ilion-skiv. Литовские «giwoites» и древнеримские пенаты: рептильные боги «старой Европы»

Культовые практики, связанные с «рептильными» божествами были широко представлены не только в истории Римской империи, но и в подавляющем большинстве культур человечества. Начиная с середины XV столетия путешественники, посещавшие Прибалтику, описывали наблюдаемые ими различные формы почитания ящероподобных «змей» жившими там народами. Писатель и историк Сигизмунд фон Герберштейн упоминает о неких «giwoites» – змеях на четырех (коротких) лапках, напоминающих ящериц, с черным жирным телом, которых в Жемайтии (северо-западный район современной Литвы) кормили в своих домах и которым «со страхом поклонялись». Ян Длугош в «Historia Polonica» приводит свидетельство о культе «змей» у литовцев и поляков. Литовцы верят, сообщал он, что в облике «змей» рядом с ними живут «живые божества». Как и в случае с литовскими «giwoites», в европейской культурной традиции под «змеями» могли подразумеваться не только известные нам разновидности пресмыкающихся, но и некие ящероподобные рептилии. Довольно смелую для своего времени мысль о том, что за перечисленными выше образами и религиозными культами должны скрываться какие-то реальные земноводные рептилии еще в советские годы публично высказал академик Б.А. Рыбаков.
0
2273

Фреска из домашнего святилища (ларария) в Помпеях  (инсула III, V район)

Культ загадочных «giwoites»

В «Записках о Московии» («Rerum Moscoviticarum Commentarii», букв. «Записки о московских делах», 1549) посол императора Священной Римской империи в России, писатель и историк Сигизмунд фон Герберштейн (1486–1566) упоминает о неких «giwoites» – «змеях на четырех (коротких) лапках, напоминающих ящериц, с черным жирным телом», которых в Жемайтии (северо-западный район современной Литвы) кормили в своих домах и которым «со страхом поклонялись»[1].

Обложка книги Сигизмунда фон Герберштейна «Записки о Московии» (лат. Rerum Moscoviticarum Commentarii, 1549)

Герберштейн пишет: «Эта область изобилует рощами и лесами, в которых иногда можно встретить привидения. Там и поныне очень много идолопоклонников, которые кормят в своих домах [вроде пенатов]  неких змей на четырех [коротких] лапках, напоминающих ящериц, с черным жирным телом, не более трех пядей[2] в длину; называются они Giwoites. В установленные дни они производят в домах очистительные обряды и, когда змеи[3] выползают к поставленной пище, всем семейством со страхом поклоняются им до тех пор, пока те, насытившись, не вернутся на свое место. Если с ними случается какое-либо несчастье, они приписывают это тому, что плохо кормили [и принимали] домашнее божество [змею]. Когда я, возвращаясь из первой поездки в Московию, приехал в Троки, то мой хозяин, [у которого мне случилось остановиться], рассказывал мне, что в тот год, когда я там был, он купил у одного такого змеепоклонника несколько ульев пчел. Своими речами он склонил продавца к истинной вере Христовой и убедил убить змею, которой тот поклонялся. Спустя некоторое время он вернулся туда взглянуть на своих пчел и нашел того человека с обезображенным лицом: рот его [жалким образом] раздвинут был до ушей. На вопрос о причине такого несчастья тот ответил, что этим бедствием он наказан за то, что наложил свои нечестивые руки на божество – змею; так ему приходится искупать свой грех и смывать свою вину. Если же он не вернется к своей прежней вере, то ему предстоит претерпеть много еще более тяжкого. Хотя это случилось не в Жемайтии, а в Литве, я все-таки привожу это в качестве примера»[4].

Написанные на латинском языке «Записки о Московии» Герберштейна, пользовались большой популярностью в Европе и еще при жизни автора выдержали пять изданий, а также были переведены на итальянский и немецкий языки. Именно «Записки о Московии» долгое время служили основным источником знаний европейцев о России.

Автор книги «О крокодилах в России: Очерки из истории заимствований и экзотизмов», российский фольклорист, семиотик и историк культуры, доктор филологических наук К.А. Богданов признает, что Герберштейну, как показывает изучение его исторических и этнографических сообщений, в целом можно верить и «сведения о giwoites им тоже не выдуманы»[5].

Помимо Герберштейна о «giwoites» писал исследователь литовской мифологии, историк и публицист Теодор Нарбут (1784–1864), также относивший их к божествам[6]. Языческое святилище в Вильне, в котором содержали и поклонялись «giwoites», описал польский автор Юзеф Игнацы Крашевский (1812–1887) в работе «Искусство у славян»[7].

О ритуальном поклонении «змеям», считавшимся покровителями семейного очага, в языческой Литве известно из упоминаний позднейших польских хронистов – Яна Ласицкого и Матвея Стрыйковского (сообщавшего, в частности, о подземелье под главным алтарем в Виленской кафедральной церкви, где некогда держали священных «змей»)[8].

Фрагмент рукописи Стрыйковского, написанной Юргию Олельковичу князю Слуцкому «O początkach, wywodach, dzielnościach, sprawach rycerskich i domowych sławnego narodu litewskiego, żemojdzkiego i ruskiego, przedtym nigdy od żadnego ani kuszone, ani opisane, z natchnienia Bożego a uprzejmie pilnego doświadczenia», в которой упоминаются «giwoites», 1578

Кандидат исторических наук А.И. Бер-Глинка констатирует, что уже с середины XV столетия путешественники, посещавшие Прибалтику, описывали наблюдаемые ими различные формы почитания «змей» жившими там народами. Так, в 1458 году Энео Сильвио Пикколомини (впоследствии папа Пий II) опубликовал рассказ Иеронима Пражского, который, посетив Литву в качестве миссионера в 1413 году, наблюдал за тем, как местное население кормило домашних «змей».

Ян Длугош в «Historia Polonica» под 1478 годом приводит свидетельство о культе «змей» у литовцев и поляков. Литовцы верят, сообщал он, что в облике змей рядом с ними живут божества.

Матвей Меховский в «Трактате о двух Сарматиях» (1517) также свидетельствовал, что «литовцы ужей и змей в иных домах кормили и чтили как домашних богов».

В трудах Яна Малецкого-Сандецкого («О жертвоприношениях и идолопоклонстве древних пруссов, ливонцев и других народов», 1551), Олауса Магнуса («История северных народов», 1555) и Михаэля Геберера («Aegyptiaca servitus», 1610) появились более пространные описания почитания «змей» балтами и скандинавами.

Матвей Преторий в работе «Deliciae Prussicae oder preussische Schaubühne» (рукопись, окончена в 1698 году), в IV книге «О святынях древних пруссов», приводит подробные сведения о культе домашних «змей» у пруссов и других балтских народов.

Всех интересующихся обширными европейскими материалами, относительно народных представлений и культов, связанных с домашними «змеями», мы отсылаем к статье А.И. Бер-Глинки «Домашние змеи как элемент традиционной культуры народов Европы»[9], являющейся, по указанию автора, первым опытом обобщения такого рода фактуры.

Мы же ограничимся лишь одним свидетельством из богатого собрания Бер-Глинки, иллюстрирующим принципиально важную для нас мысль о том, что, как и в случае с литовскими «giwoites», в европейской культурной традиции под «змеями» могли подразумеваться не только известные нам разновидности пресмыкающихся, но и некие ящероподобные рептилии: «Павсаний рассказывает, что правитель Амфиклеи (Фокида), подозревая заговор против своего маленького сына, посадил его в сосуд и скрыл его в той части страны, где, по его мнению, ребенок будет находиться в безопасности. На ребенка хотел напасть волк, но дракон, обвившись вокруг сосуда, зорко его оберегал. Когда отец пришел за ребенком, считая, что дракон хочет причинить вред его сыну, он, пустив в него дротик, убил как дракона, так, вместе с драконом, и своего сына. Но, узнав из рассказов пастухов, что он убил благодетеля и сторожа своего сына, он организовал погребальный костер одновременно в честь и дракона, и сына (Pausanius X, XXXIII, 5)».

Нашествие речных ящеров-коркодилов и другие свидетельства очевидцев

В тридцатом томе Полного собрания русских летописей во 2-м Архивском списке Псковской третьей летописи можно обнаружить следующее сообщение, относящееся к 1582 году: «В лета 7090. Поставиша город Земляной в Новгороде. Того же лета изыдоша коркодилы лютые звери из реки и путь затвориша, людей много поядаша, и ужосашося люди и молиша Бога по всей земле. И паки спряташася, а иных избиша. Того же году представися царевич Иван Иванович, в Слободе, декабря в 14 день» (Псковские летописи. Вып. 2 [Текст] / Под ред. А.Н. Насонова; Акад. наук СССР. Ин-т истории. – М.: Изд-во Академии наук, 1955. – 364 с. С. 263).

Несмотря на то, что не совсем ясно, какая именно река имеется в виду: Волхов (запись начинается с сообщения о событиях в Новгороде) или протекающая в Пскове река Великая, описанное событие явно не относится к числу досужих вымыслов или иносказаний.

Семь лет спустя в 1589 году с похожим существом столкнулся и даже несколько пострадал от него направлявшийся в Россию агент Английской торговой компании, дипломат Джером Горсей (сэр Джером Хорси, ок. 1550–1626). В «Записках о России» он рассказывает о загадочном чудовище, «crocodile serpent», убитом его спутниками где-то неподалеку от Варшавы. Зловоние, испускаемое убитым чудовищем, стало причиной болезни Горсея, заставившей его пролежать «много дней» в соседней деревне. Крестьяне оказали путешественнику помощь и «такой христианский почет», что он «чудесным образом» поправился (Horsey J. Travels // Rude & Barbarous Kingdom. Russia in the Accounts of Sixteenth Century English Voyagers / Ed. L. E. Berry and R. O. Crumney Madison: Univ. of Wisconsin Press, 1968. P. 354.).

Довольно смелую для своего времени мысль о том, что за перечисленными выше образами и религиозными культами должны стоять какие-то реальные земноводные рептилии еще в советские годы публично высказал академик Б.А. Рыбаков (1998-2001).

Историк и археолог, академик АН СССР и РАН Б.А. Рыбаков, реконструировавший архаический культ ящера на территории России и Северной Европы

Сопоставляя литовских «giwoites» и «коркодилов» из Псковской летописи в контексте славянской языческой религии и мифологии, он справедливо заключает, что «исходным материалом» для образа бога озера, реки или всего подземно-подводного мира должна была служить некая «огромная ящерица, водившаяся в Восточной Европе вплоть до XVI века».  Образ такой «ящерицы», по его мнению, «был конкретизацией очень архаичных представлений о Ящере, как о хозяине подземно-подводного мира»[10].

Храмовые драконы Вавилонии

Наиболее раннее свидетельство существования культовой традиции, предполагавшей использование огромных «змей», или драконов, имеющих большое сходство с реликтовыми ящерами, в качестве храмовых животных зафиксировано в 14 главе Книги пророка Даниила. Здесь упоминается о живых драконах, содержавшихся при вавилонских храмах: «Был на том месте большой дракон, и Вавилоняне чтили его. И сказал царь Даниилу: не скажешь ли и об этом, что он медь? вот, он живой, и ест и пьет; ты не можешь сказать, что этот бог неживой» (Дан. 14:23–24).

Пророк Даниил и дракон. Миниатюра. Andrea Alciato’s Emblemata. Padua Petro Paulo Tozzi, 1621

Об истории этой древнейшей храмовой традиции и ее сравнительно недавних по историческим меркам проявлениях (в т.ч. оракульских храмовых центрах, исправно функционировавших на территории современной России еще в XVI веке) довольно подробно рассказывается в книге А. Жукова, А. Комогорцева и Н. Непомнящего «Люди и динозавры»[11].

Тайна римских пенатов

А теперь двинемся дальше и обратим внимание на едва заметную, на первый взгляд, но чрезвычайно важную оговорку Герберштейна, уподобляющего в своих записках загадочных литовских «giwoites» древнеримским пенатам (предположительно лат. penates, от penus, penetralia – внутренняя, потайная часть жилища, храма) – божествам-хранителям и покровителями домашнего очага (dii familiares) и всего римского народа (Penates Publici Populi Romani). Государственные пенаты римского народа считались одной из главных святыней Рима, залогом его непобедимости и вечности. В торжественных клятвах они призывались вместе с Юпитером. Считалось, что их фигур­ки были привезены Энеем из Трои сначала в город Лавиний, а потом хранились в Риме во внутренней части храма Весты.

Эней, приносящий жертвы пенатам. 13-9 гг. до н.э. Рим, Музей Алтаря мира Августа (Ara Pacis Augustae)

Напомним, что образ легендарного предка основателей Рима Ромула и Рема, героя Троянской войны Энея, запечатленный в эпической поэме Вергилия «Энеида», играет ключевую роль в формировании современной западной идентичности.

Характерно, что имена пенатов и их изображения хранились в строжайшей тайне от непосвященных, приближаться к ним могли только жрецы и весталки[12]. Считается, что символическое указание на связь между культом пенатов и пресмыкающимися содержат многочисленные изображения и алтари, посвященные пенатам, большинство из которых украшены фигурами змей[13].

Опираясь на это бесспорное обстоятельство, некоторые авторы делают по своему логичное, но довольно поспешное, на наш взгляд, заключение о том, что «именно сами змеи и были изначально центральным объектом поклонения», т.е. самими пенатами[14]. Забывая тем самым, имевший место факт строжайшего табуирования внешнего облика пенатов, который однозначно говорит о том, что змеи в лучшем случае могли всего лишь символизировать этих загадочных покровителей домашнего очага и всего римского государства, но никак не изображать их буквально.

Фреска из домашнего святилища (ларария) в Помпеях, где хозяева дома вместе с членами familia (в которую входили даже рабы) отправляли культы домашних хранителей – пенатов и ларов (инсула VIII, 2). Четвертый стиль. 69-79 гг. Инв. № 8905. Неаполь, Национальный археологический музей

К тому же, по указанию Бер-Глинки, «исследователями римской истории принята интерпретация змей, изображаемых на домашних святилищах, как воплощений гениев (genii) хозяина и хозяйки». Дело в том, что наряду с культом пенатов, в римской традиции существовал культ гениев места (genii loci), изображение которых не подвергалось табуированию. Они-то и фигурировали в образе самых обыкновенных змей на многочисленных римских домашних святилищах-лалариях.

Бер-Глинка пишет: «Змея-самец, символизировавшая гения хозяина дома, его производительную силу (genium – от genus – «потомство, род, происхождение»), носила имя собственно genius или serpes draco; змея-гений хозяйки, его супруги, звалась Juno. Если хозяин дома не был женат, змея изображалась одна. Гений сопровождал человека всю жизнь, от часа рождения до смерти, как невидимый спутник и советник, готовый разделить с ним добро и радость и сопереживать ему в тяготах. Гениям приносили в дар, особенно в дни рождения, вино, цветы, благовония, поджаренный хлеб, посыпанный солью. Иногда в их честь жертвовали свинью; однако Цензорин писал, что гениям не принято было приносить в жертву кровь или убитую плоть, так как эти приношения делались в день рождения, и не следовало отнимать жизнь другого существа в тот день, когда она была дарована имениннику. Арриан писал, что гении доставляют богам молитвы людей и ходатайствуют за просителей перед богами. По этой причине римляне кормили в своих домах и собственно змей и ухаживали за ними; в противном случае, как считалось, дому грозило истребление пожаром».

Таким образом, необходимо четко различать пенатов, чьи изображения строго табуировались, и самых обыкновенных змей, олицетворяющих для римлян гениев места.

Не удивительно, что в имперское время домашняя змея, почитавшаяся прежде как воплощение духа дома, постепенно превратилась для римлян в обыкновенное домашнее животное, отношение к которому зачастую уже не было связано с представлениями о духах-хранителях дома.

Бер-Глинка цитирует Дж. Мак-Куллоха, писавшего: «Без сомнения, гречанки и римлянки, державшие змей в качестве домашних животных, предпринимали с ними похотливые действия».

Известно, что домашние змеи жили и в императорских дворцах. В частности, Тиберий держал змею в качестве домашнего животного и любил ее самостоятельно кормить, а когда ее съели муравьи, счел это для себя недобрым предзнаменованием, очевидно, считая свою жизнь тесно связанной с жизнью этой змеи. Как бы то ни было, Бер-Глинка справедливо заключает, что настоящий, т.е. сакральный смысл содержания змей в этот период был в значительной мере утерян.

Как мы видим, культ гениев места в Римской империи постепенно выродился в культ змеи как домашнего животного. И в этом нет ничего удивительного, поскольку в данном случае мы имеем дело с самыми обыкновенными пресмыкающимися.

Чего никак нельзя сказать о литовских «giwoites», сравниваемых Герберштейном с древнеримскими пенатами, которых как минимум до XVI века жители Жемайтии кормили в своих домах и которым «со страхом поклонялись».

По указанию Бер-Глинки, уже во II веке н.э. понятие penus, от которого принято производить само именование пенатов, «было для римлян довольно абстрактным и включало в себя целый комплекс представлений, а семантика и этимология этого слова были уже в значительной мере неясными».

По нашему мнению, указание на наиболее адекватную интерпретацию этимологии слова penates содержится во второй книге трактата Марка Туллия Цицерона «О природе богов» (De natura deorum, 45/44 гг. до н.э.): «Имя Весты идет от гре­ков, она ведь та, кото­рая у них зовет­ся Ἑστία, и власть ее про­сти­ра­ет­ся над жерт­вен­ни­ка­ми и оча­га­ми. Так что этой богине, кото­рая явля­ет­ся хра­ни­тель­ни­цей все­го домаш­не­го, и вся­кая молит­ва, и вся­кое жерт­во­при­но­ше­ние луч­шее. Почти ту же власть име­ют и боги-пена­ты, назва­ние кото­рых про­из­веде­но либо от pe­nus – ведь так назы­ва­ют все, чем пита­ют­ся люди, либо от того, что они оби­та­ют внут­ри (pe­ni­tus), и по этой при­чине поэты назы­ва­ют их так­же Pe­net­ra­les (Про­ни­каю­щие)» (Цице­рон. О при­ро­де богов, II, 67-68).

На наш взгляд, Цицерон в процитированном отрывке озвучил как минимум два принципиально важных свойства, связывающих древнеримских пенатов и литовских «giwoites».

Первое и главное их свойство заключается в способности вступать в сложную ритуальную коммуникацию с человеком, предполагающую отправление последним определенной системы религиозных жертвоприношений (важной частью которых являлась т.н. процедура ритуального кормления, или ритуального питания), взамен оказываемого ему сверхъестественного покровительства. Как показывает историческая практика, такие регулярные взаимоотношения могли распространяться как на отдельного человека (шаман, знахарь, колдун, ритуальный специалист, старейшина рода, жрец и т.п.), так и на целые этнические группы и государственные образования.

Второе принципиально важное свойство связано со способностью этих существ к особому способу передвижения в пространстве, позволяющему им не только перемещаться на большие расстояния, мгновенно исчезать из поля видимости, но и беспрепятственно проникать в замкнутые пространства (изолированные водоемы, неглубокие озера и реки, небольшие лесные массивы, болота и т.п.), на первый взгляд, совершенно не пригодные для постоянного обитания сколько-нибудь значительной популяции таких существ.

Вопрос о природе этих особых качеств и их аналогах в различных традиционных культурах подробно разбирается в упомянутой выше книге «Люди и динозавры» (практики кфицат дерех в эзотерическом иудаизме, Тей аль-Ард, Теем al-makan в исламском мистицизме, состояния «серебряный туман» и «цветение бамбука» в дальневосточных школах). Один из главных выводов, сделанных в книге, состоит в том, что указанные сверхвозможности связаны, по всей вероятности, с управляемым ускорением, или, напротив, замедлением биологических процессов в организме.

Чудовищные «пожиратели пространства»

Весьма примечательное представление о нелинейном времени обнаруживаются в древнекитайской мифологии, где оно связывается с драконом чэнхуан, на котором один из главных культурных героев «сын неба» (титулом императоров это стало значительно позже) Хуан-ди поднимал­ся к Солнцу. По словам одного древнего сочинения, огром­ная скорость дракона влияла на ход времени, предотвращая старение «наездника»: чэнхуан «в один день покрывает мириады верст; севший на него человек достигает возраста двух тысяч лет»[15].

Человек, увенчанный перьевым головным убором, сидящий верхом на драконе Таоте с огромными круглыми глазами. Нефрит, неолитическая культура Лянчжу, 3200-2200 гг. до н.э. Юго-восточные районы современного Китая (северная часть современной провинции Чжэцзян и юг Цзянсу)

Указание на способность преодоления огромных расстояний (буквально – пожирания пространства) содержится в имени другого древнекитайского чудовища – дракона Таоте (пиньинь. tāotiè; букв. «обжора», или «пожиратель»), ответственного за установление связи между людьми и небесами[16].

Как и в случае с древнеримскими пенатами, мотив стремительного перемещения, или проникновения в древнекитайском варианте мифа тесно связан с мотивом ритуального питания (т.е. поглощения жертвоприношений, в т.ч. человеческих) чудовища Таоте, закрепленным в этимологии его имени. Не менее символично, что чаще всего изображение Таоте встречается на ритуальных сосудах династии Шан (1554-1046 гг. до н.э.) и Чжоу (1045-221 гг. до н.э.), использовавшихся для жертвоприношений (зачастую человеческих), и секирах Юэ, предназначавшихся для обезглавливания жертв.

Учитывая, что для человеческих жертвоприношений чаще всего использовались пленники, чудовище Таоте можно рассматривать, как специфического хранителя/покровителя племени или народа, пожирающего исключительно врагов, что вызывает недвусмысленные ассоциации с древнеримскими пенатами и литовскими «giwoites».

Бронзовый жертвенный треножник Дин с орнаментом, изображающим дракона Таоте – наиболее известная форма ритуальной утвари в Китае, использовавшаяся для жертвоприношений (в т.ч. человеческих) духам предков и стихий, считавшаяся символом императорской власти. Династия Шан, 1554-1046 гг. до н.э. Шанхайский музей древнекитайского искусства

Не нужно забывать, что ритуалы, включавшие человеческие жертвоприношения хтоническим (“подземным”) божествам, древними римлянами практиковались на самую широкую ногу. Считается, что эту традицию они восприняли от своих культурных предшественников – этрусков. В обычное время такие ритуалы отправлялись тайно, или в завуалированной форме, в виде гладиаторских игр, в основе которых лежал заимствованный у этрусков погребальный обряд, во время которого потенциальные жертвы человеческих жертвоприношений (не только рабы, но и свободные) должны были сражаться около могилы. Однако, в случае большой беды римляне стесняться переставали. Так, после сокрушительного поражения, нанесенного римской армии, уступавшей ей по численности карфагенской армией Ганнибала, во время битвы при Каннах 2 августа 216 года до н.э., когда судьба Вечного города висела буквально на волоске, людей убивали прямо средь бела дня[17].

Справедливости ради нужно заметить, что культовые практики, связанные с “рептильными” божествами были широко представлены не только в истории Римской империи, или в традиционной культуре прибалтийских народов, но и в подавляющем большинстве архаических культур человечества. В т.ч. в дальневосточной традиции и в религиозных культах славянских народов. Но это уже тема совершенно отдельного разговора.

Подробнее читайте А. Комогорцев, А. Жуков. Код чуди: исчезнувшая цивилизация Русского Севера, 2022

Литература и примечания:

[1] Герберштейн С. Записки о Московии: В 2 т. / Под ред. А.Л. Хорошкевич. – М.: Памятники исторической мысли, 2008. Т. I: Латинский и немецкий тексты, русские переводы с латинского А.И. Малеина и A.B. Назаренко, с ранненововерхненемецкого A.B. Назаренко. – 776 с. С. 487, 489.
[2] 60–75 см.
[3] Здесь и далее слово «змея» Герберштейн употребляет для обозначения ящероподобных существ – Giwoites.
[4] Немецкая редакция «Записок о Московии» отличается некоторыми существенными деталями, которые выделены полужирным шрифтом: «Эта область изобилует рощами и лесами, а также болотами и озерами, в которых как рассказывают иногда можно встретить привидения. В этих уединенных местах и поныне очень много идолопоклонников, одни почитают огонь, другие – деревья, солнце или луну; другие же держат своих богов в своих домах [вроде пенатов]  неких змей на четырех [коротких] лапках, напоминающих ящериц только крупнее, с черным жирным телом, около трех пядей в длину; называются они Giowites. Другие зовут их Jastzuka, иные же – Szmya. У них есть свое время, когда они кормят своих богов: посреди дома ставится молоко, а сами они располагаются на коленях по лавкам; тут появляется змея и шипит на людей, как рассерженный гусь, – и тогда люди молятся и поклоняются ей со страхом. Если с ними случается какое-либо несчастье, они обвиняют себя будто бы плохо кормили [и принимали] домашнее божество [змею]. Когда я, возвращаясь из первой поездки, в Московию, приехал в Литву, в Вильну, и поехал посмотреть на буйволов за четыре мили оттуда в Троки, то мой хозяин, [у которого мне случилось остановиться], рассказывал мне, что несколько недель до моего приезда, он купил у одного крестьянина в лесу несколько ульев пчел и оставил их на сохранение у этого крестьянина. А у этого крестьянина был в доме такой бог. Своими речами он склонил продавца к истинной вере Христовой и убедил убить змею, которой тот поклонялся. Спустя некоторое время он вернулся туда взглянуть на своих пчел и нашел того человека с обезображенным лицом: рот его [жалким образом] раздвинут был до ушей. Тот сказал ему: “Вот что ты со мной сделал. Если ты мне поскорее не поможешь, мне придется снова помириться с богом (змеей) и взять себе одного в дом”. Хотя это случилось не в Жемайтии, а в Литве, я все-таки привожу это в качестве примера» (Herberstein S. Moscovia der Hauptstat in Reissen. Wien, 1557.).
[5] Богданов К.А. О крокодилах в России. Очерки из истории заимствований и эк­зотизмов. – М.: Новое литературное обозрение, 2006. – 352 с. С. 166.
[6] Teodora Narbuta dievi // Literatūrzinātne, folkloristika, māksla / Под ред. Ausma Cimdiņa. – Рига: Латвийский университет, 2008. – 232 с. С. 93.
[7] Kraszewski J.I. Sztuka u Słowian, szczególnie w Polsce i Litwie przedchrześcijańskiej. Wilno, 1860. С. 130, 319.
[8] См.: Mierzynski A. Mythologiae lithuanicae monumenta // Zrodla do mytologii litewskej od Tacyta do konca XIII weku. T I. Warszawa, 1896; Bruckner A. Starozytna Litwa: ludy і bogi; szkice historyczne і mitologiczne. Warszawa, 1904; Stryjkowski Maciej, O początkach, wywodach, dzielnościach, sprawach rycerskich i domowych sławnego narodu litewskiego, żemojdzkiego i ruskiego, przedtym nigdy od żadnego ani kuszone, ani opisane, z natchnienia Bożego a uprzejmie pilnego doświadczenia. Оprac. Julia Radziszewska, Państwowy Instytut Wydawniczy, Warszawa 1978. – 762 с. С. 284.
[9] Бер-Глинка А.И. Домашние змеи как элемент традиционной культуры народов Европы. // Stratum plus: Археология и культурная антропология. – СПб., Кишинев, Одесса, Бухарест. № 2, 2015. С. 17–84.
[10] Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. . – М.: Наука, 1987. С. 135, 281.
[11] Люди и динозавры / А. Жуков, А. Комогорцев, Н. Непомнящий. – Москва; Берлин: Директ-Медиа, 2019. – 355 с.
[12] Штаерман Е.М. Пенаты. // Мифы народов мира. Энциклопедия. Электронное издание. – М.: «Советская энциклопедия», 2008. С. 794.
[13] Бер-Глинка А.И. Домашние змеи как элемент традиционной культуры народов Европы. // Stratum plus: Археология и культурная антропология. – СПб., Кишинев, Одесса, Бухарест. № 2, 2015. С. 17–84.
[14] Там же.
[15] Лисевич И.С. Древние мифы глазами человека космической эры. // Советская этнография. 1976. № 2. C. 140–149.
[16] The path of beauty: a study of Chinese aesthetics by Li, Tse-hou. New York: Oxford University Press, 1994. – 244 p.
[17] Подробнее см.: Валентинов А. Спартак: Роман.  – М.: Изд-во Эксмо, 2002. – 480 с.

Публикация на Тelegra.ph

  • Литовские «giwoites»,древнеримские пенаты,рептильные боги «старой Европы»,ilion-skiv,человеческие жертвоприношения

Leave a reply

Авторизация
*
*
Регистрация
*
*
*
Пароль не введен
*