Герман Вук. Ортодоксы, реформисты и консерваторы в иудаизме

В современном иудаизме существуют 3 основных течения: ортодоксальное, реформистское и консервативное. Реформистский иудаизм возник в Германии в начале XIX в.: в его задачи входило упрощение законоположений и ритуалов, что вскоре привело к отказу от многих традиций, в т.ч. от элементов Моисеева закона, и принятию нравов и норм Запада. Эмигрировавшие в США немецкие евреи привезли с собой реформистский иудаизм, от которого откололось более умеренное и сохранившее ряд ортодоксальных черт движение, получившее название «консервативный иудаизм»; в США его «отцом» считается Соломон Шехтер. Помимо этого, существует неформальное течение, не имеющее доктрины, организации, лидеров и пр. – ассимиляторство, приверженцы которого перестают подчеркивать свое еврейство и открыто отказываются от иудаизма для успешного встраивания в современное общество. Сегодня это особенно характерно для Америки, но в разные эпохи происходило также в Германии, Испании, Марокко, Риме и Вавилоне.
0
551
Ортодокс реформист консерват иудаизм

Реформистский иудаизм впервые появился в Германии в начале XIX века. Вскоре от него откололось самостоятельное движение — также реформистское, но несколько более умеренное, которое не сумело сколько-нибудь серьезно укрепиться в Германии, но перекочевало в Америку и прочно утвердилось здесь под названием «консервативный иудаизм».

Эти два течения в иудаизме — реформистское и консервативное — являются сейчас в иудаизме основными религиозными течениями помимо ортодоксального.

Энергию реформистского течения — поначалу очень бурного — питали два основных источника: новое свободное просвещение и упорное сопротивление раввинов любым переменам. По мере того как тысячи евреев уходили в мир отступничества, некоторые еврейские раввины и старейшины все чаще задумывались о том, как бы сдержать этот поток.

Наиболее простым решением вопроса казалось ослабление религиозных запретов и ограничений. Согласно этой точке зрения, нужно было сделать соблюдение законоположений иудаизма делом более легким и более привлекательным в соответствии со взглядами, господствующими в коренной немецкой среде. И невзирая на предостережения ортодоксов эти либеральные раввины и старейшины приступили к делу.

Первые реформы

Первые реформы коснулись лишь отдельных сторон ритуала: было разрешено молиться по-немецки, в синагогах стал использоваться орган, ношение головного убора перестало считаться обязательным, раввин облачился в более элегантную современную одежду.

Однако эти нововведения лишь разожгли аппетит реформаторов. Последовала быстрая ревизия большинства законов, обрядов и обычаев. Из всех перемен выросло совершенно новое кредо.

Элементы Моисеева закона стали восприниматься как временная машинерия, важная в эпоху Моисея, но устаревшая и потерявшая всякое значение в наши дни. Следовательно, общее право, коль скоро оно зиждется на Торе, тоже безнадежно устарело. Исходя из таких посылок немецкое еврейство в течение жизни одного лишь поколения выработало довольно нетребовательную религию, освобождая еврея от всяких ритуальных неудобств, построившую для себя изящные современные храмы, ставшую подчеркнуто западной как по характеру, так и по языку.

Ортодоксальные раввины яростно боролись с реформистами, осыпая их бранью. Поредевшая ортодоксия сомкнула свои ряды и пошла в атаку. Но реформистское движение сумело устоять и набрать силу.

Сейчас трудно себе представить, какое неистовое возбуждение бушевало в немецком еврействе в первые годы подъема реформизма. Казалось, недалек тот день, когда наступит пора трогательного братства евреев и христиан.

Евреи-реформисты отказывались чуть ли не от всех отличительных обрядов и обычаев старой веры и перенимали нравы и эстетические нормы Запада. Они были уверены, что немцы немедленно двинутся им навстречу и протянут руку дружбы, и тогда-то наступит вожделенный мир между религиями.

Немецкие евреи, переселявшиеся в Соединенные Штаты, привозили с собой свою реформированную веру. В Америке-то она главным образом и обосновалась — и определила устойчивый образ жизни значительного количества американских евреев. В Германии же реформистское течение было ликвидировано Гитлером.

Консерваторы против реформистов

Соломон Шехтер (1847-1915), президент еврейской теологической семинарии Америки, одна из ключевых фигур консервативного иудаизма

В самом реформистском движении с самого начала были люди, ошарашенные безудержным размахом перемен, которые, казалось, «вместе с водой выплескивали и ребенка». Многие крупные идеологи реформистского движения выступили против слишком решительного характера реформ. Сначала это была лишь крошечная встречная волна, которая не могла сдержать безудержного реформизма. Но к нашим дням эта волна превратилась в мощный поток консервативного иудаизма, который значительно опередил реформистское течение.

Когда в 1930 году я недолгое время ходил в религиозную среднюю школу, ученики старших классов с огнем в глазах шептались о каком-то страшно завлекательном месте, которое они называли «семинарией имени Шехтера». Ходили слухи, что учиться в ней — значит флиртовать с Богоотступничеством.

С другой стороны, она давала возможность в конце концов получить заманчивое место раввина в богатом консервативном приходе. Для учеников, которые намеревались стать раввинами, это было немалое искушение, которое давало им пищу для серьезных богоискательных размышлений.

Соломон Шехтер, отец американского консервативного движения в иудаизме, был человеком большой учености. Его взгляды сформировались под влиянием умеренных идеологов немецкого реформистского движения.

В начале 20-го века, когда американское еврейство радикально изменилось, идеи Шехтера привлекли к себе многих адептов. Евреи, бежавшие от погромов и революций, бушевавших в Восточной Европе, при всем своем опьянении жизнью в Новом Свете не склонны были отказываться от атрибутов старой веры. Наоборот, они цеплялись за нее: она была каким-то знакомым островком в море неведомых диковинок.

Реформистский иудаизм был для них слишком чужд и слишком странен. Они не могли бы спокойно молиться на английском языке и с непокрытой головой. Раввин, который ел свинину и после шаббатной службы выкуривал сигару, был для них курьезной и даже шокирующей фигурой, как бы он ни был учен и красноречив. Им хотелось чего-то другого.

Ученики Соломона Шехтера в своих новых консервативных храмах предложили прихожанам много из того, чем пленяли их реформисты. У консерваторов мужчины и женщины сидели вперемежку, там играл орган, сокращенная литургия оживлялась английскими вставками, хотя сохранялись и некоторые знакомые старые молитвы на иврите. Молодые раввины — чисто выбритые и говорящие на хорошем английском языке — явно были людьми нового западного мира.

Эмигранты, которых обстоятельства нередко заставляли нарушать законы субботы и есть запрещенную пищу, стыдились взирать на святой ковчег и встречать суровый взгляд раввина в традиционной ортодоксальной синагоге. В консервативном же храме они чувствовали себя куда свободнее. Там они скорее гордились тем, что они все-таки блюдут свой иудаизм, чем чувствовали себя виноватыми в том, что нарушают установления Закона.

И если в эти годы реформисты завоевали себе довольно мало новых сторонников, то массовое приобщение евреев к рядам последователей Соломона Шехтера за одно лишь десятилетие превратило консервативный иудаизм в движение, равное реформизму по числу своих приверженцев.

Если первое поколение нашло консервативный иудаизм достаточно привлекательным, то их дети тем более прилепились к нему душой. Еврейское образование они получили весьма скудное и отрывочное, и некоторые из них вполне созрели для того, чтобы вступить в ряды реформистов, но пока были живы их родители, об этом не могло быть и речи, а консервативный иудаизм казался подходящим компромиссом.

Когда же эти молодые люди после смерти своих родителей приходили в конце концов к реформистам (как многие делали и делают до сих пор), они неожиданно обнаруживали, что привыкли видеть больше обрядности и чаще слышать иврит, чем то было принято в реформистском храме. Лидеры реформистов, исповедовавшие доктрину немецкого просветительства, не признавали власти Моисеева закона. Но и в реформистском движении существовала некоторое время тенденция к расширению обрядной символики и к более широкому использованию иврита — из чисто культурно-образовательных соображений.

Стирание граней

Конгрегация Эммануэль в Нью-Йорке, крупнейшая реформистская синагога в мире.

Так уж случилось, что грани между этими двумя направлениями — реформизмом и консерваторством — оказываются иногда довольно стертыми. В храмах, которые можно было бы условно назвать либерально-консервативными, богослужение может отличаться от чисто реформистского разве что тем, что мужчины надевают головные уборы и талесы и что в синагогальной службе несколько чаще звучит иврит.

Доктор Маршалл Скляр в своей книге «Консервативный иудаизм» свидетельствует, что соблюдение шабата, законов о потреблении пищи и других установлении становится у консерваторов все менее и менее строгим. Это приводит к тому, что консервативные евреи постепенно становятся все менее и менее отличимы от реформистских.

В защиту новшеств, заимствованных консерваторами у реформистского движения или введенных ими самими — таких, например, как разрешение ехать в шабат в храм на машине, — нередко говорится, что все это суть мелкие и несущественные изменения, призванные спасти веру.

Консервативный раввин в субботу не курит. Он выполняет законы, касающиеся пищи, и следит за соблюдением их во время трапез, организуемых у него в храме. В своей личной жизни он блюдет традиционные обычаи и привычки. Таким образом, он уязвим для обвинений реформистов, утверждающих, что у консерваторов — двойные стандарты: одни — для раввинов, которые практически следуют нормам ортодоксального иудаизма, а другие — для мирян, ведущих себя практически как реформисты.

Однако это не так: теоретически в консервативном иудаизме установлены одни и те же правила поведения как для раввина, так и для мирянина. Трудность тут только в том, что поведение людей невозможно регламентировать. То, что мужчины молятся вместе с женщинами, что в храме играет орган, что можно ездить на машине и что служба значительно сокращена, — все это создает у мирянина ощущение, что он вообще освобожден от обязанности соблюдать законы ритуала. Поскольку в разных консервативных приходах приняты очень разные нормы, а единого общего закона у консерваторов нет, то бороться с таким ощущением чрезвычайно трудно.

Ортодоксия и неортодоксальные течения

Между неортодоксальными течениями, с одной стороны, и ортодоксальными, с другой, сейчас существует нечто вроде дипломатического мира. Анафемы, столь принятые в прошлом веке, давно отшумели. Однако, само собой, под прикрытием учтивого расшаркивания идет борьба за умы людей или, по крайней мере, за посещаемость синагог.

Едва ли в ближайшем будущем положение существенно изменится. Реформисты не могут признать над собою власть Моисеева закона — иначе они перестанут существовать как реформисты. Консерваторы не могут отказаться от своих новшеств — иначе они сольются с ортодоксами. У обоих этих движений есть общенациональные учреждения: синагоги, иешивы, воскресные школы, вечерние школы, и каждое движение может похвалиться большим количеством приверженцев.

Разве ортодоксы могут поставить под сомнение свою вассальную верность Закону и признать консервативные или реформистские импровизации? В XIX веке, казалось, был момент, когда это вот-вот должно было случиться. Но ортодоксальный иудаизм выжил и оправился от ударов, нанесенных ему раскольниками.

Новую силу ему придали беженцы из гитлеровской Германии — и с тех пор оно ширится ничуть не хуже других течений. Сколько можно сейчас судить, все три основных направления иудаизма — во всяком случае в Соединенных Штатах — будут сохраняться еще долгое время.

Ассимиляторы

Генрих Гейне (1797 – 1856), немецкий поэт и публицист либерально-революционного направления — один из самых известных добровольно крестившихся евреев

Ассимиляторство — это наиболее многочисленное неортодоксальное движение в еврействе, и существует оно издавна: по сути дела, это самое древнее неортодоксальное движение. Внешне оно не кажется движением, ибо по самой природе своей оно не имеет ни организации, ни лидеров, ни храмов, ни школ, ни теоретических трудов, ни оформленной доктрины.

Однако в те исторические периоды, когда еврейство пользуется свободой, как, например, в наше время, ассимиляторскими настроениями бывало и бывает охвачено до половины еврейства, а иной раз и больше половины.

Ассимилятор всего лишь перестает каким бы то ни было образом подчеркивать свое еврейство. Проходит три или четыре поколения — и семья перестает причислять себя к евреям. Для того чтобы в свободном обществе оставаться евреем, требуется прилагать значительные усилия. Если такие усилия не прилагаются, еврейство тает и исчезает.

Ассимиляция, подобно отморожению, начинается с периферийных участков. Общины, находящиеся в отдалении от крупных еврейских центров, почти всегда быстро отпадают от еврейства.

Первыми склонны ассимилироваться крайние общественные группы: самые бедные и самые богатые, высокообразованные и неграмотные, наиболее одаренные и безнадежно тупые.

Бедность и погоня за хлебом насущным вытесняют из сознания человека мысли о духовных и национальных ценностях, и его принадлежность к еврейскому народу стирается. На другом общественном полюсе богачи и интеллектуалы быстро входят в нееврейское общество. Они обнаруживают, что иудаизм становится для них препятствием на этом пути, и тогда они отказываются от иудаизма.

В средних же слоях населения дольше всего сохраняется приверженность к национальным еврейским движениям — будь то сионизм, ортодоксальный иудаизм или неортодоксальные религиозные течения и секты.

Однако, в конце концов, и этих людей тоже захватывает ассимиляторство. Когда профессора и губернаторы, кинозвезды и миллионеры, писатели и юристы открыто отказываются от своих связей с еврейством и от своих древних обычаев (сейчас это происходит в Америке, а в разные эпохи происходило в Германии, Испании, Марокко, Риме и Вавилоне), то даже странно, что находятся еще хоть какие-то люди, которые сохраняют привязанность к еврейским национальным ценностям.

Чрезвычайно редко среди людей, отпавших от еврейства, встречаются такие чудаки, каким был, например, Генрих Гейне, который с запозданием усомнился в правильности идеи ассимиляции и снова во всеуслышание признал себя евреем.

Источник

Подпишитесь на наш телеграм-канал https://t.me/history_eco

Публикация на Тelegra.ph

Еще по теме:

Сефарды и ашкеназы

Тайная вера маранов: иудаизм под маской христианства

  • Ортодокс,консерва,

Leave a reply

Авторизация
*
*
Регистрация
*
*
*
Пароль не введен
*
Генерация пароля