Алексей Комогорцев. Заклинатели драконов
Согласно мифологическими представлениями современных карачаевцев, досаждающих змей следует не убивать, а заговаривать. В том же ряду находятся русские восточносибирские бывальщины о людях, обладающих особой властью над змеями («знающих слово»). Материалы по этой теме, собранные в 1966–1980 гг. на территории Забайкалья и Иркутской области советским фольклористом, кандидатом филологических наук В. П. Зиновьевым (1942–1983), относятся к 1920-м гг.
Обложка сборника, составленного Валерием Петровичем Зиновьевым, «Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири», 1987
«Знающие слово» не имеют ничего общего с вульгарными «заклинателями змей», которые «укрощают» пресмыкающихся на потеху непритязательной публике. Равно как и словацкие «чернокнижники», сибирские «знающие слово», как правило, – пожилые мужчины, выступающие в качестве функционального посредника между человеком и змеями. Это положение наглядно иллюстрирует следующая бывальщина из собрания Зиновьева:
«335. Это был один старичок, значит. Я вот так знаю, что дедушка Паша, а фамилию-то его не знаю. Тот был такой… тоже, видно, знал че-то. И вот если в случае где появились змеи, то, значит, его просят… Он даже сам носил змею через плечо, и на шее она обвивалась. Никогда его не трогала.
И вот если появились змеи, если кто хорошо принял его, значит, он этих змеев угонит. Сперва забиват какой-то колушек, потом прутиком несколько раз махнет и че-то пошепчет – уходят! Уйдут!
А кто уж если огорчит, то не рад будет. И покосу попустится. Ни грести, ни косить нельзя: змеев будет – хоть отбавляй!
И вот был случай в Золотой пади. Там прииски были, золото мыли. И мужики его попросили! Он шел мимо, оне его попросили. Он сказал:
– Давайте, я изделаю!
Но и действительно, изделал, поставил колушек, прутик взял в руку. Помахал – сама больша пришла, начала крутиться вкруг колушка, и за ней все пришли, в комок свились, шипели-шипели…
Он махнул прутом – она пошла вперед, и те за ей. Увела. Ушли и не стало»[1].
Колышек (осиновая палочка, или палка) и прутик являются непременными орудиями-атрибутами «знающих слово», встречающимися практически во всех бывальщинах. В народных верованиях похожая палка (посох, трость) фигурирует в качестве магического атрибута «знающих», которыми в традиционном русском обществе считались люди, обладавшие комплексом тайных знаний. К категории «знающих» принадлежат ведьмы, колдуны, знахари и некоторые другие т.н. «ритуальные специалисты». Деление на колдунов и ведьм, которые делают «на зло», и знахарей, которые делают «на добро», сложилось в народном сознании под влиянием христианства. «Знающие» различаются по степени обладания магической силы и тайного знания: самые сильные ритуальные специалисты – ведьмы, обладающие наибольшим объемом магической силы, за ними следуют колдуны, магическая сила которых заключена в зооморфных помощниках, и далее – знахари, чья магическая сила заключена в заговорах.
Использование сибирскими «знающими слово» в своей ритуальной практике колышка, палочки или палки позволяет понять, почему св. Марта-Марфа приготовила крест, смиривший Тараска, из каких-то «веточек», а не воспользовалась готовым (пускай даже самым простым) распятием, которое у нее непременно должно было иметься «по долгу службы». То же самое обстоятельство проливает свет на природу скипетра св. Георгия и жезла св. Ипатия, с помощью которых они смиряют своих чудовищ.
Впоследствии скипетр св. Георгия превращается в копье, ставшее его неотъемлемым атрибутом, которое, по всей видимости, продолжает сохранять первоначальные функции, скрывая свою настоящую природу под видом простого колющего оружия. Столь же чудесное превращение происходит и с «веточками» св. Марты. В нюрнбергской церкви св. Лоренца (св. Лаврентия) в алтаре св. Марты имеется любопытное изображение, на котором святая представлена вместе со смиренным ею Тараском, а в ее левой руке находится трость, увенчанная вполне традиционным распятием (фото 154).
Не менее примечательная история связана с тростью преподобного Авраамия Ростовского (ок. XI-XII вв.), якобы врученной ему самим апостолом Иоанном Богословом, дабы преподобный сокрушил им каменный идол Велеса, который еще в XI в. стоял на «Чудском конце» Ростова.
«Явление апостола Иоанна Богослова преподобному Авраамию с житием преподобного». Икона, первая треть XVIII в. Церковь Иоанна Богослова на Ишне
Покровитель сказителей и обрядовой поэзии, общеславянский «скотий бог» Велес считался хозяином подземного и морского миров и ассоциировался со змеем и водной средой, а также выступал в качестве антагониста Перуна, являвшегося преимущественно богом княжеской дружины. Неудивительно, что, невзирая на древность и широкую распространенность культа Велеса в народной среде, он отсутствовал в числе богов киевского княжеского пантеона.
В житии Авраамия Ростовского рассказывается, что преподобный, следуя совету старца, должен был отправиться в Царьград, чтобы там помолиться Иоанну Богослову и попросить его о помощи в борьбе против язычников, поклонявшихся Велесу. Неподалеку от Ростова на реке Ишне произошла загадочная встреча Авраамия с неким «страшным человеком», которого он интерпретировал как Иоанна Богослова:
«И яко отыде от града Ростова три поприща, и прейде Ишню реку, и стрете человека страшна и благоговейна образом, взлыса, плешива, браду же круглу велию име, зело прекрасну и благолепну. В руце же своей имеюща трость, на ней же животворящий крест, Распятие Господа нашего Иисуса Христа. Преподобный же Авраамий узре его и устрашися вельми, и виде, яко апостола Божия, паде пред ногама его, поклонися ему. И глагола ему той страшный муж: Старче, востани, повеждь ми, камо грядеши, скорбя зело? Блаженный же Авраамий воста и поведа ему вся бывшая, коея ради вины и камо грядет, и что ради на взыскание дому Иоанна Богослова.
Глагола ему той страшный муж: Возвратися, старче, и возми мою трость, и иди, отнеле же грядеши, и приступи ко идолу Велесу без возбранения, и избоди его сею тростию во имя Иоанна Богослова, и будет ти в прах окаянный. Преподобный же Авраамий приим трость у благообразна мужа. Той же муж невидим бысть. Преподобный же, страхом и радостию одержим, возвратися вспять, и прииде ко идолу Велесу без возбранения. И во имя Иоанна Богослова избоде его тростию. И бысть в прах окаянный, исчезе в пропасть, яко в бездну, и с каменем».
Житийное клеймо, изображающее сокрушение преподобным Авраамием Ростовским идола Велеса. Икона «Явление апостола Иоанна Богослова преподобному Авраамию с житием преподобного». Фрагмент
На иконе первой трети XVIII в. «Явление апостола Иоанна Богослова преподобному Авраамию с житием» одно из житийных клейм изображает интересующий нас эпизод с сокрушением Авраамием идола Велеса. Увенчанная шестиконечным распятием трость оканчивается здесь символическим изображением наконечника копья. После кончины преподобного Авраамия таинственная трость хранилась в Ростовском Богоявленском Авраамиевом монастыре. Ее исчезновение монастырские записи связывают с именем Ивана IV Грозного (1530–1584), который «быв при освящении храма… молебная совершив, от гроба Преподобнаго трость Богословлю взя на победу и одоление Казанского царства, в лето от сотворения мира 7061, а от Рождества Христова 1553 октября 2 дня»[2].
Поступок царя, по всей вероятности, был продиктован тем обстоятельством, что символом Казани считался крылатый змей Зилант, обитавший некогда в пещере на горе Джилантау (Змеиная гора), расположенной в двух с лишним километрах ниже Казанского кремля по старому руслу реки Казанки. В соответствии с легендой на месте будущей Казани водилось множество толстых как бревно змеев (джилан). Татарский колдун с помощью заклинаний сумел извести чудовищных гадов. Однако их предводитель, крылатый змей Зилант (Аждаха), успел перебраться на гору Джилантау, с которой еще долгое время наводил ужас на город, покуда не был умерщвлен «волшебником» Хакимом.
Казанская эмблема из царского титулярника, 1672
После взятия Казани на этом месте по указанию Ивана Грозного был возведен Зилантов Свято-Успенский монастырь.
Другой крылатый змей вплоть до XVI в. обитал в Елабужском языческом капище («Чортовом городище») и согласно местным легендам внезапно покинул его перед самым походом Ивана Грозного на Казань. Существует легенда, что Иван Грозный некоторое время пребывал в непосредственной близости от развалин «Чортова городища»: «Царь Иван IV Васильевич после покорения Казани отправился по реке Каме в Соликамск, но на пути сделался болен и принужден был остановиться при устье Тоймы, на том месте, где теперь стоит город Елабуга». Во время своего пребывания здесь царь якобы повелел построить на месте бывшего капища мужской монастырь Живоначальной Троицы и заложить церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы с двумя приделами (в память пророка Ильи и Трех Святителей).
Потративший много усилий на собирание документальных свидетельств, относящихся к истории этих мест, отец известного художника И. В. Шишкин (1792–1872), приводя в своей книге «История города Елабуги» (1871) это сообщение, замечает: «Не знаю сколько справедливо». Далее он пишет: «По взятии Казани Царем Иваном Васильевичем Грозным для распространения своих владений и христианства в завоеванном царстве Казанском, в особенности по реке Каме, на которой было столь славное и, конечно, известное православному Царю идольское капище, он повелел воздвигнуть мужской монастырь во имя Троичного Божества на том месте Чертова городища, где прежде волхвы обманывали суеверный народ».
Как бы то ни было, после завоевания Казанского царства трость преподобного Авраамия пропадает из поля зрения историков. В настоящее время о ней можно судить по навершию в виде шестиконечного распятия, хранящемуся в музее Ростовского кремля.
Навершие трости преподобного Авраамия в виде шестиконечного распятия с рельефами Божией Матери, Архангелов и святых. Медная копия-отливка, предположительно, XIV в. (Музей Ростовского кремля)
Датировка креста такого типа представляется современным искусствоведам «загадочной». По мнению историков, распятие из медного сплава с рельефами Божией Матери, Архангелов и святых представляет собой копию-отливку, датируемую предположительно XIV в. «Заплывший рельеф» распятия несет на себе следы позднейших доработок резцом, что свидетельствует о воспроизведении более раннего образца. На рукояти распятия имеется текст следующего содержания: «Сей крест в граде Ростове во Авраамиеве монастыре св. Иоанном Богословом дан преподобному Авра-амию победити идола Велеса, при князе Владимире». Срез круглой формы в нижней части креста говорит в пользу предположения о завершении крестом той самой таинст-венной трости, которая некогда хранилась в Богоявленском монастыре как реликвия.
К числу известных нам христианских отшельников, владевших столь же необычными посохами или жезлами, относятся св. Бьеноре из Вандома (ок. III в.), поразивший дракона всего лишь одним ударом своего посоха, и апостол Швейцарии, отшельник из Лунгерна св. Беат.
Апостол Швейцарии, отшельник из Лунгерна св. Беат. Герб коммуны Беатенберг (Швейцария)
Последний изображен на гербе коммуны Беатенберг замахнувшимся короткой палкой или жезлом на двуногого крылатого дракона, которого святой поразил в пещерах, расположенных неподалеку от села Беатенберг.
Стоит ли удивляться, что тот же самый жезл обнаруживается в руке сульде-отца, передвигающегося на спине ящера с «чудской» пластины из Подчеремского клада. Он же фигурирует практически на всех скульптурных композициях догонов в руках у человека, управляющего крокодилом, а также на некоторых скульптурных композициях из Ики. Примечательно, что в тех случаях, когда догонские скульптуры изображают человека, передвигающегося верхом на реликтовом чудовище (предположительно динозавре из рода грипозавров), в руках у всадников такие жезлы отсутствуют.
А теперь обратимся к статье Ли М. Джефферсона из Centre College в Дэнвилле, штат Кентукки «Иисус – маг? Зачем в раннехристианском искусстве Иисус изображался держащим жезл», опубликованную в осеннем номере журнала Biblical Archaeology Review за 2020 год. Из огромного количества художественных мотивов автор выделяет сюжет, в котором при совершении исцеления, или чуда Иисус держит в руках жезл, или некую палочку.
«Иисус, умножающий хлеба». Фреска из катакомб Анапо, III-IV вв. н.э. (Рим)
«Орудие, которое держит Иисус (иногда его называют virga или rabdos), изображается либо толстым и увесистым, если речь идёт о саркофагах, либо тонким и похожим на тростник, если мы говорим о катакомбах. Он использует его для чудотворения, что привело некоторых ученых к выводу, что ранние христиане понимали Иисуса как мага. Проблема такой идентификации заключается в том, что ранние христиане порицали магию», – отмечает Джефферсон.
«Воскрешение Лазаря». Фреска из катакомб Марцеллина и Петра, V в. (Италия)
В качестве примера автор приводит одну из наиболее популярных сцен раннехристианского погребального искусства – воскрешение Лазаря. Иисус обычно изображается стоящим перед небольшим помещением, в котором хранится спеленутый труп, и с помощью жезла вызывает Лазаря из могилы, где тот пролежал мертвым четыре дня (Иоанн 11).
«Воскрешение Лазаря». Фреска из катакомб Джордани, IV в. (Рим)
Хотя в тексте Евангелия ни разу не упоминается, что Иисус использовал жезл при совершении своих чудес, можно вспомнить и других выдающихся библейских персонажей, использовавших подобный инструмент для достижения своих целей. В частности, Моисей использовал жезл, чтобы разделить Красное море и спасти свой народ от армии фараона во время побега из Египта (Исход 14). Позже он использовал тот же самый жезл, чтобы рассечь скалу и обеспечить питьевой водой израильтян во время их странствования к Земле Обетованной (Исход 17:2).
Еще один персонаж Нового Завета, изображаемый в раннехристианском искусстве вместе с «волшебной палочкой» – апостол Петр. Согласно апокрифической легенде, Петр во время своего заключения в Риме чудесным образом открыл источник воды, которую он затем использовал для крещения двух стерегущих его тюремщиков. На изображениях, иллюстрирующих этот сюжет, Петр бьет некой палочкой по камню в присутствии двух других фигур, одетых в римские военные плащи и головные уборы.
Апостол Петр бьет по камню, чтобы набрать воды для крещения двух римских тюремщиков. Фреска из катакомб Коммодиллы, IV в. (Рим)
Джефферсон заключает: «Для ранних христиан Иисус, совершающий чудеса с помощью посоха, не был волшебником. Этот мотив был по своей сути библейским (напоминание о Моисее) и церковным»[3].
Отдельного упоминания заслуживает зафиксированная в некоторых сюжетах способность «знающих слово» оставлять змей караулить свой дом и домочадцев: «Так рассказывали: у его ребятишки были, два пацана (где он их взял, я не знаю). И вот, к нему пацаны – раз! – прибегут и убегают оттуда: они там со змеями играют. Они маленьки, пацаны, а он их, этих змей-то, на охрану оставит, но, они там не запустят никого – кто зайдет-то, правильно? Змеи тут, увидит – напугатся. А они их там за хвост тянут (она не кусат, ниче), бьют их, пинают».
Наиболее отдаленные во времени следы этой традиции обнаруживаются в Древнем Египте. В тексте мифа об истреблении человечества, высеченном в гробницах фараонов Сети I (приблизительно 1313–1292 до н. э.) и Рамсеса III (приблизительно 1198–1167 до н. э.), встречается упоминание о неких «заклинающих», владеющих «словами власти» («хекау»), с помощью которых сам бог Ра оберегался от нападения змей.
Собираясь покинуть Землю и взойти на небо, правивший Египтом бог Солнца, царь Ра призывает к себе бога Земли Геба и обращается к нему со следующими словами: «Да поразят змей твоих, находящихся в тебе! Вот они будут страшиться меня, пока я существую. Ты ведь знаешь все волхвование их. Пойди же к месту, где находится отец мой Нун, и скажи ему: «Остерегайтесь змей и в земле и в воде!». И да опишешь ты гнезда змей твоих, находящихся в тебе, говоря: «берегись, да не повредите вы кому-нибудь». И да знают они, что хотя и удаляюсь я, все же я сияю над ними. Если же желают они отца, вот будешь ты отцом в земле этой вечно».
Далее Ра говорит Гебу: «Остерегайся заклинающих, знающих слова свои: вот заклятие мое собственное там, и вот никто не разделит его со мною в величии, бывшем до меня. Я подчиню их сыну моему Осирису, и детей их будут стеречь, и покорны будут сердца князей и из-за чар тех, которые творят по желанию своему по всей земле силою заклятий своих, которые в них».
Тот же самый фрагмент в другом варианте перевода выглядит следующим образом: «Кроме того, следует особо обратить внимание на тех людей, что владеют моими словами власти, и тех, чьим устам ведомы такие вещи; воистину это мои собственные слова власти, воистину недопустимо, дабы кто-либо разделял со мной мою защиту ввиду величия, что возникло до меня. Я передам их твоему сыну, Осирису, и их дети будут оберегаться, сердца их правителей должны быть покорными (или готовыми) благодаря магическим силам тех, кто поступает сообразно своему желанию на всей земле через слова власти, что заключены в их телах».
Характерно, что уже в те легендарные времена «заклинающие» описываются как люди, наделенные особыми внутренними качествами («слова власти заключены в их телах») и обладающие большой степенью независимости («поступают сообразно своему желанию по всей земле»).
Примечания:
(1) Цитата по изданию: Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири. Сост. В. П. Зиновьев. Новосибирск: Наука, 1987. С. 229–230.
(2) Имеется в виду взятие Казани Иваном Грозным, состоявшееся 2 октября 1552 г. В монастырской записи фигурирует 1553 г., поскольку начиная с 1492 по 1700 г. официальное летоисчисление в России велось с 1 сентября, как это было принято в Византии.
(3) Цитируется по: Marek Dospěl. Jesus Holding a Magic Wand? // BIBLE HISTORY DAILY. URL: https://www.biblicalarchaeology.org/daily/people-cult
Еще по теме:
Пастухи драконов: сюжет наездника на драконе в дальневосточной традиции
Подпишитесь на наш телеграм-канал https://t.me/history_eco
- заклинат,дракон,
Leave a reply
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.