Aes_si. Эскизы к выходу из метафизического тупика или Люди как боги

Из всех учений и практик наиболее перспективными в современных условиях метафизического "полуфинала" представляются группы, прямо осуждаемые буддизмом, т.е. такие, которые согласно буддистской доктрине, ведут к перерождению в одном из 26 (в соответствии с каноном мандалописи) божественных миров Девалоки. Такое перерождение делает невозможным новое воплощение в человеческой форме, а, следовательно, и достижение нирваны, т.е. конечной цели буддистской практики.
0
979

Однако мы не разделяем эту цель и, более того, считаем, что она является уловкой особого рода, безосновательно (с нарушением традиционной иерархии миров) возвышающей человеческое бытие (в современных условиях, как и в большинстве условий, совершенно лишенное смысла и даже вредное). В этом пункте у буддизма есть нечто общее с ортодоксальным (в данном контесте = не-гностическим) христианством, которое “принимает” мир и человечество, поскольку Бог воплотился в мире людей и в форме человека.

Эта уловка, о целях которой мы пока не имеем ни возможности ни повода распространяться, имеет далеко идущие последствия. В частности, профанация самого буддизма в современных условиях вплоть до превращения его в учение, “обслуживающее” ряд постмодернистских и неомодернистских (“трансгуманстических”) тенденций глобализации – одно из таких последствий.

Между тем:

Геше Потова однажды спросил Ламу Дром Тонпа [brom ston-pa]: “Где граница между религией и нерелигией?” Лама Дром ответил: “То, что противостоит мнению мирских людей, – это религия [chos], а то, что соглашается с мирскими взглядами, не религия”.

Другое дело “религии девалоки”. Сама по себе девалока является естественным источником бесчисленного множества этнических религий, собственно “язычеств”, ведь девалока – это по определению место, где находятся боги (locus deorum), т.е. единственные законные главы любого подлинного культа.

Даже такая религия как ислам (будущий “финалист”) говорит о девалоке. На это указывает обетование о Рае в исламской традиции. Еще из Махабхараты известен посмертный диалог женщин (Суманы и Сандили), происходящий прямо в девалоке, что полностью соответствует исламской концепции гурии как сублимированной земной женщины, согласно наиболее авторитетным суннитским мнениям (Абу Убайда, Мухаммад ибн Джарир ал-Табари, ибн Катира, Рази, Куртуби и др.)

Также и практика придания адепту в этом мире “духовного родственника”, который после смерти так или иначе переходит вместе с адептом в более высокий загробный мир, известна как в христианстве (крестные), так и в суфийском исламе, что даже закрепилось в ряде языков, например в волжско-татарском, где на основе игры двух изначально не связанных между собой заимствованных арабских слов (ахира’ – “конец” и ахи – “мой брат”) сложилась сакральная омонимия: в волжско-татарском слово “ахирэт” обозначает одновременно и “загробный мир” и “подругу” (а также известна своего рода тавтология “ахирэт дус” – “закадычная подруга” и производное “ахирэтлек” со значением сущности обряда (“ахирэтлек йоласы”) побратимства).

Мы допускаем, что особое значение, которое придавалось данной омонимии в волжском ареале (а она известна еще из булгарских памятников) может быть связано с похоронной практикой ряда этнических групп этого ареала в доисламский период, в частности с закланием жен и наложниц покойного. Таким образом “сестринство” здесь приобретает вполне конкретный обрядовый смысл.

Из суфийского ислама данная практика и терминология перешла в езидизм (институт “хушк и бре ахрате”), но мы уверены, что она возникла гораздо раньше даже и христианства, и имела прямое отношение к “семейным гениям”.

Известно нечто подобное и в корпусе обычаев российских немцев (вариант обряда Тотенхохцайт, когда умерший или умершая, обручаясь с живым или живой, становится покровителем его или ее до дня его или ее смерти), что может быть как исконно германской тенденцией, “уцелевшей” либо “воскресшей” в архаизирующих условиях российской Азии (и тогда мы имеем право ставить вопрос о ее рефлексе в символическом языке европейской алхимии), так и тюркским и даже скифо-сакским влиянием. Последнее предположение, завершая круг, вновь возвращает нас к индо-арийскому ареалу.

“Религии девалоки” ( lha-gnas-kyi chos-rnams ) в полном смысле, это только такие религии, по отношению к которым девалока является как их источником, так и конечной целью адепта. Фактически, речь идет о богах, которые сами пополняют свое число, что в нынешних условиях, близких к окончательному упадку, выглядит как очень “свежая” концепция, будучи при этом, однако, одной из наиболее традиционных.

Таким образом, перед “религией девалоки” должна быть поставлена задача новой теогонии и теофании в противоположность всем религиям конца текущего цикла, совершающим теокриптию и теоктонию, то есть так или иначе богов “уничтожающих” – путем приведения ли божественных сил различных локусов и этносов к единому знаменателю в монотеизме с дальнейшей утратой инициации и обнулением знаменателя (что происходит в авраамизме и хорошо описано Р. Геноном), путем ли отказа от веры в независимое бытие божественных сил, т.е. путем антиномии, как это происходит в буддизме, либо агрессивно отрицающем их бытие (южный буддизм), либо допускающим только относительное их бытие в модусе со-присутствия, иначе говоря, бытие условное и целиком зависящее от сознания групп адептов, т.е. групп все тех же человеческих существ (буддизм махаяны).

Не только открывать богов, но и открывать целые божественные миры для расселения там адептов, войти в эпоху “великих теографических открытий”, которая начнется в тот же момент, когда окончательно иссякнут последние “старые” влияния, последние “старые” комплексы божественного “сопровождения-направления” (водительства, guidance) человеческих групп (эти комплексы будут, вероятно, заменены мунданным контролем в глобальных масштабах со стороны самостоятельной техносферы, что всегда являлось, к слову, действительным конечным пунктом марксистской антирелигии). Таким образом, говоря о перспективах “религий девалоки”, можно вести речь (очень осторожно и только в целях пропаганды) о своеобразном “теофутуризме” как о радикально конструктивной стратегии, противостоящей футуризму профанному, или “беспощадному будущему”.

Именно приверженность исчезнувшим, исчезающим и искаженным (что одно и то же) влияниям характеризует так называемых неоязычников, а вместе с ними и ряд практикующих традиционалистов авраамического толка (мы отлично относимся к традиционализму как к средству получить доступ к Ситуации, но отворачиваемся от традиционалиста, когда он начинает цепляться за те самые элементы, которые привели к этой Ситуации). Действительно, невозможно добиться успеха ни следуя богам “умершим” (“убитым”), ни следуя “слову Бога Живого”, которое, пользуясь прискорбным распространением письменности как контагиозной средой, ревниво “убивает” других богов, чтобы затем внезапно и предательски поразить, как скорпион или толкиновское “кольцо всевластья”, самое себя (здесь и всегда под “смертью бога” мы понимаем отдаление определенного рода, подобное афелию в астрономии, причем отдаление именно мира людей от мира богов).

Невозможно добиться успеха, если все предлагаемые Ситуацией стратегии изначально ведут к провалу. Все фигуры с доски должны быть сброшены, но не ради окончательного падения в бездну антиномизма (как это происходит в буддизме, телеме и т.п. учениях), а ради новой божественной партии, которая станет играть игроком.

Это предельно конструктивное усилие тем не менее не может быть осуществлено в современных условиях открыто. Почти никто, в том числе большинство традиционалистов, даже не поймет, о чем идет речь. Для получения хотя бы предварительного успеха следует работать по принципу, известному в исламском ареале как “батын”, а “религию девалоки” маскировать под обычную, т.е. теоктоническую традицию наших угасающих времен. Внутри же этого саркофага должны крыться самые практические методы “поворота рек” учения в сторону богоутверждающей истины. Очень грубо говоря, в определенный момент всецело подготовленному адепту сообщают, что то, что он считал “психологической” реальностью, бытийно, в то время как у антиномических учений в этом же самом месте находится обратная конструкция.

Чем более эффективно практическая составляющая той или иной религии работала на цели сокрытия божества, тем более эффективно она же – пункт за пунктом, буква за буквой, порабощенная нами как агентами грядущих богов – сможет работать на полностью противоположную цель, т.е. на приглашение божества. Мы полагаем, что тантризм, как комплекс оперативных практик внутри негодяйского по отношению к богам учения буддизма, сохранившийся при этом в наиболее полной форме по сравнению с мистицизмом авраамических религий, может быть использован весьма эффективно.

Девалока, японский Tenjoukai, тюрко-монгольская Tengrilerin Yeri (земля небожителей-тенгриев, где Будда лишь “Танрыларын Танрысы”, как говорят уйгуры, т.е. “тенгрий тенгриев”, а нирвана отрицается) ищет своих адептов сама, но и адепты ищут ее.

Таким образом, было бы неверным нарушать тонкий баланс восприятия, намеченный нами. Сделав акцент на активном, “конструктивном” моменте, мы будем рисковать субъективизацией в буддистском ключе, которая обязательно полностью вытолкнет нас как пробку из состояния даже слабой референции к трансцендентному. Однако сделав акцент на пассивном ожидании “приближения мира богов”, “конца и вновь начала”, мы рискуем прекратить поиск, который на самом деле нам все еще никто не запретил (хотя дело становится опаснее с каждым днем).

Мы не утверждаем, что в самом конце космического цикла, где мы находимся, такое прекращение может как-то еще ухудшить Ситуацию. Как не утверждаем и того, что активный поиск в тех же условиях, то есть условиях конца цикла, тут же приведет нас к “контринициации” (Дугин, комментируя известные взгляды Генона, уже иронизировал над тем, что само понятие “контринициации” – этот геноновский жупел – в виду полного разрушения инициатического континуума выглядит сегодня невероятно привлекательно, по модели “черный пиар это тоже пиар”, что оно, апеллируя к тайной организации, хотя бы еще содержит в себе некий romance и некий “знак качества” (тайна, да еще и организованная – практически недостижимое сегодня сочетание), который – чем черт не шутит – может поспособствовать “хоть чему-то”).

Итак, тот, кому суждено будет стать адептом, может и имеет все основания желать и искать встречи. Очевидно, что единственной возможной первоинициацией в религию девалоки может быть только инициация, полученная напрямую от ее обитателей – все прочее не следует даже принимать к рассмотрению. В тибетской традиции известны (и многочисленны) передачи учения, полученные от кхандро – фей из свиты более крупных божеств. Понятно, что согласно целиком нисходящему направлению буддистского учения, божества – это всего лишь йидамы (медитативные проекции), кхандро, дарующие инициацию и инициатические тексты (терма) – аспекты йидама, а адепт, таким образом, инициирует “сам себя”, спонтанно или благодаря состраданию и косвенной помощи боддхисаттв. Кхандро, таким образом, становится лишь “оператором” линии передачи учения, которое никогда не содержит чего-либо, что не намекало бы на нирвану, хотя, подчас, и очень сложным путем (и чем дальше, тем сложнее и дробнее).

В один прекрасный момент подобные евразийские инициации (которые как раз следовало бы называть “контринициациями” по отношению к богам) прервутся или, что более вероятно, выродятся во множество все более ничтожных линий (благодаря “живительному” участию Запада в тибетских передачах), каждая из которых зайдет в абсолютный тупик профанизма (все это уже происходит и завершится в ближайшие годы).

И вот тогда станет возможно настоящее чудо… Но это не точно.

Шествуйте, боги…

2017

См. также Казус Чернова-Туминой: магия и критика Юнга
См. также Демоническая природа этногенеза

Источник

  • Aes_si,Эскизы к выходу,из метафизического тупика,Люди как боги

Leave a reply

Авторизация
*
*
Регистрация
*
*
*
Пароль не введен
*