби Элиэзер, где чудовище изображается как axis mundi, держащее весь мир между своими плавниками.
В целом развитие традиции Левиафана в Пиркей де-Рабби Элиэзер иллюстрирует знакомую эпистемологическую схему, в которой нисхождение адепта в царство чудовища понимается как откровение тайн. Упомянутые роли «большой рыбы» как психопомпа пророка и его angelus interpres дополнительно подтверждают эту возможность.

Моисей и «змеи»

В ходе этого исследования мы узнали, что уже в Книге пророка Иезекииля Египет представлялся как владение первородного монстра.[23] Поздние иудейские предания далее развивают это толкование. Традиция о Египте как сфере дракона также проявляется в христианских текстах. Так, в «Гимне о Жемчужине», включенном в Деяния Фомы (108:12–15), главный герой отправляется в Египет, чтобы вернуть божественные предметы, находящиеся у «громко дышащего змея»: Если ты спустишься в Египет и принесёшь ту единственную жемчужину, которая находится в середине моря, окружённого громко дышащим змеем, ты наденешь свой сияющий плащ и тогу, которые тебе уготованы, и с твоим братом, который близок к нам по власти, ты станешь наследником в нашем царстве.[24]

Путешествие визионера в Египет, понимаемый как владение Змея, выходит на первый план в более поздних иудейских толкованиях истории Моисея – библейского героя, известного своей борьбой со змеями в Египте. Для нашего исследования важно, что уже в некоторых библейских отрывках «змеи» Моисея воспринимаются как первозданные чудовища из Быт. 1:21 – танниним. Так, в Исх. 7:9–12 жезл, брошенный Моисеем и Аароном перед фараоном, многократно описывается как таннин (תנין), а не нахаш (נחש), как это представлено в Исх. 4:2–3. Эта терминология появляется также в Исх. 7:9, где Бог даёт Моисею следующее наставление: «Скажи Аарону: Возьми свой жезл и брось его перед фараоном, и он станет таннином (לתנין)». В Исх. 7:10, когда Аарон бросает свой жезл перед фараоном, он снова становится таннином (תנין). Наконец, в Исх. 7:12 жезл Аарона, превратившийся в таннин, поглощает танниним (תנינם) волхвов фараона. Эти отрывки напоминают нам о Иез. 29:3, где слово «таннин» используется для обозначения фараона, разлегшегося посреди своих потоков, подобно большому морскому чудовищу. Размышляя о взаимодействии Моисея с танниним в Библии, Эпштейн отмечает: Бог избрал превратить жезл Моисея в таннина, а не в какое-то другое могущественное существо, потому что таннин, как символ высокомерия и власти, был подходящим образом самого фараона …. Согласно книге Исход, таннин Моисея поглощает всех танниним, созданных египетскими волхвами, символизируя превосходство фараона над всеми низшими силами. В Книге Исхода и Книге пророка Иезекииля таннин в конечном итоге побеждён: таннин Моисея превращается обратно в жезл с начертанным на нём Именем Бога.[25]

Традиция взаимодействия Моисея с танниним получает дальнейшее развитие в более поздних раввинистических и мистических текстах. Например, в Шмот рабба 3:12 содержится следующее изложение взаимодействия Моисея с драконами: И сказал Господь Моисею: «Протяни руку твою и возьми его за хвост» (Исх. 4:4). Мы уже объяснили, что символизировал змей для Моисея; но что этот знак означал для Израиля? Рабби Элеазар полагал, что жезл превратился в змея как символ фараона, которого называли змеем, как сказано: «Вот, Я на тебя, фараон, царь Египта, великий дракон» (Иез. 29:3). Его также называли Левиафаном – извивающимся змеем, потому что он преследовал Израиль. Бог сказал Моисею: «Видишь ли ты фараона, который подобен змею? Так вот, ты поразишь его жезлом, и в итоге он станет как дерево; и так же, как жезл не может кусаться, так и он больше не будет кусаться; потому: Протяни руку твою и возьми его за хвост».[26]

Этот отрывок развивает библейские традиции о танниним, упомянутых в первой главе Книги Бытия, Исходе и Иезекииле, теперь явно отождествляя этих существ с Левиафаном. Однако в данном тексте ещё не полностью раскрыта эпистемологическая сторона встречи Моисея с чудовищем, связанная с овладением его тайнами. Тем не менее, эта тема приобретает более отчетливую форму в Зоар II.34a-b, отрывок, который говорит следующее: Приди и увидь! Иов был одним из слуг фараона, и это то, что о нём написано: «Тот, кто боялся слова Господня среди слуг фараона» (Исх. 9:20). Рабби Шимон сказал: теперь уместно раскрыть тайны, соединяющие верх и низ. Приди и увидь: Благословенный Святой желал вырвать всех из их мест, но Иов защищал фараона. Когда он ослаб, [Бог] отомстил фараону. Что написано? בא (бо), Приди, к фараону (Исх. 10:1). В стихе должно было быть написано לך (лех), Иди, к фараону. Почему бо, приди? Потому что Благословенный Святой привёл его в покои один за другим, к определённой высокой и могущественной ступени, из которой раскрываются многочисленные ступени. Кто это? Тайна великого змея. Моисей боялся его, подходя только к его потокам и ступеням; но его самого он боялся и не подходил, ибо видел, что он укоренён вверху. Когда Благословенный Святой увидел, что Моисей боится, и что другие назначенные вверху посланники не могут подойти к нему, Благословенный Святой сказал ему: «Я против тебя, фараон, царь Египта, великое морское чудовище, разлегшееся среди своих потоков, которое сказало: Мой Нил – мой, я сделал его для себя» (Иез. 29:3). Благословенный Святой, и никто другой, должен был вести войну против него, как сказано: «Я Господь» (Исх. 12:12). Тайна мудрости великого морского змея, разлегшегося среди своих потоков, была продемонстрирована тем, кто постигает тайны своего Господа. Рабби Шимон начал: «Бог сотворил великих морских змеев и всякую живую душу, движущуюся, которую произвели воды, каждого по его роду» (Быт. 1:21). Этот стих был истолкован, но Бог сотворил морских змеев, как мы установили: это Левиафан и его пара. תנינם (Танниним), морские змеи – написано неполным образом, потому что Благословенный Святой убил самку, сохранив её для праведников, как это установлено.[27]
В этом отрывке «ступени» космического тела Левиафана понимаются как «покои», через которые искатель постепенно спускается к тайнам Другой Стороны. Майкл Фишбейн связывает эти покои с «владениями» тайн Левиафана и Бегемота, упомянутыми в Шир а-Ширим рабба 1:28.  Он отмечает, что согласно Зоару
сам Бог наставлял Моисея в тайнах морского чудовища, вводя его шаг за шагом в его глубины. Раввинистические читатели легко уловят нюансы этого языка, поскольку это сообщение о божественном обучении, в котором Моисей (мастер экзотерического знания) вводится «владение за владением к змею», напомнит более старое раввинистическое толкование Песни песней 1:4: «Царь ввёл меня в свои покои», согласно которому Елиуй, сын Варахела Вузитянин, «раскроет Израилю владения Бегемота и Левиафана».[28]

Упомянутая выше эпистемологическая структура, согласно которой визионер проникает в тайны Другой Стороны через ряд последовательных «помещений» или «камер», напоминает некоторые детали видения Авраама в Откровении Авраама. Например, Откровение Авраама 19:3–4 изображает патриарха, постепенно нисходящего через различные «уровни» или «области» (протяжения) во время его видения, направленного вглубь тайн зла.

Литература:

Источник

Публикация на Тelegra.ph

Подпишитесь на наш телеграм-канал https://t.me/history_eco

• Ключевые слова: А. Орлов, Схождение в обитель, Левиафана, как обретение тайн