Ilion-skiv. От Греции до Индии: древнейшие евразийские мифы о потопе
Матсья (автара Вишну) спасает «Семь святых мудрецов» (саптариши) и Ману от Великого потопа. Уттар-Прадеш, Индия, 1870
На общем фоне многочисленных и пестрых по своему содержанию преданий о потопе, широко представленных в различных религиозно-мифологических культурах[1], специалисты выделяют локальную группу повествований, имеющую в своей основе общую сюжетную последовательность и, вероятно, восходящих к общему первоисточнику. В аналитическом каталоге фольклорно-мифологических мотивов Березкина-Дувакина центральный сюжет, характерный для этой группы преданий (С9), сформулирован следующим образом: «бог, животное, некий персонаж предупреждает о надвигающейся катастрофе (обычно – потопе) одного из людей или иначе помогает спастись своему избраннику».
Указанная группа преданий состоит из трех основных подгрупп: ближневосточной (первоначально – месопотамской), греческой (миф о Девкалионе и Пирре) и индийской (по санскритским источникам). При этом считается, что греческий и библейский мифы о потопе являются вторичными, т.е. были заимствованы из некоего ближневосточного (месопотамского) источника.
К настоящему времени древнейшей версией месопотамского мифа о потопе является шумерская запись, датируемая XVIII веком до н.э. Наиболее поздняя версия месопотамского мифа была изложена в истории Вавилонии, написанной вавилонским жрецом Беросом (Бероссом) в III веке до н.э. Переводчик и исследователь «Махабхараты», индолог, доктор филологических наук Я. Васильков отмечает, что Берос «парадоксальным образом использовал при этом в какой-то мере древнейшие шумерские источники»[2].
Наиболее ранняя по времени фиксации (ок. VII века до н.э.) индийская версия предания о потопе, связанная с именем праведного царя Ману, содержится в поздневедийском ритуалистическом тексте «Шатапатха-брахмана».
В пересказе Васильчикова индийское повествование о потопе начинается с того, что утром Ману приносят воду для совершения обрядовых возлияний. Вместе с водой в руки Ману попадает рыбка, которая просит спасти ее от пожирания большими рыбами; за это она обещает спасти Ману от потопа. Ману помещает рыбку сначала в горшок, затем, по мере ее роста, в пруд и, наконец, относит ее, ставшую уже очень большой, в море. Рыба предупреждает Ману о потопе и велит ему построить корабль. Когда начинается потоп, рыба является перед Ману, и он привязывает корабль к ее рогу. Рыба приводит корабль к северной горе (uttara giri) и советует привязать корабль к дереву, чтобы его не унесла вода; когда же вода начнет спадать, корабль будет вместе с ней постепенно опускаться вниз. Склон этой северной горы называется Маноравасарпана (Manoravasarpaṇa) – «Место, где (корабль) Ману медленно опускался/сползал вниз». Вскоре Ману обнаруживает, что он один из всех людей пережил потоп. Желая обрести потомство, Ману совершает особый домашний обряд, бросив жертвенным ковшом в воду топленое масло, кислое молоко, сметану и творог. Из этого приношения через год возникает женщина; следы ее, когда она ступала по земле, наполнялись топленым маслом. Первыми ее встретили боги: Митра и Варуна. Они спросили: «Кто ты?». Она ответила: «Я – дочь Ману». Боги просят ее, чтобы она назвалась их дочерью. Она говорит им в ответ, что принадлежит тому, кто ее породил. Придя к Ману, она объявляет себя его дочерью, рожденной из жертвенных приношений, и назвает свое имя: Ида. Рассказ о потопе завершается тем, что Ману «посредством Иды» или «с помощью жертвоприношения ида» создает себе потомство.
Матсья в форме человека с рыбьим лицом. Рельеф в храме Ченнакешава, поселок Соманатхапур, штат Карнатака, Индия, XIII в.
В древнеиндийском эпосе «Махабхарата» Ману представлен царем, ставшим великим аскетом, на протяжении 10 000 лет предававшимся подвижничеству в Гималаях. Однажды к нему, стоявшему на берегу реки, подплывает рыбка и просит у него защиты от больших рыб. Ману сначала помещает ее в кувшин, затем переносит в большой пруд, затем – в Гангу и, наконец, она становится столь велика, что понадобилось перенести ее в океан. Из вод океана огромная рыба возвещает ему о предстоящем потопе и велит построить корабль с привязанной к нему веревкой, взяв в него Семерых мудрецов (saptarṣayaḥ) и «семена всякого рода живых существ» (bījāni … sarvāṇi). Когда начинается потоп, Ману набросил петлю веревки на рог рыбы, и та повлекла корабль по бушующим водам. Через многие годы они приплывают к высочайшей горе в Гималаях, и тут рыба велит Семи мудрецам привязать корабль, отчего эта гора и называется Наубандхана («Та, где [был] привязан корабль»). Здесь рыба являет свой истинный облик величайшего из богов – Праджапати Брахмы, который повелевает Ману создать новое человечество. Ману творит новый род людей, в этой версии – исключительно силой своего подвижничества (tapas).
Третья версия индийского мифа о потопе содержится в двух начальных главах «Матсья-пураны». Основная последовательность мотивов остается прежней, хотя религиозная окраска сюжета снова меняется. Ману здесь не только царственный аскет, подвижничавший в течение миллиона лет, но он еще и бхакт (bhakta, адепт) величайшего Бога – Вишну. Когда он совершает возлияние воды для усопших предков (pitṛtarpaṇa), в его руки вместе с водой попадает маленькая рыбка, попросившая о защите. Ману, по мере роста рыбы, переносит ее из горшка в колодец, затем в озеро, потом в Гангу и, наконец, в океан. В рыбе, заполнившей собою весь океан, Ману узнал великого Вишну. Бог в своей «аватаре Рыбы» предупредил своего бхакта о том, что близок конец мирового периода, и скоро весь мир будет залит водой. Он повелевает Ману перед потопом взойти на корабль (построенный, на сей раз, богами) и взять с собой совокупность всех живых существ, дабы их спасти. Когда Ману спрашивает, как именно он сможет спасти все живое, Вишну-Рыба отвечает, что он должен взять с собой на «корабль Вед» семя всех существ (sattvabījāni sarvaśaḥ). Далее в тексте следует описание мировой катастрофы: семь палящих лучей солнца сжигают все живое и семь грозовых облаков светопреставления заливают всю землю водой. Когда предсказанное сбывается, Вишну в облике рогатой рыбы является перед Ману и влечет за собой корабль по водам океана. О горé в этой версии мифа упоминаний нет. После потопа, в начале нового мирового периода, Вишну возвещает Ману Веды (таким образом, высшие ценности индуистской цивилизации переживают потоп). Ману становится Праджапати (т.е., богом-творцом) и праведным царем нового мира.
Матсья (рыба) спасает «Семь святых мудрецов» (саптариши) и Ману от Великого потопа
Васильчиков отмечает, что «Семь святых мудрецов» (saptarṣayaḥ) как спутники Ману впервые появляются в версии «Махабхараты» – на корабле они не «пассажиры», а скорее «экипаж»: именно Семь риши привязывают корабль веревкой к вершине горы. Однако главная их функция заключается в том, что «они хранят и воплощают в себе ведийскую мудрость, которая должна быть передана послепотопному человечеству»[3].
«Матсья-пурана» о риши никак не упоминает, и причина здесь, по мнению Васильчикова, заключается в том, что сам корабль, построенный богами, есть vedanau «корабль Вед [ы]», а возвестить Веды после потопа должен сам Вишну. Тем не менее, индуистская традиция прочно увязывает образ Семи риши с мифом о потопе, что засвидетельствовано многочисленными миниатюрами и народными лубочными картинками на эту тему.
Статуи помощников бога Энки «семи мудрецов» Апгаллу. Традиционно изображались с человеческими и рыбьими чертами, поскольку, по преданию, они пришли из Эриду, в котором располагался храм Энки над водной бездной Абзу. Ок. 1900 г. до н.э. Британский музей
В месопотамской традиции параллель индийским Семи риши представляют семь апкаллу, «примечательные не только своим, наполовину рыбьим обликом, но и тем, что они – наставники допотопного человечества и хранители знаний, передающие их новому роду людскому после потопа»[4].
Апгаллу с корзинами вокруг Священного дерева. Оттиск ассирийской цилиндрической печати, VII-VIII в. до н.э. Печать Моргана № 773. Библиотека Джона Пирпонта Моргана, Нью-Йорк
Васильчиков констатирует, что непосредственно в текстах месопотамского мифа о потопе апкаллу не фигурируют, но они являются неотъемлемым элементом мифологии бога-благодетеля – Энки (Эа). Мифические жрецы и помощники Энки (Эа), наставники человечества, семь мудрецов апкаллу изображались на ассиро-вавилонских рельефах как люди в «рыбьих» нарядах или как полулюди, полурыбы. В таком же образе описывает Берос и Оанна (Oannes) – вышедшего из вод божественного наставника человечества. Васильчиков предполагает, что нововавилонский Оанн являлся продолжением образа древнего Кулулу, представлявшегося в виде получеловека, полурыбы и являвшегося постоянным спутником (а, возможно, частичной инкарнацией) месопотамского Энки (Эа).
Предположительно изображение Оанна (Кулулу). Барельеф «Перевозка Ливанских кедров» из дворца короля Саргона II в Дур-Шаррукине, Ассирия (ныне Хорсабад, Ирак), 713-716 г. до н.э. Фрагмент. Лувр
Чрезвычайно важная тема спасения от потопа «высших ценностей религии и цивилизации», по указанию Васильчикова, находит наиболее четкое выражение в поздних версиях мифа: «у индийцев – в “Матсья-“, “Бхагавата-” и “Агни-пуране”, где речь идет о спасении и возобновлении после потопа традиции ведийского знания, в Месопотамии – у Бероса с его рассказом о табличках, спрятанных в Сиппаре и обнаружении их после потопа»[5].
Васильчиков констатирует, что чрезвычайное сходство последовательности событий, фигурирующей в древнеиндийских преданиях, с последовательностью мотивов ближневосточного мифа о потопе отмечалось учеными уже на начальных этапах развития индологии. У. Джонс, осуществивший перевод вариант индийского мифа о потопе из «Бхагавата-пураны», видел в Ману библейского Ноя и полагал, что индийцы заимствовали этот миф из «моисеевой» традиции. Э. Бюрнуф в предисловии к третьему тому своего французского перевода «Бхагаваты» указывал на другие ближневосточные параллели индийскому мифу: вавилонский миф о Ксисутре по Беросу и образ Оанна (Oannes), «бога-рыбы у ассирийцев». Именно с этого момента индологи определяли источник индийского мифа как «семитский» или «месопотамский». Современные специалисты говорят обычно о заимствовании из месопотамского источника, или просто отмечают «поразительные сходства», и «переклички» между индийским и ближневосточным мифами, подразумевая некую «генетическую связь». В свою очередь некоторые индийские ученые объясняют явные сходства заимствованием, но в противоположном направлении.
Обобщая все вышеизложенное, Васильчиков представляет общую для месопотамского и индийского мифов последовательностью мотивов и функций, оформленную в виде следующей таблицы.
Васильчиков заключает, что «наличие в двух мифах общей последовательности основных мотивов очевидно и не может быть результатом случайного совпадения» и делает вывод о том, что миф о потопе был известен индоариям на самой ранней стадии развития ведийской культуры.
В качестве доказательства того, что миф о потопе вместе с мотивом птиц-разведчиков, выпускаемых с ковчега в поисках суши, был известен цивилизации долины Инда, Васильчиков приводит изображение на одной из трех сторон отформованной терракотовой таблички, найденной в одном из поздних слоев Мохенджо-даро.
Корабль с двумя птицами на нем. Рельефное изображение на терракотовой табличке. Мохенджо-даро, 2100-2000 гг. до н.э.
Подтверждение того, что перед нами отнюдь не простая фантазия художника, а именно иллюстрация мифа о потопе, «общего для Хараппы и других культур северо-западной части Индийского океана, связанных с нею путями морской торговли», Васильчикова убеждает наличие параллелей этому изображению в культурах Дильмуна (Персидский залив) и Шумера: «Изображение корабля с двумя птицами на носу и на корме на круглой каменной печати с о-ва Файлака в Персидском заливе датируется более поздним временем (1600-1500 гг. до н.э.), а подобное изображение на шумерской цилиндрической печати, во-первых, самое древнее из трех (2600-2500 гг. до н.э.), а, во-вторых, найдено в древнем Шуруппаке (совр. Фара) – родном городе Зиусудры, шумерского “Ноя”»[6].
Таким образом, по мнению Васильчикова, имеющиеся данные позволяют говорить о том, что миф о потопе «возник где-то на путях морской торговли, связывавших во 2-й половине III тыс. до н.э. Индскую цивилизацию с островами Персидского залива и древним Двуречьем»[7].
“Девкалион и Пирра создают новое человечество”. Хендрик Гольциус, 1589 г. Рейксмузеум, Амстердам, Нидерланды
Невзирая на то, что греческий миф о Девкалионе и Пирре и библейский миф о потопе, по мнению специалистов, являются вторичными, т.е. заимствованными из некоего ближневосточного (месопотамского) источника, они тем не менее сохранили множество важных деталей, не сохранившихся в древнейших версиях месопотамского и индийского мифа о потопе. Прежде всего это относится к причинам потопа, о которых и в древнемесопотамском и древнеиндийском вариантах мифа практически ничего не говорится.
В библейском варианте мифа потоп вызван тем, что земля «растлилась пред лицем Божиим» и «наполнилась злодеяниями», а «всякая плоть извратила путь свой на земле» (Быт 6:11-12). Аналогичный мотив обнаруживается в позднейшей версии месопотамского мифа о потопе, изложенной в истории Вавилонии Бероса, опиравшегося на некие неизвестные современной науке древнейшие шумерские источники[8]. С этими позднейшими источниками предания о потопе уверенно согласуется сюжет греческого мифа о Девкалионовом потопе, что может свидетельствовать о существовании некоего общего первоисточника трех перечисленных вариантов мифа, предположительно, месопотамского происхождения.
Примечания:
[1] Широкое распространение преданий о потопе можно проследить по материалам каталога фольклорно-мифологических мотивов Ю. Березкина и Е. Дувакина: Тематическая классификация и распределение фольклорно-мифологических мотивов по ареалам. Аналитический каталог. // URL: http://www.ruthenia.ru/folklore/berezkin/
[2] Васильков Я. Месопотамский и древнеиндийский мифы о потопе: случайны ли сходства? // Tamiḻ tanta paricu: Сборник статей в честь Александра Михайловича Дубянского / Под ред. И.С. Смирнова; ред.-сост. О.П. Вечерина, Н.В. Гордийчук, Т.А. Дубянская. Серия «Orientalia et Classica»: Труды Института восточных культур и античности. – М.: Издательство «Перо», 2016. – 562 с. C. 172–198.
[3] Там же.
[4] Там же.
[5] Там же.
[6] Там же.
[7] Там же.
[8] Подробный разбор и сопоставление библейского сюжета о потопе с дошедшими до нашего времени фрагментами вавилонского мифа о потопе в изложении Бероса был сделан нами в книге «Великий потоп: до и после».
Подпишитесь на наш телеграм-канал https://t.me/history_eco.
- Ilion-skiv. От Греции до Индии: древнейшие евразийские мифы о потопе
3 comments
Leave a reply
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.
Строения и скульптурные композиции в Индии, Тамилнаде и Ассирии (шумеро-аккадских царствах) то есть в Междуречье практически идентичны по стилю и манере изготовления. Это говорит о том, что в обоих местах строил и ваял один и тот же народ. Сказания и их тождественность говорит о том же самом. Есть только одна заковыка, совсем не значит что данные события были в реальности. Вероятность 50\50 что это мог быть специально созданный вымысел для контролируемой территории включающей и Индостан и Междуречье. Раньше власти создавали мифы о богах- создателях и народ был уверен, что правитель является их родней, значит бунтовать не надо. Это потом религия модернизировалась, были дописаны строки в “священные писания” о том что любая власть от бога, надо быть смиренным, отречься от мирского и т.д. А в те времена, все же добивались послушания и порабощения по сути родственными связями с теми против кого и не попрешь. А потоп был обязательно нужен как пример гнева на нерадивых и плохих, без потопа все смывающего ну просто никуда.
“Строения и скульптурные композиции в Индии, Тамилнаде и Ассирии (шумеро-аккадских царствах) то есть в Междуречье практически идентичны по стилю и манере изготовления“. Так и религия тоже одна и “боги” одни. А так называемые боги и были первыми правителями-поработителями, заставившими верить в самих себя. Потом был 11 700 лет назад, и изменение положения земной оси на 15-17 градусов. Он разделил два мира. Например, продолжительность жизни допотопных царей в Шумере была от 10 до 70 тысяч лет. После потопа 1000 – 500 лет первые 2-3 тысячелетия, потом плавно дошла до современных значений.
Возможно. Доказательств только никаких нет. Долго, еще очень долго мы будем плыть в этом мире гипотез, фантазий и иллюзий.