Алексей Комогорцев. Спецотдел Глеба Бокия, Шамбала-Дюнхор и орден розенкрейцеров

В ХХ веке первой известной государственной структурой, занимавшейся изучением интеллектуального наследия древних цивилизаций, стал Специальный отдел ВЧК под руководством видного большевика с большим опытом подпольной конспиративной работы Г. Бокия (1879–1937).

Созданный 5 мая 1921 года Постановлением Малого Совнаркома по личному указанию Ленина Специальный отдел при ВЧК (затем ОГПУ) являлся первой криптоаналитической службой Советской России. Несмотря на то, что Спецотдел формально входил в структуру ВЧК-ОГПУ, он фактически не подчинялся руководству органов безопасности, пользовался широкой автономией и находился в ведении ЦК РКП (б). ЦК настоял на том, чтобы начальник Специального отдела должен был быть членом Коллегии ВЧК.

Слева направо: Глеб Бокий, Максим Горький, помощник начальника Особого отдела ОГПУ Московского военного округа Матвей Погребинский на борту парохода «Глеб Бокий», май 1929

Журналист О. Шишкин пишет:

«Специальный отдел при ОГПУ был инструментом так называемого Секретно-оперативного отдела ЦК РКП(б), позже переименованного в Секретный отдел, Особый отдел, а после смерти И. Сталина (1878–1953) получившего название Общий отдел ЦК КПСС. Тут готовились материалы к заседаниям Политбюро, предназначенные для максимально узкого круга партийных вождей.

Кроме того, здесь сосредотачивались наиболее секретные документы, связанные с решениями непростых вопросов, оперативной работой советских спецслужб, моральным обликом элиты и всякого рода странными, но интересными темами. Поэтому отдел Бокия ведал допуском лиц к документам и информации различного уровня секретности, причем сам же эти уровни и устанавливал».

Данный орган, по замыслу его организаторов, должен был стать структурой, координирующей все мероприятия по защите государственной тайны в республике. Одними из основных функций этого подразделения являлась работа по охране государственных и партийных секретов от разглашения и утечки информации, контролю по ведению секретного делопроизводства, в партийных органах, советских учреждениях и ведомствах. Также задачей Специального отдела являлась работа по криптографии и криптоанализу, защита информации техническими средствами (шифровка, дешифровка), осуществление разведывательных и контрразведывательных мероприятий. Сотрудники Специального отдела составлял шифры для партийных и государственных учреждений как для работы внутри страны, так и за границей.

До 1936 года Специальный отдел входил в состав ОГПУ. По постановлению Политбюро ЦК от 27 ноября 1936 года Главное управление государственной безопасности было реорганизовано. Приказом НКВД СССР № 00383 от 28 ноября 1936 года на базе Главного управления было создано 10 отделов. Начальником 9-го Специального отдела был назначен Г. Бокий.

После ареста Бокия в 1937 году Специальный отдел просуществовал вплоть до приказа НКВД СССР от 9 августа 1938 года, когда на его базе был образован 9 (шифровальный) Спецотдел 1 Управления НКВД СССР.

Сотрудники Специального отдела ОГПУ. Глеб Бокий во втором ряду в центре

До ареста Бокия в рамках Спецотдела функционировала Лаборатория нейроэнергетики, занимавшаяся изучением возможностей человеческого мозга. При Спецотделе также была создана группа ученых самых разных специальностей под руководством заместителя Бокия по научной работе, старшего лейтенанта госбезопасности Е. Гопиуса (1897–1937).

Круг вопросов, изучавшихся в этом подразделении, был необычайно широк: от изобретения приспособлений, связанных с радиошпионажем, до исследования солнечной активности, земного магнетизма и проведения различных научных экспедиций. Также к работе привлекались шаманы, медиумы, гипнотизеры и другие неординарные люди. Для проверки их способностей была оборудована специальная черная комната.

Особый интерес Бокия вызывали исследования в области телепатии – умение читать мысли противника было заветной мечтой чекиста, который считал это вполне реальным. В подразделениях Спецотдела велись и другие научно-технические исследования, например, отрабатывалась техника управляемых взрывов на расстоянии, была изобретена специальная бумага для шифровальных книг, которая мгновенно сгорала, стоило поднести к ней горящую папиросу.

Начало исследовательских работ по изучению наследия древних цивилизаций в рамках Спецотдела связано с именем литератора и исследователя А. Барченко (1881–1938). Круг идей, которыми руководствовались Барченко и Бокий, лаконично изложены в записке наркома иностранных дел Г. Чичерина (1872–1936), написанной по итогам личной встречи Чичерина с Барченко и Бокием 31 июля 1925 года:

«Некто Барченко уже 19 лет изучает вопрос о нахождении остатков доисторической культуры. Его теория заключается в том, что в доисторические времена человечество развило необыкновенно богатую культуру, далеко превосходящую в своих научных достижениях переживаемый нами период. Далее он считает, что в средневековых центрах умственной культуры, в Лхасе, в тайных братствах, существующих в Афганистане и т. п. сохранились остатки научных познаний этой богатой доисторической культуры. <…> Ко мне пришли два товарища из ОГПУ и сам Барченко, для того чтобы заручиться моим содействием для поездки в Афганистан с целью связаться там с тайными братствами».

Фото А. Барченко, сделанное в Лефортовской тюрьме, 1937

История сотрудничества Барченко с Бокием берет начало в 1918 году, когда на Барченко обратил внимание известный в Петрограде психографолог и оккультист, работавший в то время в следственном отделе Петроградской ЧК, К. Владимиров (1883–1928). В конце 1924 года Владимиров посоветовал Барченко написать о своих исследованиях и предложениях руководителю ОГПУ и председателю ВСНХ Ф. Дзержинскому (1877–1926), после чего Владимиров отвез это письмо в Москву. По личному указанию Дзержинского для встречи с Барченко в Ленинград прибыл начальник Секретно-политического отдела ОГПУ Я. Агранов (1893–1938). Он встретился с Барченко на одной из чекистских конспиративных квартир.

На допросах после ареста, состоявшегося 21 мая 1937 года, Барченко следующим образом рассказывал об этой встрече: «В беседе с Аграновым я подробно изложил ему теорию о существовании замкнутого научного коллектива в Центральной Азии и проект установления контактов с обладателями его тайн. Агранов отнесся к моим сообщениям положительно». После этого Владимиров и бывший сотрудник Петроградского ЧК Ф. Шварц (Лейсмейер-Шварц) встретились в Москве с Бокием и договорились о докладе Барченко на коллегии ОГПУ.

Барченко вспоминал: «Заседание коллегии состоялось поздно ночью. Все были сильно утомлены, слушали меня невнимательно. Торопились поскорее кончить с вопросами. В результате при поддержке Бокия и Агранова нам удалось добиться, в общем-то, благоприятного решения о том, чтобы поручить Бокию ознакомиться детально с содержанием моего проекта и, если из него действительно можно извлечь какую-либо пользу, сделать это».

Более подробно мировоззрение Барченко и его деятельность в рамках Спецотдела изложены в протоколе допроса Бокия от 17-18 мая 1937 года:

«БОКИЙ: Барченко А.В., биолог, в настоящее время сотрудник ВИЭМ, куда я устроил его в 1935 г. Познакомили меня с Барченко в 1924 г. приезжавшие из Ленинграда бывш. сотрудники Ленинградской ЧК Лейсмейер-Шварц и Владимиров. Явившись ко мне в Спецотдел ОГПУ в сопровождении Барченко, они рекомендовали мне его как талантливого исследователя, сделавшего имеющее чрезвычайно важное политическое значение открытие, и просили меня свести его с руководством ОГПУ с тем, чтобы реализовать его идею.

Барченко выдвигал теорию о том, что в доисторические времена существовало высокоразвитое в культурном отношении общество, которое затем погибло в результате геологических катаклизмов. Общество это было коммунистическим и находилось на более высокой стадии социального (коммунистического) и материально-технического развития, чем наше. Остатки этого высшего общества, по словам Барченко, до сих пор существуют в неприступных горных районах, расположенных на стыках Индии, Тибета, Кашгара и Афганистана, и обладают всеми научно-техническими знаниями, которые были известны древнему обществу, так называемой “Древней науке”, представляющей собой синтез всех научных знаний.

Существование и Древней науки, и самих остатков этого общества является тайной, тщательно оберегаемой его членами. Это стремление сохранить свое существование в тайне Барченко объяснял антагонизмом древнего общества с Римским Папой. Римские Папы на протяжении всей истории преследовали остатки древнего общества, сохранившиеся в других местах, и, в конце концов, полностью их уничтожили. Себя Барченко называл последователем древнего общества, заявляя, что был посвящен во все это тайными посланцами его религиозно-политического центра, с которыми ему удалось однажды вступить в связь.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Какие же это посланцы?

БОКИЙ: Барченко называл имена монголо-тибетских мудрецов Нага Навена и Хаяна Хирву. Мудрецы эти входили в состав приезжавшей в 1918 г. в Ленинград и Москву монголотибетской делегации с тем, чтобы установить связь с Советами. Советским правительством делегаты приняты не были и, оскорбившись, уехали назад. Барченко, однако, во время их пребывания в Ленинграде имел возможность встречаться с ними, и они посвятили его в свои планы.

Занимаясь сам в период встречи с Барченко познанием абсолютной истины (абсолютного понятия добра и зла); я заинтересовался его рассказом о существовании синтеза абсолютных научных знаний и пытался организовать Барченко в том же 1925 г. поездку в Афганистан с тем, чтобы войти оттуда в контакт с хранителями этой Древней науки. Предприятие наше, однако, сорвалось, т.к. против него запротестовал Чичерин.

Независимо от срыва моего предприятия, я, не отказываясь от намерения войти в контакт с хранителями Древней науки, организовал из числа сотрудников Спецотдела кружок по изучению этого мистического учения. Кружок этот работал под руководством посвященного в его тайны Барченко. Входили в кружок сотрудники Спецотдела ВЧК/ОГПУ Гусев, Цибизов, Клеменко, Филиппов, Леонов, Гопиус, Плужницов.

Вскоре после организации мною кружка, однако, выяснилось, что привлеченные мною в него лица из числа сотрудников Спецотдела не подготовлены к восприятию тайн Древней науки. В связи с этим кружок распался, и я привлек для изучения мистического учения Барченко новых лиц из числа своих старых товарищей по Горному институту. Эти лица впоследствии и составили наше масонствующее сообщество.

<…>

БОКИЙ: Название “Древняя наука” я употребляю для нашего общества условно, как название, показывающее, что наше общество основной своей задачей ставило овладение мистическим учением, известным под названием “Древней науки”, и ориентировалось на религиозно-мистический центр, являвшийся его хранителем. Барченко, являвшийся наставником в нашем сообществе и установивший однажды контакт с этим центром, называл его Шамбала или Дюнхор, что в переводе с тибетского означает “семь кругов знания”.

По словам Барченко, Шамбала-Дюнхор является высшим масонским капитулом, с которым в прошлом были связаны все масонские ордена. В настоящее время этот капитул распространяет свое влияние главным образом на восточные страны, в частности, на Китай, Тибет, Синьцзян, Индию, Афганисган и даже Северную Африку. Влияние капитула в этих странах, по словам Барченко, настолько велико, что в Африке, например, им утверждается восшествие на престол новых эмиров.

До переезда в Москву в 1925 г. у Барченко в Ленинграде произошел крупный конфликт с руководителями масонской организации, обвинявшими его в разглашении тайн ордена и грозившими ему уничтожением. Угроза эта от имени масонской организации была высказана ему в 1924 г. членом ордена акад. Ольденбургом. В связи с конфликтом с руководством организации Барченко отошел от ее ленинградского ядра и стал искать пути для непосредственной связи с высшим капитулом Шамбала-Дюнхор, объединяя вокруг себя различный масонствующий элемент. Таким образом и возникло наше мистическое сообщество, фактически самостоятельная ложа, ориентировавшаяся на непосредственную связь с высшим масонским капитулом Шамбала-Дюнхором.

К какому ордену принадлежал до переезда из Ленинграда Барченко, я сказать затрудняюсь. Ввиду особых, конфликтных отношений Барченко с основным ядром масонской организации в Ленинграде никто из нас, группировавшихся вокруг Барченко в новой ложе, официального посвящения не прошел, и, как непосвященным, Барченко не мог рассказывать некоторых тайн ордена, к которому мы формально не принадлежали.

По косвенным намекам Барченко и общим наблюдениям можно судить, что он посвящен в члены ордена розенкрейцеров. Говорю я это на основании того, что на розенкрейцеров Барченко определенно указывал как на орден, связанный с нашим центром Шамбала-Дюнхором. У Барченко в различного рода геометрических чертежах и многочисленных фотографических снимках предметов древности постоянно повторялись эмблемы розы, креста и чаши, которые являются символами Розенкрейцеров. В настоящее время Барченко обладает печатью с общемасонскими эмблемами – двойного треугольника с символически изображенными на его сторонах Солнцем, Луной и чашей».

<…>

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Вы показывали, что ваша ложа ориентировалась на связь непосредственно с центральным капитулом. Расскажите, что вы сделали для установления этой связи?

БОКИЙ: Для организации этой связи я устраивал Барченко поездки в различные районы Союза, в отношении которых у нас имелись данные о том, что там существуют какие-либо религиозно-мистические секты восточного происхождения, ориентирующиеся на Шамбалу.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: На какие средства устраивались эти поездки?

БОКИЙ: На средства, незаконно отпускавшиеся мною Барченко из сумм пар. 9 и имевшегося у меня нелегального фонда. Вообще я полностью содержал Барченко с его семьей в течение 10 лет – с 1925-го по 1935 г. Незаконные выдачи денег Барченко я продолжал производить и в 1935 г. В этом году я выдал ему ок 23 000 руб., из них из сумм пар. 9, а остальные 13-14 тысяч из нелегального фонда.

<…>

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Какие конкретные поездки вы устроили Барченко?

БОКИЙ: У меня в памяти следующие случаи. В 1925 г. мной была организована Барченко поездка на Алтай, где Барченко должен был установить связь с сектами “Беловодья” – религиозно-мистические круги в Центральной Азии, представляющие по мистическому учению ближайшее окружение нашего центра Шамбала. В результате поездки Барченко среди местных сектантов были установлены лица, совершавшие регулярные паломничества в находящийся за кордоном мистический центр.

В 1926-1927 г. Барченко ездил в Крым – Бахчисарай, где установил связь с членами мусульманского дервишского ордена Саиди-Эддини-Джибави (в рамках работы по организации съезда адептов “Древней науки” (“посвященных в Дюнхор”) – авт). Впоследствии он вызывал в Москву и приводил ко мне сына шейха (главы) этого ордена. Примерно в это же время он ездил в Уфу и Казань, где установил связь с дервишами орденов Пакш-Бенди и Халиди.

Кроме этого Барченко в различное время выезжал для связи с сектантами в Самарскую губернию и Кострому. В 1926 г. Барченко ездил в Кострому для встречи с представителем нашего ордена Шамбала, который должен был прибыть из-за границы».

***

С представленным выше документом связаны серьезные разночтения, касающиеся даты ареста Бокия в 1937 году. Историк и тибетолог А. Андреев полагает, что арест Бокия состоялся не 16 мая 1937 года, как следует из протокола допроса, а 7 июня:

«Глеб Иванович Бокий лишился свободы 7 июня 1937 года, а ордер на арест и обыск зам. наркома НКВД СССР Бельский подписал только 16 июня. <…> В архиве органов государственной безопасности на Литейном, 4 я обнаружил протокол допроса Бокия от 17-18 мая 1937 года, в отличном виде, Т.е. когда он находился еще на свободе!

На 12 машинописных листах протокола изложены “преступления” Бокия от морального разложения до шпионажа. В конце документа написано: “Мною прочитано, с моих слов записано правильно. 28 мая 1937 года. Бокий”. Допрашивал его сам Бельский, совместно со следователем, неким Али. Протокол допроса отпечатан, но не завизирован и не подписан ни Бокием, ни Бельским, ни Али».

В подтверждение своей версии Андреев приводит рассказ историка медицины, психофизиолога, кандидата биологических наук и автора ряда книг, посвященных истории тибетской медицины в России, Т. Грековой (1941–2005):

«7 июня 1937 года Бокия вызвал Ежов и потребовал у него сведений, порочащих некоторых членов ЦК. Существует версия, что компроматы на всю партийно-правительственную верхушку заносились в специальную “черную книгу”, которая хранилась у Бокия. Он отказался передать эту книгу Ежову. Для человека, стоявшего у истоков ВЧК, обладателя значка “Почетный чекист” под номером 7, не боявшегося спорить и с Лениным, поступок логичный и естественный.

Что, кроме презрения, мог испытывать он к непрофессионалу, страдающему к тому же постыдной с точки зрения настоящего мужчины слабостью? Ежов был гомосексуалистом, точнее бисексуалом и уж кто-кто, а начальник СПЕКО (Спецотдел) знал это во всех подробностях. Участь Бокия была решена – его арестовали здесь же, в кабинете наркома. Постановление об аресте оформили задним числом» .

Отталкиваясь от рассказа Грековой, Андреев предполагает, что с 17 мая по 7 июня Бельский и Али «по-хорошему» требовали от Бокия отдать книгу компроматов, шантажируя его «протоколом допроса» от 17-18 мая 1937 года. Далее, 7 июня нарком Ежов лично разговаривал с Бокием, и получив отказ в чем-то признаться или «отдать книгу», он приказал задержать его, и теперь до 16 июня Бокия допрашивали «по-настоящему».

После ареста Бокий «признался» в двух собственноручно написанных протоколах во всем, что ему инкриминировалось, но его признания, по мнению Андреева, «носили издевательский характер, и вряд ли их можно считать полностью достоверными», а масонская организация «Единое трудовое братство», участие в которой было инкриминировано Бокию и Барченко, была полностью сфальсифицирована следователями.

Шишкин в свою очередь полагает, что ордер на арест, хранящийся в деле Бокия, полностью опровергает версию Андреева:

«Документ был подписан именно 16 мая замом наркома Фриновским. Арест и обыск предписывалось провести в ведомственном доме ГУГБ-НКВД по адресу Малая Лубянка, 5/12, в служебной квартире № 60. Ордер был выдан некоему сотруднику Трифонову без указания звания. <…> К тому же допрос Бокия 17-18 мая не дает усомниться в том, что Бокий уже был под стражей после 16 мая».

Со своей стороны отметим, что в допросе от 17-18 мая имеются некоторые существенные расхождения с теми материалами, которые приводит Шишкин. В частности, он цитирует бывшего сотрудника Спецотдела, женатого на дочери Бокия, Л. Разгона (1908–1999), еще в 1991 году ознакомившегося со следственными документами из архива КГБ СССР, связанными с арестом и допросами своего бывшего начальника и тестя. Разгон пишет, что на первом же допросе «обвиняемый признается, что стал масоном еще в 1909 году, вступив в ложу, где членами ордена были и академик Ольденбург, и художник Рерих».

По мнению Шишкина, речь идет о влиятельной петербургской розенкрейцерской ложе «Мезори», к которой принадлежал и Барченко. Ее лидером (досточтимым мастером) являлся дядя Николая II (1868–1918) великий князь Александр Михайлович (1866–1933). Из письма, адресованного членами ложи Николаю II от 29 сентября 1905 года, следовало, что главным другом России на Западе члены «Мезори» считают Британскую империю, сближение с которой, согласно их рекомендации, «наиболее полезно». Воплощением мирового зла и «исконным врагом России и всего славянства» членами «Мезори» называлась Германия.

Великий князь Александр Михайлович Романов. Библиотека Конгресса США

Шишкин пишет, что рекомендация для вступления в орден розенкрейцеров Бокию была дана его другом, доктором медицины и гипнотизером П. Мокиевским (1856–1927):

«В 1909 году Мокиевский рекомендовал Бокия членам ордена розенкрейцеров – для вступления в ложу. Это не требовало личного присутствия новичка. Но по протоколу для вступления его кандидатура должна была быть тайно одобрена. Среди тех, кто поддержал его вступление, был Барченко. “И, хотя мне Барченко известен не был, он обо мне, как об одном из учеников Мокиевского, знал”, – уточнял Бокий в 1937 году на допросе».

Однако из протокола допроса от 17-18 мая следует, что Бокий не принадлежал к указанной организации. Цитата: «как непосвященным, Барченко не мог рассказывать некоторых тайн ордена, к которому мы формально не принадлежали».

Андреев в свою очередь также озвучивает версию о принадлежности Бокия к масонству, но категорически отвергает такую возможность. В качестве иллюстрации он приводит точку зрения, высказанную Бокием в беседе с писательницей М. Ямщиковой (урожденной Рокотовой) (1872–1959), писавшей свои произведения под псевдонимом Ал. Алтаев:

«Ты знаешь, старые масоны были организацией социальной, высокого порядка, близкой к нашему коммунизму, но потом они выродились в новое масонство, врагов наших, которые распространяются за границей и стараются подорвать нашу работу».

В отличие от Бокия, принадлежность к «масонской организации» (ордену розенкрейцеров) мирно скончавшегося в своей постели в 1934 году академика С. Ольденбурга не вызывает сомнения. Андреев указывает, что Н. Берберова (1901–1993) в книге «Люди и ложи» назвала Ольденбурга в числе других русских масонов ХХ столетия со ссылкой на М. Горького (1868–1936). Ученица Барченко и супруга его близкого соратника математика и астронома А. Кондиайна (1889–1937), занимавшегося вопросами использования древней «оккультной науки» в медицине, математике, физике, художник Э. Месмахер-Кондиайн (1899–1986) вспоминала, что, критикуя Барченко на публике, Ольденбург в кулуарах расточал ему комплименты и говорил: «Этого нельзя опубликовать».

Это важное свидетельство не только подтверждает упомянутый в протоколе допроса Бокия от 17-18 мая конфликт между Ольденбургом и Барченко из-за разглашения последним тайн «ордена», но и говорит об участии Барченко в «масонской организации» (ордене розенкрейцеров).

Сергей Федорович Ольденбург. Первая русская Туркестанская экспедиция, 1909

Андреев констатирует, что в 1920-е годы, а возможно и гораздо позднее не только в научной среде, но и в самих органах ОГПУ имелись скрытые масоны. В качестве доказательства он приводит эпизод, зафиксированный в анонимном «докладе», приложенном к следственному делу К. Владимирова, в котором рассказывалось о попытке докторов Вечеслова и Соколова завербовать Барченко и Кондиайна в свою «масонскую организацию», имевшей место в 1924 году:

«Прождав 12 часов, они при возвращении тов. Барченко стали его уговаривать, выявляя определенно свои симпатии к Англии, говоря, что в СССР работать научным работникам немыслимо и что все те знания, которыми он обладает, нежелательно было бы передавать антикультурникам-большевикам, а лучше их передать английскому правительству, которое сумеет оценить их работу должным образом. Несмотря на противодействие Кондиайн и Барченко на протяжении 5-часового уговора, они абсолютно не достигли никаких результатов.

Тогда они прибегли к системе угроз, указав, что их открытия и знания, проводимые через Главнауку, будут заторможены и на докладах не принимаемы, ибо бороться им против объединенного компактного антисоветского центра – немыслимо, так как во главе этого центра стоят такие заслуженные лица науки, как Ольденбург, Владимирцов, Котвич, Щербатской… Ввиду подобного оборота дел, он (Барченко) попросил день на размышление, на что они изъявили свое согласие. <…>

Видя, что он окружен лицами явно контрреволюционно настроенными, он заявил об этом в Московское ГПУ, где познакомился с неким Забрежневым, старым анархистом, как он сам себя выдавал, сотрудником ГПУ и Наркоминдела, пользующимся большим авторитетом, а также открыто заявившим о своей принадлежности к масонской ложе Великий Восток Франции. Передав ему все доподлинно переданное Вечесловым, он (Барченко) просил назначить день для конспиративного присутствия кого-либо из сотрудников ГПУ при встрече Вечеслова и Соколова, дабы зафиксировать эти факты, принять соответствующие меры и т.д.

Тов. Забрежнев также очень заинтересовался, сразу перешел на доверительный тон, сообщая о всех московских новостях и о том новом неомасонском движении, охватившем все верхи Главнауки. [Обещание] оказать содействие он почему-то не выполнил – доктора Соколов и Вечеслов уехали, вопрос остался открытым».

Андреев пишет: «Из этого донесения Владимирова можно сделать довольно парадоксальное заключение – о том, что среди сотрудников ОГПУ имелись скрытые масоны (такие, как Забрежнев) и что с ними вели борьбу лица, в прошлом также принадлежавшие к масонам (Владимиров)».

Независимо от того принадлежал ли сам Бокий к «масонской организации», или нет, принципиально важным остается тот факт, что Спецотдел под его руководством занимался целенаправленными поисками остатков интеллектуального наследия «доисторической культуры» или т.н. «Древней науки» и способов ее практического использования.

Литература:

Шишкин Олег Анатольевич. Рерих. Подлинная история русского Индианы Джонса. М.: Издательство АСТ, 2022

Куренков Г.А. От конспирации к секретности. Защита партийногосударственной тайны в РКП (б)-ВКП (б). 1918 – 1941 гг. / [Текст]. (Серия «АИРО – монография»). – М.: АИРО-ХХ1, 2015

Андреев А., Бережков В. Оккультисты Лубянки. – М.: Издатель Быстров, 2006

Андреев А.И. Время Шамбалы. 2-е изд. – СПб.: Издательский Дом «Нева», 2004

Каганович Б.С. Начало трагедии (Академия наук в 1920-е годы по материалам архива С.Ф. Ольденбурга) // Звезда. – СПб, 1994

Андреев А. И. Буддийская святыня Петрограда. – Улан-Удэ, 1992

Разгон Л.Э. Перед раскрытыми делами // Библиотека «Огонька», 1991. № 39

Котов В. «Месмахер отказался целовать руку великой княгине – за что был лишен гонорара» – правнук архитектора о династии. // URL: https://www.sobaka.ru/city/society/76903

Еще по теме:

А. Комогорцев. Новая Атлантида: цивилизация потопа 2.0

Экспедиция Барченко, ядерные взрывы в Хибинах и Чивруайская трагедия – звенья одной цепи?..

Публикация на Тelegra.ph

Подпишитесь на наш телеграм-канал https://t.me/history_eco