А. Введенский. Древнерусские волхвы и волхование в домонгольский период

Встреча князя Олега с кудесником (волхвом). В.М. Васнецов, 1899

Вопрос о том, кем являются древнерусские волхвы, остается в современной историографии весьма спорным. Различные точки зрения на этот счет можно свести к двум. Либо волхвы – это «языческие» жрецы, либо волхвами признаются сторонники какой-то дуалистической ереси, близкой к богомилам.

Вторая точка зрения основывается на статье «Повести временных лет» (ПВЛ) за 1071 г., где рассказывается о прениях Яня Вышатича с волхвами, которые рассказывают о дуалистическом строении мира (Бог и дьявол вместе творят мир. – ПСРЛ. Т. 1. Стб. 175–178). Больше никаких данных о том, что волхвы считали мир дуалистически устроенным, у нас нет. Более того, миф о творении,
рассказанный волхвами Яню Вышатичу, больше напоминает записанный в мордовском селении Пензенской губернии миф о Чам Пасе, после бани обтиравшемся полотенцем, которое украл
шайтан (Кузнецова 1997). Это сходство может иметь несколько различных объяснений (вплоть до влияния летописного текста на финно-угорский фольклор), но связывать единственное свидетельство летописи с приверженностью всех волхвов богомильской ереси, как представляется, не очень продуктивно.

Первая точка зрения, сводящаяся к тому, что волхвы представляют собой «языческих» жрецов, в тех регионах, где в XI–XII вв. остались поклонники дохристианских культов, безусловно, интереснее идеи об адептах богомильской ереси. Однако и здесь не всё так просто. В недавней работе П.В. Лукин сравнил летописный сюжет о появлении волхва в Новгороде, который спровоцировал мятеж в городе, со свидетельством о христианской миссии Оттона Бамбергского к поморским славянам в Щецин. В Щецине людей на борьбу против миссионеров пытался вдохновить жрец. По мнению исследователя, это сравнение дает возможность видеть в новгородском волхве «языческого» жреца
(Лукин 2018. С. 131–148). Уподобление, на наш взгляд, не совсем корректно.

Во-первых, ничего не сказано о приверженности новгородского волхва какой-либо «языческой» религии. Во-вторых, в древнерусской письменности нет никаких иных свидетельств, связывающих волхвов с дохристианскими культами.

Исключение составляет летописный сюжет под 1071 г., где рассказывается следующее: «В сиа же времена прииде волхвъ, прѣлъщенъ бѣсомъ;; пришед бо Кыеву, глаголаше, яко явилося ми
5 богъ, глаголюще сице: повѣдаи людемъ, яко на 5 лѣто потещи Днѣпру въспять, а землямъ преступати на иная мѣста, яко стати Грѣчьскои земли на Рускои земли, а Рускои земъли на Грѣчьскои землѣ, и прочимъ землям измѣнятися» (ПСРЛ. Т. 3. С. 191–192).

То, что волхв упоминает пятерых богов, никак не делает его жрецом. В.Я. Петрухин считает, что они никак не связаны с язычеством, а имеют отношения к пяти планетам, «на астрологическое
расположение которых и ссылался волхв» (Петрухин 2000. С. 315–317). Также очень важно отметить, что во всех сюжетах ПВЛ, отражающих события до принятия христианства, нет никаких свидетельств о волхвах как жрецах языческой религии. Никаких волхвов мы не встретим ни в сюжете о попытке жертвоприношения варяга-христианина (983 г.), ни в установлении языческого пантеона в Киеве (980 г.).

В-третьих, новгородский волхв, как и в некоторых других упоминаниях, провозглашает, что готов совершить чудо – в данном случае, перейти Волхов по воде. В предваряющем рассказ о новгородском волхве замечании летописец вспоминает евангельский сюжет о волхве Кунопе: «Нь и Конопъ творяше мечтаниемъ бѣсовьскымъ, яко и по водамъ ходити, и ина мечтаниа творяше, бѣсомъ льстимъ, на пагубу собѣ и инѣмъ» (ПСРЛ. Т. 3. С. 196).

Куноп, как известно, утонул в море. Новгородский волхв был убит князем Глебом. Говорил ли новгородский волхв эти слова на самом деле, или в его уста их вложил летописец, ясно одно – волхв сам, или по мнению летописца, уподоблял себя Иисусу Христу (как замечает летописец «хуля веру христианскую»), что не имеет никакого отношения к дохристианской религии. Почему «языческий»
жрец должен был совершить христианское чудо, остается загадкой – или нам придется считать, что уже ко второй половине XI в. «языческие» жрецы освоили дискурсивные стратегии гонителей ранних христиан. Конечно, полностью исключать такой вариант нельзя, но являются ли они жрецами, или мы имеем дело с людьми, которые, имея высокий статус в глазах народа,
убежденного в обладании ими какой-то магической силой, могут увлечь людей за собой на мятеж против епископа или князя.

То, что волхвы могли быть очень знаменитыми и даже доблестными воинами, мы узнаем из Галицко-Волынской летописи: «Скомондъ бо бѣ волъхвъ и кобникъ нарочить. Борзъ же бѣ яко
и звѣрь, пѣшь бо ходя, повоева землю Пиньскую» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 799–800).

О том, что волхвы рассматривались как люди, способные творить чудеса, мы узнаем из переводных литературных сочинений (хроники Георгия Амартола, Иоанна Малалы и др.), но не только. В «Памяти и похвале» Иакова Мниха читаем: «Много бо и влъсви чюдесъ створиша бѣсовьскымъ мечтаниемъ, и бяху святѣи апостоли и бяху лжии апостоли» (Память 1897. С. 6). В «Чуде о
святом Николае», в тот момент, когда святой спасает священника, возведенного на эшафот, трижды вынимая из рук палача меч, разозленный палач спрашивает священника, не волхв ли он.

Из этих приведенных скудных данных ясно только то, что волхвы могли «совершать» чудеса и в глазах жителей русских городов имели высокий статус. Однако главное умение волхвов, о ко-
тором нам всегда с некоторым ехидством повествует летописец – это предсказание будущего. Если волхвы говорят про свое будущее, то они, как правило, ошибаются. И новгородский волхв, ко-
торый предрек, что будет совершать чудеса, после чего был убит князем Глебом, и волхвы, умерщвленные с согласия Яня Вышатича, говорившие «намъ пред Святославомъ стати» (ПСРЛ. Т. 3. С. 194), оказались неправы.

Если же они пророчествуют кому-то, то предсказанное свершается, либо к этому относятся серьезно:
волхв предсказывает смерть князю Олегу от коня, и тот погибает, венгерский принц в 1226 г. посылает свое войско на Галич, но сам в поход не идет: «и посла вои свои к Галичю, самъ бо не смѣ
ѣхати к Галичю. Повѣдахуть бо ему волъхвы Угорьскыя, яко узрѣвшу Галичь, не быти ему живу. Он же тоя ради вины не смѣя ити в Галичь, яко вѣряшеть волъхвомъ» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 748).

Однако, кроме летописных свидетельств, где перед нами предстают исторические акторы, другие древнерусские источники сообщают нам о волхвах дополнительную информацию. Как мы уже
писали выше, и во внелетописных источниках сообщается о способности волхвов «совершать» чудеса. Кроме этого волхвы умеют лечить.

В слове о Спиридоне и Алимпии Киево-Печерского патерика говорится: «И нѣкто от Киева богатыхъ прокаженъ сыи. И много от влъхвовъ и от врачевъ врачюемь бываше, и от иновѣрных человѣкъ искаше помощи, и не получи, но и гръшее себѣ приобрѣте» (БЛДР. Т. 4. С. 460).

В «Вопрошании» Кирика сказано: «А еже дѣтии дѣля жены творять, что любо, а еже възболять, или къ вълхвамъ несуть, а не къ попови на молитву, то 6 недѣль, или 4, оже будуть молоди» (РИБ. Т. 6. С. 60).

Кроме лечения, люди явно обращались к волхвам и за другой помощью, которая напрямую связана с проявлением чудесного. В ответах киевского митрополита Иоанна есть свидетельство: «Иже волхвованья и чародѣянья творяще, аще мужю и женѣ, словесы и наказаньемь показати и обратити от злыхъ. Якоже от зла не преложаться, яро казнити на възбраненье злу, но не до смерти убивати, ни обрѣзати сихъ тѣлесе» (Там же. С. 4).

Похожее наставление читаем в пространной редакции Устава Ярослава: «Аще жена будеть чародѣица, наузница, или вълхва, или зелеиница, муж, доличив, казнит ю, а не лишится» (Щапов 1976. С. 89).

Как представляется, оба примера вряд ли можно трактовать как запрет именно на лечение у волхвов. В данном случае речь идет о каких-то магических практиках, волхвы попадают в один ряд с чародеями и чародеянием.

В Начальной летописи сказано: «тако сии роди много волхують жены чародѣиствомъ и отравою и инѣми бѣсовьскыми козньми» (ПСРЛ. Т. 3. С. 195).

Таким образом, под волхованием понимается широкий спектр магических услуг, а не только лечение. Сюда, вероятно, входит и гадание, и предсказания, и заговоры от болезней, и приготовле-
ние различных лекарственных снадобий. Безусловно, эти частные магические практики рассматривались как проявление «чудесного» и, в свою очередь, осуждались церковью, которая интерпретировала эти чудеса как связь с бесовской силой.

Несмотря на скудные свидетельства ранних древнерусских письменных памятников о волхвах и волховании, можно сделать несколько выводов. Волхвами называли людей, которые могли
предсказывать будущее и совершать чудеса, но не являлись ни святыми, ни священниками. Мы видим также, что волхвами называли людей, которые совершали различные магические ритуалы, а также лечили людей, что тоже осуждалось церковью, т.к. не было ею санкционировано. Среди волхвов были весьма статусные представители. О них упоминают летописные источники.

Но наряду с ними также существовали различные народные целители и чародеи, занимавшиеся магическими практиками, к которым обращались люди по мере надобности. Они именовались волхвами, на наш взгляд, в силу того, что тоже вершили чудеса, были связаны с «чудесным». Рассматривать же волхвов как представителей «языческой» дохристианской религии весьма сложно: на это нет никаких указаний в источниках.

Источники и литература:

Кузнецова В.С. Дуалистические легенды о сотворении мира в восточнославянской фольклорной традиции. Новосибирск, 1997.
Лукин П.В. Новгородское вече. М., 2018.
Память и похвала князю Владимиру и его житие по списку 1494 года // Зап. Акад. наук. Сер. VIII по Ист.-филол. отд. СПб., 1897. Т. 1, № 6.
Петрухин В.Я. Древняя Русь. Народ. Князья. Религия // Из истории русской культуры. М., 2000. Т. 1.
Щапов Я.Н. Древнерусские княжеские уставы XI–XV вв. М., 1976.

Публикация на Тelegra.ph

Источник публикации: А. Введенский. Древнерусские волхвы и волхование в домонгольский период. // Восточная Европа в древности и Средневековье. Вып. 32. М., 2020. С. 33–37.