Олег Столяров. Язык и стиль новгородской летописи XIII века

В начале XIII века, в связи с потрясениями, бедами, выпавшими на долю Южной Руси – нашествием татаро-монгольских полчищ, разрушением городов, истреблением или пленением их населения, уничтожением шедевров древнерусского искусства – новгородская земля становится одним из культурных центров Древней Руси.

Аполлинарий Михайлович Васнецов Новгородский торг 1909 /liveinternet.ru/

«Начало  XIII в. приносит существенный перелом в новгородском летописании», – замечает Д.С. Лихачев. – «К  XIII в. значительно расширяется обычная тематика летописных записей».

Определяя летописные своды Новгорода XII–XIII вв., как городское летописание, Д.С. Лихачев, однако же, обращает внимание на то, что самого летописца «начинают интересовать события вне стен его города». Д.С. Лихачев делает вывод о том, что именно тогда в новгородских летописных сводах возникает «понятие «Русская земля», до того почти совершенно отсутствовавшее в новгородской летописи»[1].

По наблюдению Д.С. Лихачева «новгородский летописец многого не договаривает, пишет как бы для памяти того, кто сам был участником или свидетелем событий»[2].

Отсюда – лаконичность, скупость в художественных приемах, отличающая новгородское (северорусское) письмо от киевского (южнорусского).

В это время, на мой взгляд, непосредственно формируется новгородская летописная школа, включающая в свое семантическое поле «понятие «Русская земля» и осуждающая бессмысленность интриг, вызванных постоянным столкновением враждующих партий, оспаривающих право на власть и, соответственно, на ход тех событий, которые призваны обеспечивать рост могущества новгородской республики, одновременно, находящая «вкус в описании военных столкновений с внешним врагом»[3].

Новгородской летописной школе присуща удивительная точность, верность деталей в реконструкции любых событий. Часто, когда летописец свой рассказ, основываясь на впечатлениях, оценках и высказываниях непосредственных участников события, летописный слог заметно оживает, эмоционально окрашиваясь. В ткани летописного повествования проявляется индивидуальная интонация, придающая определенную живость дотоле спокойному, размеренному тону повествования, как правило, характерному для многих церковно-летописных источников.

Светское происхождение летописца, даже по принятии им монашеского сана, без труда угадывается по разговорным оборотам, являвшимся неотъемлемой частью новгородского языка, крепкому, подчас смачному, словцу, звучавшему на нескончаемых вечах.

«Новгородская летопись, – отмечает Д.С. Лихачев, – «иной раз близка по характеру к дневнику»[4]. Исключение составляют страницы, посвященные ангиографией. Таково, например, описание жизни, подвигов и трудов Святого благоверного великого князя Александра Ярославовича Невского. «Первым жизнеописанием Александра Невского, по мнению некоторых ученых (Н.И. Серебрянского, В.Л. Комаровича), была светская дружинная повесть о «мужестве и житии» Александра, не сохранившаяся в первоначальном виде, но частично отразившаяся в двух редакциях П. – Первоначальной и Особой»[5].

Протоиерей, историк М.И. Хитров, выпустивший в конце XIX в. (1893 г.) историко-агиографическое житие «Великий князь Александр Невского», сообщает в комментариях к своему изданию: «Главным источником наших сведений о жизни и деятельности Св. Александра служит сказание о нем, написанное современником, который называет себя «самовидцем возраста его». По исследованию проф. Ключевского, оно известно в пяти редакциях…»[6].

Далее М.И. Хитров делает предположение о том, что автор первоначальной, не дошедшей до нас, редакции повести о «мужестве и житии» Александра, также как и авторы различных списков, составленных с нее, не является новгородцем, т.к. «у него нет обычных выражений новгородца о родном городе»[7]; он не является новгородцем еще и потому, что в своем описании «опускал многое, касающееся собственно Новгорода»[8]. Хитров предполагает, что автор повести не может быть и псковичем – «последнего трудно предположить в жестоких словах, с какими житие заставляет Александра обратиться к псковичам после ледового боя: «О невегласи псковичи! Еще сего (избавления от немцев) забудете и до правнучат Александровых, и уподобитеся жидом» и проч.

Эти слова, образ выражения о ливонских немцах и шведах и другие черты обличают в авторе жителя Низовской земли, владимирца; на это указывает и обилие подробностей в рассказе о погребении Александра во Владимире, которых нет в Новгородской летописи»[9]. Однако. Хитров считает, что все сведения почерпнуты автором повести из Новгородской летописи.

Он приходит к выводу, что все известные списки повести тоже строятся на материале летописи, причем авторы списков, изменяя в них многое (отсюда противоречие детального описания, несогласованность в освещении одних и тех же фактов у различных авторов, трактовка событий, очень часто не совпадающая с исторической, основанной на свидетельствах современников – О.С.), стремятся дать собственную оценку всему свершившемуся, назидательно поучающе, разжевывая любой жест великого князя, который иногда и совсем не нуждается в комментариях. По мнению М.И. Хитрова такое могло произойти по одной единственной простой причине: «древнее житие было вытеснено из обращения несколькими редакциями его, составленными в XVI веке в духе позднейшего житейного стиля»[10].

«При такой редкости списков, – продолжает М.И. Хитров, – первое сличение их может возбудить некоторые сомнения относительно первоначального состава жития. В списке, дополненном летописными известиями, есть подробности, не встречающиеся в других. Сличая это список с древней Новгородской летописью, легко видеть, что это подробности не принадлежат автору жития: почти все они относятся к Невскому и Ледовому побоищу и заимствованы почти дословно из Новгородской летописи…»[11].

Следовательно, можно предположить, что самый ранний документальный источник, по материалам которого была написана повесть о «мужестве и житии» Александра Невского – I Новгородская летопись старшего и младшего изводов.

Представляет интерес сравнение старшего (Синодальный список – О.С.) и младшего (Комиссионный список – О.С.) изводов. Перед нами одни и те же события, описанные летописцами двух поколений. Возьмем для примера два отрывка:

а) I летопись старшего извода (Синодальный список – О.С.):

«В лҍто 6750. Поиде князь Олександръ с новгородци и с братомъ Андрҍемъ и с низовци на ЧюIIдьскую землю на Нҍмци и Чудъ, и сковавъ поточи в Новгородъ, а сам поиде на Чюдь. И яко быша на земли, пусти полкъ всҍ в зажатия; а Домашъ Твердиславичъ и Кербетъ быша в разгонҍ, и усрҍтоша я Нҍмци и Чудъ у моста, и бишася ту; и убиша ту Домаша, брата посаднича, мужа честна, и инҍхъ с ним избиша, а инҍхъ руками изъимаша, а инии къ князю прибҍгоша в полкъ; князь же въспятился на озеро, Нҍмци же и Чюдъ поидоша по нихъ.

Узрҍвъ не князь Олександръ и новгородци, поставиша полкъ на Чюдьском озерҍ, на II Узмени, у Воронья камени; и наехаша на полкъ Нҍмци и Чюдь и прошибошася свиньею сквозь полкъ, и бысть сҍча ту велика Нҍмцемъ и Чюди. Богъ же и святая Софья и святою мученику Бориса и Глҍба, егоже ради новгородци кровь свою прольяша, тҍхъ святыхъ великыми молитвами пособи Богъ князю Александру; а Нҍмци ту падоша, а Чюдъ даша плеща; и, гоняче, билша ихъ на 7-ми верстъ по леду до Суболичьскаго берега; и паде Чюди бещисла, а Нҍмецъ 400, а 50 руками яша и приведоша в Новъгородъ. А бишася мҍсяца априля въ 5, на память святого мученика Клавдия, на похвалу святыя Богородица, в суботу».

б) летопись младшего извода (Комиссионный список):

«В лҍто 6750. Поиде князь Александръ с новгородци и с братомъ Андрҍемъ и с низовци на Чюдскую землю на Нҍмци в зимъ, в силҍ велицҍ, да не похваляется, ркуще: «укоримъ словеньскыи языкъ ниже себе»; уже бо бяше Пьсковъ взят, и тиюнҍ их посаженъ. И князь Александръ зая вси пути до Плескова; и изгони князь Пьсковъ, и изима Нҍмци и Чюдь, и, сковавъ, поточи в Новгород. А сам // поиде на Чюдь. И яко быша на земли, пусти полкъ всҍ в зажитья; а Домашъ Твердислалицъ и Крбетъ быша в разгонҍ, и убиша ту Домаша, брата посадница, мужа честна, и иных с нимъ избиша, а иных руками изимаша, а инҍи к князю прибҍгоша в полкъ.

Князь же въспятися на озеро; Нҍмци же и Чюдь поидоша по нҍх. Узрҍвъ же князь Александръ и новрогодци, поставиша полкъ на Чюдьскомъ озеръ на Узменҍ, у Воронья камени; и наступиша озеро Чюдское: бяше бо обоих множество много. Бяше бо ув Олександра князя множество храбрых; якоже древле у Давыда цесаря силни крҍпци, такоже мужи Александрови исполнишася духа ратна, и бяху бо сердца имъ акы лвомъ; и ркоша: «о, княже нашъ честыи и драгыи, нынҍ приспҍ время положити главы своя за тя».

Князь же Александр, въздҍвъ руцҍ на небо, и рече: «суди, Боже, и рассуди прю мою от языка велерҍна. Помози ми, Господи. Якоже древле Моисиеви на Амалика и прадҍду моему Ярославу на оканьнаго Святополка». Въ бо тогда день суботныи, въсходящю солнцю; и наихаша полкъ Нҍмци и Чюдь, и прошибошася свиньею сквозь полкъ, и бысть ту сҍча велика // Нҍмцомъ и Чюдь, трускъ от копии ломления и звук от мечнаго сҍчения, яко и морю померзъшю двигнутися и не бҍ видҍти леду: покрыло все кровию.

Се же слышах от самовидца, и рече ми, яко видҍх полкъ Божии и на въздусҍ пришедши на помощь Александровъ. И побҍди и помощью Божиею и святои Софьи и святую мученику Бориса и Глҍба, егоже ради древле крови прольяша, и Нҍмци ту падоши, а Чюдь даша плещи; и гонящиеся билъ на 7 верст по леду до Соболичькаго берега; и паде Чюди бещисла, а Немҍцъ 500, а иных 50 руками яша и приведоша в Новгород. А бися априля въ 5, на память святого мученика Феодула, на похвалу святыя Богородица, в суботу».

Автор летописных строк I-го отрывка (I летопись старшего извода, Синодальный список – О.С.) был, без сомнения, человеком более старшего поколения, чем автор второго отрывка (I летопись младшего извода, Комиссионный список – О.С.). Это вывод подтверждается несколькими фактами.

Во-первых, автор первого отрывка вполне мог быть «самовидцем» и даже непосредственным участником Чудской битвы. Если основываться на этом предположении, то тогда объясняется и то обстоятельство, что в I-ой летописи старшего извода (Синодальный список – О.С.) опущены, не упоминаются вообще, важные детали (вспомним мнение Д.С. Лихачева – О.С.), возникающие во втором отрывке, приведенном из I-ой летописи младшего извода (Комиссионный список – О.С.).

Так, во втором отрывке, появляются указания на время года, когда князь выступил в поход «на Нҍмци в зимъ»; приводятся хвастливые слова крестоносцев: «укорим словеньскыи языкъ ниже себе»; приводятся слова александровой дружины (впоследствии цитирующиеся и в повести «о житии и мужестве» Александра Невского – О.С.): «о, княже нашъ честыи и драгыи, нынҍ приспҍ время положити главы своя за тя», ответные слова князя дружине и т.п. – в общем масса тех важных, существенных деталей, которые опустил автор первого отрывка.

Во-вторых, стоит обратить внимание на стилистку двух приведенных отрывков, сопоставить их между собой и проанализировать. На примере данного анализа будет ясно, что лаконичный, немногословный, скупой стиль первого отрывка, скорее всего, мог быть присущ автору, имеющему значительный житейский опыт и, соответственно, мудрость; тогда как второй отрывок (тоже кстати видно по стилевым особенностям – О.С.) выдает человека более молодого, горячего, эмоционального, поэтически настроенного.

Во втором отрывке – 55 глаголов, заметно оживляющих описываемое действо, придающих ему новые краски, а в первом всего – 32. Событийный ряд, возникающий в повести о житии Александра Невского, сюжетно тесно связан с летописными свидетельствами двух списков I-ой Новгородской летописи. Это позволяет ряду исследователей (Н.И. Серебрянскому, В.Л. Комаровичу – О.С) считать, что автор первоначального текста повести – светский человек, по-видимому – дружинник Александра, горячо любивший своего князя и составивший по смерти Александра жизнеописание, рассказывающее о его трудах и подвигах.

В-третьих, отсюда напрашивается вывод, что автор первоначального текста житийной повести мог быть сыном дружинника, участвовавшего в Чудской битве.

Вывод спорный, но, хотя, если предположить и то, что по смерти любимого князя дружинник принял монашеский постриг, то есть стал лицом духовным и записал отцовский рассказ, слышанный им не раз в детстве, о Ледовом побоище, превратив его в исторический документ, летописное свидетельство, а позже у него возникла мысль составить более подробное описание жизни Св. благ. вел. кн. Александра – предположить это, представив и то, что его учителем, наставником не нелегкой, но почетной стезе летописания, как и автором первого отрывка (старшего извода, Синодального списка О.С.) был его родной отец – участник Чудской битвы, к тому времени наверняка известный новгородский летописец, то все становится на свои места.

Об общности, даже более того – родстве! – на чем я настаиваю – свидетельствует сам контекст двух разбираемых отрывков. Схожесть стилистических фигур, динамизм повествования, стремление наиболее выпукло выразить, донести до читателя – или современника ту информацию, которая драгоценна для них, пристрастие к глагольным формам – позволяет увериться в той мысли, что описывали одно и то же событие два кровно близких родных человека – отец и сын. Подробности, которые мы встречаем у сына – свидетельство его любви и уважения к отцу, т.к. рассказ сына о том же событии по объему превосходит отцовский рассказ вдвое.

Сын любовно выводит те подробности, о которых он знает от отца, чтобы сохранить эти необходимые, непременные исторические детали и, одновременно, возвести «памятник нерукотворный» своему отцу – прославленному воину, уважаемому государственному мужу, благочестивому монаху и блистательному летописцу. Именно поэтому из четкой и сухой информации вырастает великолепный художественный рассказ, волнующий (спустя столько веков!– О.С.) и нас – его современных читателей. Краткий, до необычайности сжатый рассказ отца – миниатюра, с которой будет впоследствии написано полотно. И будет написано его сыном.

БИБЛИОГРАФИЯ:

1.                                   Лихачев Д.С. Русские летописи их культурно-историческое значение. – М. – Л.:

АН СССР, 1947.

2.               Лихачев Д.С. Новгород Великий. Очерк истории культуры Новгорода XI – XVII вв. . – М.: Сов. Россия, 1959.

3.               Иванов В.В. Историческая грамматика русского языка. – М.: Просвещение, 1983.

4.               Горшков А.И. Теория и история русского литературного языка. – М.: Высш. шк., 1984.

5.               Хитров М.И. Великий князь Александр Невский. – СПб.: Лениздат, 1992.

6.               Культурное наследие Древней Руси. Истоки. Становление. Традиции. – М.: Наука, 1976.

7.               Потебня А.А. Теоретическая поэтика. – М.: Высш. шк., 1990.

8.               Веселовский А.Н. Историческая поэтика. – М.: Высш. шк., 1989.

9.               Паутин А.А. «Рекоша новгородци»: О стиле новгородских летописей // Рус., речь, №3, 1989. – с. 122 – 126.

10.    «Словарь книжников и книжности Древней Руси». – Л.: Наука, Пушкинский Дом, 1987. – Вып. 1.

[1] Лихачев Д.С. «Новгород Великий. Очерк истории культуры Новгорода XI-XVII вв.. – М.: Сов. Россия, 1959. – с. 43.
[2] Там же, с. 44.
[3] Там же, с.44.
[4] Там же, с. 44.

[5] 354 с. В кн.: «Словарь книжников и книжности Древней Руси». – Л.: Наука, Пушкинский Дом, 1987. – Вып. 1.
[6] Хитров М.И. Великий князь Александр Невский. Репринтное изд. – СПб.: Лениздат, 1992. – с. 274.
[7] Там же, с. 274.
[8] Там же, с. 275.

[9] Там же, с. 275.
[10] Там же, с. 275
[11] Там же, с. 275

• Ключевые слова: летопис,век,новгород,стиль,язык