И.С. Лисевич. Древние мифы о Хуан-ди и гипотеза о космических пришельцах

Игорь Самойлович Лисевич

В последнее время много пишут и говорят о возможных контак­тах со внеземными цивилизация­ми. Киноэкран сделал эту тему предметом обсуждения миллионов. Вместе с популярностью гипотезы растет и число ее противников. Однако во всех этих спорах совер­шенно не присутствует материал одной из древнейших письменных традиций мира — китайской, хотя, казалось бы, именно здесь можно ожидать очень интересных на­ходок.

Причина такого пренебрежения проста: источники, наиболее пер­спективные с точки зрения косми­ческой гипотезы, в научный оби­ход практически не введены. Либо от них остались только фрагмен­ты, рассеянные по средневековым китайским энциклопедиям (я имею в виду родословные списки «Ши­бэнь» и историческое сочинение «Диван шицзи»), либо эти книги пылятся на полках, не привлекая внимания исследователей (напри­мер, огромный даосский канон «Даоцзан»). В какой-то степени тут сказалось влияние официаль­ной традиции старого Китая, кото­рая старалась «не говорить о не­обычном», питала к «Даоцзану» недоверие. Но мы, если хотим разыскать подтверждение гипотезе, которая уже сама по себе путает все наши привычные представле­ния, должны углубиться именно в область необычного.

Обратимся к самым истокам китайской истории, III тысячеле­тию до н. э., так называемому ле­гендарному периоду. Если верить древним китайским памятникам, в эту эпоху в бассейне реки Хуан­хэ действовали «сыновья Неба», которые и приобщили совершенно диких еще аборигенов к цивили­зации. Мы знаем, что рождение героев в мифах и эпосе часто пред­варяется различными чудесными знамениями, однако появлению «сынов Неба» на земле с завид­ным единообразием предшествова­ли одни и те же небесные явле­ния. Например, перед рождением первого из них, Хуан-ди, «сияние великой молнии опоясало звезду Цзи в созвездии Ковша» (то есть Большой Медведицы). Перед тем как появиться его преемнику Шао- хао, «звезда, словно радуга, про­летела вниз» (другая версия: «огромная звезда, словно ковш, опустилась на Цветущий остров»). Перед появлением следующего — Чжуань Сюя — «ослепительно сияющая звезда пересекла лунный [диск], словно радуга». Так сооб­щают сохранившиеся фрагменты древней книги «Записи о поколе­ниях владык и царей».

Необычен был внешний облик первого «сына Неба», Хуан-ди, и некоторых его спутников. По со­общениям древних памятников, у Хуан-ди было «четыре лица» (иногда говорится: «четыре гла­за»); по «четыре глаза» было так­же у Цан Се и у Чи Ю. Это об­стоятельство чрезвычайно смуща­ло уже современников Конфуция. Желая рассеять их сомнения в достоверности традиции, древний философ пытался объяснить все нуждами государственного правле­ния, необходимостью для небесно­го посланца ничего не упускать из виду. Но ведь допустимы и другие толкования. Представьте себе, на­пример, такую сцену: некто стоит в скафандре, на голове у него шлем с прозрачными иллюминато­рами. Осмелевший дикарь подхо­дит ближе, он заглядывает в ил­люминатор и замечает там лицо, подкрадывается с другой стороны и снова обнаруживает обращенное к нему лицо, смотрит в следую­щее окошечко — и там то же са­мое… Люди же, стоящие в отдале­нии, видят лишь блестящие про­зрачные иллюминаторы, которые представляются им огромными гла­зами. Кстати, то, что у преемни­ков Хуан-ди не было ни «четырех лиц», ни «четырех глаз», очень хо­рошо согласуется с космической гипотезой. Действительно, Хуан-дибыл первопроходцем и должен был соблюдать известную осторож­ность. Но те, кто последовал за ним, знали, что на Земле можно обойтись без скафандров.

Коль скоро мы уже отождестви­ли Хуан-ди и его спутников с воз­можными пришельцами из космо­са, логично было бы задаться во­просом: а где, собственно, мог при­землиться корабль? Судя по не­которым косвенным указаниям, на северо-западе, в пустыне Гоби. Такую мысль подсказывают све­дения об «озере Грома» в древнем «Каноне гор и морей», «Критиче­ских рассуждениях» Ван Чуна и других книгах. Гром в них рас­сматривается отнюдь не как атмо­сферное явление, «местонахожде­ние» грома и его божества точно дислоцировано на пустынном озе­ре, отделенном от населенных об­ластей Китая «сыпучими песка­ми». Для посадочной площадки это действительно было бы идеальным местом, особенно если пришельцы по каким-то соображениям пред­почитали бы приводняться.

Интересно, что сам гром древ­ние китайцы изображали в виде огромного барабана. Сравнение естественное, но вообще-то не обя­зательное — например, наши пред­ки представляли себе гром в обра­зе колесницы, на которой разъез­жает по небу Илья-пророк. И все же ассоциация древних китайцев станет более понятной, если мы вспомним, какие у них были бара­баны. Очень высокие (точнее ска­зать, длинные) и узкие, с неболь­шими срезами на концах, где и натягивалась кожа, своей сигаро­образной формой они более всего напоминали ракету…

Ван Чун (I век) оставил нам описание древней картины, давав­шей зримое изображение грома: она глубоко возмутила его своей нелепостью и неправдоподобием. «Изображенный гром по виду сво­ему [есть нечто] громоздящееся одно на другое, напоминающее по форме переходящие друг в друга барабаны. Как можно звук и эфир изображать в виде соединенных между собой барабанов?!» — вос­клицал Ван Чун. Что ж, изобра­жать подобным образом звук или эфир, конечно, странно. Зато для обозначения некоторых вполне ре­альных вещей такой образ вполне подошел бы…

Ставило Ван Чуна в тупик и изо­бражение самого владыки грома, который «головою не висел в не­бесах, ногами не опирался на зем­лю», но при этом не имел крыль­ев. Анализируя каноны иконогра­фии своего времени и эту карти­ну, древний мыслитель приходит к выводу об их явном противоре­чии друг другу. Либо владыка грома не мог летать, либо его не­правильно изображают — так вкрат­це можно суммировать его мысль. Но не могли же древние иконо­писцы просто так грубо нарушить канон. Какое-то основание для это­го было.

Однако прежде чем перейти к новым текстам, следует сделать некоторое отступление.

Предположим, что где-то в не­объятных просторах пустыни Гоби действительно приземлялись меж­планетные корабли неизвестной нам цивилизации. Предположим, что инопланетяне действительно посещали долину реки Хуанхэ. Могли ли ее дикие обитатели аде­кватно воспринять проявления не­сравненно более высокой культу­ры? Что виделось им при встречах с удивительными и совершенно не­доступными примитивному разуму механизмами и приспособлениями пришельцев?

В наши дни дикий кочевник, впервые увидевший в пустыне авто­мобиль, называет его «железным верблюдом». Очевидно, что и ди­кие предки китайцев в этом отно­шении мало чем должны были от­личаться от людей XX века. Все, что двигалось, но не было похоже на людей, скорее всего должно бы­ло ассоциироваться в их сознании с миром животных — правда, куда более грозным и страшным, чем он видится современному человеку. Кстати, «животное» по-китайски — «дунъу», что буквально значит «движущийся предмет».

Что же происходило во времена Хуан-ди в окрестностях удивитель­ного «озера Грома»? Оказывается, даже в неблагоприятную погоду в этих гиблых местах день и ночь не прекращалась оживленная дея­тельность. Вот что говорит, напри­мер, «Описание первоначальных деяний Хуан-ди», включенное в даосский канон («Даоцзан»): песок такой, что «поставишь ногу — [и она] тонет, глубок — трудно из­мерить; подует буря — и песок словно туман. [Но] в тумане [этом] — множество чудесных дра­конов, рыб, черепах — и все они могут летать. Есть там каменная корзина, прочная, но чрезвычайно легкая, по ветру свободно плывет над песками».

Обратите внимание на любопыт­ную деталь: хотя древний человек и отождествлял с животными не­обычные существа, сновавшие в окрестностях «озера Грома», ни одно из них не представлялось ему чем-то мягким, теплым, создан­ным из живой плоти. О двигавшей­ся как бы на воздушной подушке каменной корзине нечего и гово­рить. Но и все остальные по ки­тайской классификации входят в разряд «панцирных и чешуйча­тых», иными словами, их главным отличительным признаком для древнего человека была твердая, непроницаемая оболочка…

Летающая каменная (то есть сделанная из какого-то твердого неметаллического материала) кор­зина, по-видимому, могла подни­маться не очень высоко. Но у при­шельцев было и другое летатель­ное приспособление. Древние оби­татели долины Хуанхэ, естествен­но, именовали его «драконом»: Мы великодушно простим им эту вольность, поскольку и сами очень любили называть свои самолеты «стальными птицами».

Однако те же древние совер­шенно определенно отмечали ис­ключительность так называемого «отвечающего» дракона Хуан-ди, его необычность и непохожесть на всех других, в изобилии насе­лявших китайский фольклор. Дей­ствительно, древний словарь «Гуанъя» делит всех их на четы­ре вида, комментатор «Литератур­ного изборника» говорит о девя­ти; они могли быть синие, крас­ные, белые и черные, с рогами и без рогов, но лишь тот единствен­ный, на котором летал Хуан-ди, имел крылья и отливал металлом. А самое удивительное — для него были небезразличны погодные условия. Именно из-за неблаго­приятных атмосферных условий Хуан-ди однажды пришлось отме­нить очень важный полет, хотя, как сказано в источнике, все было готово и дракон уже «набрал во­ду». То, что он испугался дождя и ветра, выглядит очень забавно, поскольку в китайской мифологии дракон — сам повелитель дождя. Но если у этого дракона был ре­альный прототип, происшедшая задержка не вызовет недоумений.

В ряде древних источников — «Критических рассуждениях» Ван Чуна (I век), «Исторических запи­сках» Сыма Цяня (II век до н. э.) и других — достаточно реалистич­но описывается сцена отбытия Хуан-ди и его спутников на этом летательном аппарате после того, как земная миссия была ими за­вершена: «Хуан-ди, добыв медь на горе Шоушань, отлил тренож­ник у подножия горы Цзиншань. Когда треножник был готов, сверху за Хуан-ди спустился дра­кон со свисавшими вниз усами. Хуан-ди взошел на дракона, все его помощники и семьи последова­ли за ним. Взошедших было более семидесяти человек. Остальные подданные не могли взойти и все скопом ухватились за усы. Усы оборвались, и они попадали [на землю]». Так отбыл обратно мно­гомудрый пришелец со своими помощниками, оставив подданных в полном отчаянии — они долго оплакивали его и, чтобы как-то от­дать дань уважения ему и своим обычаям, похоронили в кургане вещи Хуан-ди.

Кроме базы в пустыне Гоби в районе «озера Грома», кроме в совершенстве оборудованного недоступного «дворца» в горах Куэнь-Луня, местом деятельности пришельцев древние мифы назы­вают также и юг нынешнего Ки­тая. Там действовала группа во главе с Чи Ю, которого источники именуют, с одной стороны, подчи­ненным Хуан-ди, с другой — тоже «сыном Неба». Число «братьев» Чи Ю указывается разное — 72, 80, 81; оно, по-видимому, прибли­зительно, так как первая и третья цифры — просто сакральные чис­ла. В трактате «Хань Фэй-цзы», там, где Чи Ю описан сидящим на колеснице вместе с Хуан-ди, вид его ничем не примечателен. Но в других древних книгах он более чем странен. При чтении этих описаний невольно приходит на память «Борьба миров» Г. Уэлл­са и изображенные им боевые тре­ножники марсиан. Похоже, что со­временники Чи Ю так же, как и герои Уэллса, воспринимали непо­нятный для них аппарат и суще­ство, им управляющее, просто как единое целое. Все вместе ощуща­лось ими неким подобием гигант­ского насекомого. И если мы, на­пример, называем «гусеницей» хо­довую часть многих механизмов, то китайцы тоже записывали имя Чи Ю иероглифом-пиктограммой: насекомое с трезубцем на голове… Изображение трезубца в пикто­грамме тоже не случайно. Источ­ники упоминают о том, что в кри­тических ситуациях по бокам и сзади медной головы Чи Ю выдви­гались какие-то металлические стержни, которые древние квали­фицируют как «трезубцы» и «копья» и которые можно было бы отождествить с принимающими устройствами типа антенн.

Как же на самом деле выгля­дел Чи Ю, а точнее, его аппарат? По сообщениям древних авторов, у него было «шесть рук» — мани­пуляторов. У него была «медная олова» (шлем), в котором, как и у Хуан-ди, было «четыре глаза» — иллюминатора. Лицо водителя раз­глядеть в эти иллюминаторы бы­ло, по-видимому, нельзя, так как он сильно возвышался над окру­жающими, поэтому о лицах не говорится нигде. Источники особо отмечают странное питание, требо­вавшееся этому созданию: по одним сведениям, оно «пожирало камни и песок», по другим — «железные камни». Отделенная впоследствии от туловища и с предосторожно­стями захороненная отдельно ме­таллическая «голова» долгие годы продолжала излучать тепло. Из захоронения постоянно выбивалось облачко пара, которому поклоня­лись местные жители…

Аппарат обладал большой ма­невренностью и проходимостью. Он «мог проходить по труднодо­ступным местам» и даже взлетать.

И еще одно сообщение. В древ­нем конфуцианском каноне есть упоминание об удивительной коля­ске, которую видели во времена «совершенномудрых сынов Неба», то есть того же Хуан-ди. Как утверждает комментатор, она была серебряной и лакированной — ярко-красной, как глазурованная черепица, а самое главное — дви­галась сама. По его описанию и при наличии некоторой фантазии нетрудно представить нечто вроде современного автомобиля, свер­кающего хромированными деталя­ми и блестящим эмалевым покры­тием, хотя, конечно, такие анало­гии очень рискованны. Однако фак­том остается то, что о древней самодвижущейся коляске упоми­нается уже в канонической «Кни­ге установлений», а ее описание дается в комментариях Мао Чана (II век до н. э.), который сведения свои черпал из древней традиции.

Обращаясь к свидетельствам о необычном, следует помнить, что подчас интересующая нас реаль­ность скрывается не только за при­чудливым вымыслом древних ми­фов, но и рядом с ним. Действи­тельно, фантастических рассказов о Хуан-ди и его помощниках в ки­тайской литературе (там послед­ние именуются вассалами) сохра­нилось предостаточно. Вспомним хотя бы мифы о чудесной Си Хэ — женщине — вознице Солнца, по одной версии, и матери десяти солнц — по другой, о которой пи­сал великий поэт древности Цюй Юань (IV—III век до н. э.) и не­мало других авторов. Но раскрой­те сохранившиеся родословные списки «Шибэня» — их тексты и древние комментарии рисуют по­мощников Хуан-ди совершенно в ином свете, хотя, конечно же, ком­ментаторы не могли не читать Цюй Юаня. Однако, при всем огромном пиетете к его гению, ониему не верили — и следовали иной традиции, видимо, не менее для них авторитетной. И вот полу­чается, что та же Си Хэ вела на­блюдение за солнцем, «основы­ваясь на длине его тени». Чан И (а правильнее — Чан Во) наблю­дал за «луной нарождающейся и на исходе, за ее четвертями и пол­нолуниями». Юй Оу наблюдал за «изменениями яркости звезд и их движением и метеорами». Да Нао определял цикличность, легшую затем в основу китайского кален­даря. Еще один был специально занят вычислениями. Наконец, Жун Чэн, сводя все их наблюде­ния воедино, составлял земной ка­лендарь.

Помощники Хуан-ди начали со­здавать земные карты — «ту». «Рисованные образы разных пред­метов» — поясняет слово «ту» пер­вый комментатор. «Имеются в ви­ду рисованные образы земли и разных предметов [на ней],— до­бавляет другой.— Позволяют при­шельцам с ними сверяться». Мож­но было бы привести другие при­меры того, как фантастика в изо­бражении «легендарной эпохи» внезапно уступает в источниках место реалистическому описанию очень энергичной и целенаправ­ленной деятельности «сынов Не­ба». Создается впечатление, что Хуан-ди и его помощники — это группа со строгим разделением обязанностей и общим подчине­нием одному лицу, которая по-де­ловому, не теряя зря времени, ис­следует и осваивает новую для нее среду обитания.

Считается, что в дальнейшем Хуан-ди возвратился обратно на свою звезду Сяньюань, однако, как это произошло, можно только догадываться. Зато в священном даосском каноне сохранились от­рывочные сведения об отбытии его сподвижника, который возвращал­ся отдельно от своей группы и, по- видимому, раньше ее. Конечно, это событие тоже преломлено сквозь призму мистического ужаса перво­бытного человека, потрясенного непонятным. Но если попытаться удалить из описания фантастиче­ский элемент, оно окажется очень интересным. «Фэн-цзы сжег себя в куче пламени, вместе с дымом вознесся и опустился, за одно утро долетел до зыбучих песков» (тех самых, где, как мы помним, была база пришельцев). Далее следует непонятная фраза: «Съел летаю­щую рыбу». Если предположить ошибку переписчика, изменившего порядок слов, то возможен ва­риант, при котором его «поглоти­ла летающая рыба». Вероятнее, однако, что Фэн-цзы принял некое снадобье, необходимое для полета. Однако следующее же предложе­ние поражает своей неожиданной значимостью: Фэн-цзы «временно умер и возродился уже через 200 лет».

Больше о нем не сказано ни­чего. Однако известно: срок зем­ного пребывания группы Хуан-ди был ограничен ста годами, и после этого, по-видимому, здесь не оста­лось никого из сподвижников «сы­на Неба». Таким образом, 200 лет временной смерти — это последний известный нам этап на пути Фэн- цзы в неведомое. И здесь, есте­ственно, возникает мысль об ана­биозе, как наилучшем способе для длительных межзвездных переле­тов,— ведь вряд ли даже при увеличении срока жизни разумные существа согласились бы расходо­вать большую его часть на заклю­чение в металлической капсуле.

Расстояние до звездной системы Сяньюань (в европейском наиме­новании Регул) хорошо известно, оно равняется приблизительно 78 световым годам. И если мы со­поставим обе цифры, то космиче­ский полет со скоростью, равной приблизительно половине скорости света, плюс необходимое время для разгона и торможения космическо­го корабля, вполне укладываются в данный срок.

Таковы некоторые возможные истолкования фактов, о которых сообщают нам древние китайские источники. Истолкования эти не бесспорны, к тому же не следует думать, что современная наука была бы в состоянии понять и объяснить все стороны высокой цивилизации, преодолевшей меж­звездное пространство. Однако основная наша задача — привлечь внимание к сообщениям древних, явно не укладывающимся в рам­ки наших представлений о цивили­зациях той эпохи. Если это уда­лось, наша цель достигнута.

В заключение же хотелось бы привести слова «отца китайской историографии» Сыма Цяня, кото­рый был ближе, чем мы, к описы­ваемым событиям на две тысячи лет. «Я бывал в местах, где по­чтенные старцы по отдельности и вместе постоянно рассказывали мне о Хуан-ди…— пишет древний историк.— Хотя поверья и поуче­ния, конечно, были различными, но вообще-то они недалеки от древних записей и близки к истине.

Я читал Чунь-цю и Гоюй, в них ярко раскрыты добродетели Пяти владык (то есть Хуан-ди и его преемников — И. Л.)и их родо­словные, и пусть я еще не глубо­ко изучил их, но все, что в них выражено и показано, отнюдь не пустая выдумка».

Думается, что данные древне­китайских источников дают пищу для размышлений как сторонникам гипотезы о космических пришель­цах, так и ее противникам.

Лисевич И.С. Древние мифы о Хуан-ди и гипотеза о космических пришельцах. // Теоретические проблемы изучения литератур Дальнего Востока. Тезисы докладов 6-й научной конференции. – Л., 1974. – М., 1974; то же // Азия и Африка сегодня, 1974, № 11. С. 44-46.

Публикация на Тelegra.ph

• Ключевые слова: Хуан-ди