Ilion-skiv. Договорные отношения между человеком и чудовищами в нартском эпосе и Житии св. Федора Тирона

«Умейте отпечатки ящеров будущего

Раскапывать в слов каменоломне

И по костям строить целый костяк.

Мы у прошлого только в гостях,

Будущее наш дом…»

В. Хлебников (неоконченная поэма, 1922)[1]

«Договорных отношениях» между человеком и чудовищами на территории Кавказа

Как мы уже писали ранее, одним из главных метафизических образов религиозной картины мира пермской чуди и ее ключевым культурным кодом являлось реликтовое чудовище. Согласно преданиям нарымских селькупов, чудовище было представлено тремя основными типами: сухопутный ящер (мамонт-зверь сурикозар), водоплавающий ящер (мамонт-рыба кволикозар) и птеразавроподобный летающий ящер (лоз), соответствующий канону, в котором изображались чудские «крылатые собаки», именуемые в «Повести временных лет» «чудскими богами».

Полая объемная пронизка в виде «крылатого пса» с клыками
и характерным затылочным рогом (гребнем?). Похожие отливки обнаружены во многих местах Прикамья. Бронза, литье, VI–VII вв. По изданию: Оборин В.А., Чагин Г.Н. Чудские древности Рифея. Пермский звериный стиль. – Пермь. 1988. С. 70.

Главная ценность культуры пермской чуди, дошедшей до нас главным образом в виде образцов пермского звериного стиля и преданий нарымских селькупов о народе квели-куп, состоит в передаче практического опыта сосуществования и ритуальной (магической) коммуникации между представителями этого народа (шаманами?) и реликтовыми чудовищами.

Прорезное навершие кресала. Сцена ритуальной коммуникации орнито-зооморфных существ (лозов?) с характерными затылочными рогами (гребнями?) и человеком (шаманом?). Орнаментировано с двух сторон. С. Редикор Чердынского р-на Пермской обл. Бронза, литье, Х в. Пермский краеведческий музей. Фото автора

После исчезновения (ухода?) чуди эти, или родственные им образы отнюдь не утратили своего актуального значения (а, главное, своего влияния!), продолжив свое подспудное существование в сибирском шаманизме и не только в нем одном…

В нашем архиве имеется любопытная аудиозапись, сделанная 23 марта 2019 года в кулуарах 53-й конференции «Зигилевские чтения», и содержащая сообщение информанта о практически современном случае наблюдения дракона на территории Абхазии, а также сведения о «договорных отношениях» между человеком и чудовищами на территории Кавказа.

Информант передает рассказ дочери старейшины одной из старых языческих семей, проживающей в Абхазском нагорье, с которой он имел непосредственный контакт. Сюжет из детства. Когда рассказчица находилась в возрасте около 7 лет ее дедушка предложил показать ей дракона, на что она, разумеется, ответила согласием. Для этого дедушка вечером отвел внучку к их семейному родовому источнику и посадил ее на ветку расположенного рядом дерева, строго наказав: «Что бы не происходило сиди тихо, а я обойду источник с другой стороны. Если он (дракон) на тебя пойдет побежишь к бабушке и дедушке таким-то (имен родственников, живущих неподалеку от источника, информант не запомнил), которые живут выше по горе, там меня подождешь, а, если что, они утром отведут тебя домой. За мной не ходи!». После этого дедушка перешел на ту сторону источника, встал, поднял руки вверх и проговорил некие слова. После чего из камня, расположенного у источника, начал «выбарахтываться, выбулькиваться» дракончик. Высотой два с небольшим метра, черного цвета, покрытый крупной пластинообразной чешуей. В лунном свете и водяных брызгах чешуя дракона отражала свет как антрацитный уголь. Никакого запаха не было. Дракон начал двигаться к девочке. Рассказчица помнила, что надо бежать к бабушке с дедушкой, но оцепенела и не могла двинуться с места, схватившись за дерево. Дракон приблизился к девочке до расстояния полутора-двух метров и «глядя ей в глаза выдохнул таким звуком грустным»: фуууу. Практически человеческим. Далее дракон развернулся и медленно ушел обратно к источнику, где растворился в том же самом «бурлении», из которого он и появился. По словам рассказчицы, дракон выглядел как совершенно обычная «живая тварь» на двух задних лапах, наподобие тираннозавра. С хвостом, но не длинным.

После произошедшего дедушка попросил девочку не рассказывать об этой истории в школе и родственникам, кроме мамы и бабушки, «которые знают».

Складывается впечатление, что эпизод, переданный информантом, на самом деле являлся частью некоего ритуала, о чем сама девочка по понятным причинам знать не могла. Намек на это содержится в дальнейшем сообщении информанта, сделанном теперь уже от своего лица.

По словам информанта, в наибольшей степени данная тема раскрывается в армянской мифологии, связанной с каменными изваяниями вишапов[2], которые считаются божествами, или духами воды.

Ссылаясь на «нартские мифы»[3], информант констатирует, что драконы являются «покровителями водной стихии» и «хозяевами качества воды». По его словам, «мир драконов» всегда находился в «договорных отношениях» с миром людей, поскольку «это очень древние твари» (в значении – творения): «С ними приходилось договариваться – это прослеживается во всех нартских мифах»[4]. Такие отношения подразумевали поддержание определенной системы жертвоприношений: «Чем древнее миф, тем дороже плата, т.е. в виде уже человеческой жизни».

Согласно одному из «старых нартских мифов», пересказанных информантом, старейшина должен был отыскать «красивую девочку», отвести ее к камню, расположенному у истока водного источника, и оставить там для того, чтобы «дракон мог ее забрать». Такая жертва была строго лимитирована и производилась один раз в течение одного поколения, обеспечивая всей деревне, или роду, проживающему в районе источника, покровительство его хранителя. По словам информанта, такое покровительство со стороны чудовища означало «обеспечение качества воды».

Немецкий медный сосуд для воды – акваманил (франц. aquamanile от лат. aqua – «вода» и manus – «рука»), изображающий дракона, пожирающего человека, ок. 1200 г. Метрополитен-музей, Нью-Йорк. Антропоморфные или зооморфные сосуды (акваманилы, или водолеи) изначально служили для омовения рук священника во время мессы и применялись в сакральных и светских целях в Европе в период с XII по XVI вв.

Позднее между людьми и драконами имели место случаи нарушения «договорных отношений», которые заключались в воровстве последними человеческих девушек «вне установленного регламента». Подобные прецеденты получили отражение в известных сказочных сюжетах с похищением женского персонажа чудовищем и его последующем наказании героем[5]. Однако, мотив «договорных отношений» между человеком и чудовищами остался за пределами сказочного сюжета, из-за его табуированности.

В определенный момент «договорные отношения» между человеком и чудовищами претерпели существенное видоизменение – человеческая жертва была замещена жертвоприношением барана. Такое изменение содержания ритуала жертвоприношения маркировалась появлением изображений бараньей головы на ритуальных камнях, расположенных у истоков водных источников (в т.ч. на армянских камнных изваяниях-вишапакарах).

Дракон, забирающий жизнь у жертвенного барана? Вишап № 6, Аждаха-юрт. Ныне установлен перед Этнографическим музеем Армении «Сардарапат», Армавир. Прорисовка[6]

Таким образом, по мнению информанта, дракон, благополучно вызванный (!) дедушкой рассказчицы, рассчитывал увидеть перед собой жертвенного барана, а не человеческого ребенка, и благоразумно предпочел удалиться, не нарушив запрета (харам) на человеческое жертвоприношение.

По словам информанта, в настоящий момент подлинное значение этих ритуалов во многом утрачено, но при желании такого рода связи («договорные отношения») могут быть восстановлены, что может привести к «самому существенному изменению баланса сил на Земле», поскольку эти существа «отвечают за материю».

Лично для нас остается открытым вопрос о том, как закончилась бы история рассказчицы, если она все же нашла в себе силы последовать настоятельному указанию своего дедушки – т.е. побежать прочь от чудовища, для которого, как нам кажется, догнать семилетнюю девочку не составляло ровно никакого труда. Равно как и остается открытым вопрос о настоящих целях, преследуемых дедушкой рассказчицы.

Кризис «договорных отношений» между людьми и реликтовыми чудовищами в «Житии св. Федора Тирона»

Кризис «договорных отношений» между людьми и реликтовыми чудовищами на Руси, с большой степенью вероятности, приходится на XVI век, богатый знаковыми событиями, так или иначе связанными со славянским изводом культа подземно-подводного ящера, наиболее убедительно реконструированным академиком Б.А. Рыбаковым.

К числу таких знаковых событий можно отнести: брутальное нашествие ящеров-«коркодилов» 1582 года, зафиксированное в Псковской третьей летописи, прекращение практики широкого хождения амулетов-змеевиков, и постепенная утрата династией Рюриковичей лидирующего положения в системе государственной власти. Напомним, что именно Рюриковичи, как минимум на геральдическом уровне, поддерживали символическую связь со скифской генеалогической легендой о происхождении трех главных сословий скифского племени (земледельцы, воины и цари-маги) от брачного союза Геракла и дочери Борисфена (Днепра) Змеедевы-ехидны Оры.

Из субъекта «договорных отношений» ящер все более превращается в откровенного «супротивника». Указанная тенденция окончательно закрепляется сюжетным основанием иконы первой четверти XVII века «Чудо св. Феодора Тирона о змие» (Ярославль), написанной ярким представителем строгановской школы иконописи Никифором Савиным[7], а также соответствующим героическим эпизодом из «Жития св. Федора Тирона».

«Чудо св. Феодора Тирона о змие». Ярославль, XVII век. Дерево, темпера. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Характерно, что на ярославской иконе в качестве противников святого в изобилии представлены рептилии, как две капли воды похожие на «чудских» ящеров. Наиболее очевидная иконографическая деталь, сближающая эти изображения, – загнутые кверху нос и нижняя челюсть чудовища.

«Чудо св. Феодора Тирона о змие». Фрагмент

По официальной версии, покровитель православных воинов, Святой великомученик Феодор Тирон (память 2 марта (17 февраля), в субботу первой седмицы Великого Поста) «пострадал при императорах Максимиане и Максимине, служа воином в городе Амасии (Малая Азия). Он воспротивился повелению вкусить идоложертвенную пищу, за что принял мученическую кончину 17 февраля 306 года и был погребен в Евхаитах Амасийских. Его именование тирон означает “молодой воин”, то есть новобранец»[8].

Однако в основание сюжета ярославской иконы ложится совсем иной эпизод, зафиксированный в апокрифическом «Житие св. Федора Тирона», включенном в «списки отреченных книг», где он фигурирует под заголовком «Чудо бывшее святою Феодора Тирона, како выведе матерь от змеа».

Славянский перевод этого текста с греческого оригинала появился предположительно в конце XI – начале XII века[9]. Надо полагать, что включение жития в список (библиографию) сочинений, запрещенных к чтению христианской церковью, нимало способствовало популярности этого сочинения в самых широких слоях русского общества.

В силу важности этого текста для понимания динамики «договорных отношений» между людьми и реликтовыми чудовищами, мы приводим перевод греческого оригинала жития св. Тирона с самыми незначительными сокращениями.

Зачин жития гласит: «Во времена царствования царя Валента[10] в Афинейских пределах и при его мужественных боярах появился некий воин в городе, называемом Андреокий, – сильный, дерзкий, очень богатый, по имени Федор, первый боярин среди всех, и был он возлюбленным рабом Божьим. И жил святой в том городе, где был колодец, кипящий благодатной водой. Охраняли тот колодец звери и змеи, и множество других гадов. И каждый год царь приносил им жертву: коров двенадцать, и девиц восемьдесят, и ягнят двадцать пять. И (тогда) колодец выпускал воду, и весь народ насыщался (ею)».

Далее следует рассказ о том, как Федор, выполняя указание царя, отправляется в Сирию и там побеждает «сарацин». Интересующий нас фрагмент жития начинается с возвращения Федора ко двору и празднования его победы: «И был царь радостен, и в то время не приносил жертву змею. И разгневался змей и остановил воду, и были люди все опечалены этим, и скот у них подох. Увидела же мать Федора, что конь сильно жаждал воды (испить), ведь конь этот был первым в битвах. И взяла она собственноручно его под уздцы и одна пошла к колодцу. Было же то место, где он находился, ужасным и страшным, из-за сильных потоков и пропастей, через которые ей надо было перебраться, и зверей было полно. Когда же она подошла к колодцу, то увидела место это дикое и страшное и пришла ужас. Но затем отбросила всякую женскую немощь, набралась мужества и устремилась туда. Подойдя к самому колодцу, увидела, что внизу воды мало. Она привязала у берега коня, вошла (в воду) и, напоив коня, вышла. Была же она женщиной с прекрасным лицом и волосами. И как увидел ее змей, то задумал похитить, и смотрел он на нее свирепым взглядом. И вот, когда вошла она внутрь колодца в третий раз, появился громадный змей и с громким криком схватил ее. Женщина же, увидав (змея), услышав страшный его голос, внезапно опрокинула сосуд, переменилась в лице и голос потеряла. И тут схватил ее змей, потащил в свое жилище и запер (в нем).

И вот пришли слуги, искавшие ее, и не нашли нигде, но нашли привязанного коня и сосуд, стоявший у колодца. И поняли, что ее похитил змей, и с рыданием возвратились домой.

Федор де был тогда в палатах у царя, и вернулся он в свой дом, и услышал, что плачут о матери его, и расспросил своих слуг. И сказали ему слуги: “Твоя мать, а наша госпожа, похищена змеем!”. Слышав их плач и рыдания, Федор воскликнул: “Увы мне, мать моя! Не нашлось никого, кто бы пришел на помощь к тебе в тот час, когда напал нечестивый змей! И я отлучился от благой твоей души, противно Богу!”. И, сказав так, Федор прекратил плач, препоясался оружием и отправился к колодцу, чтобы сразиться со змеем. А царь отправился к Федору и увидел, что тот вооружен и хочет идти к колодцу. И сказал ему царь: “О Федор, чадо (мое), что ты не можешь сделать, то и не думай о том!”. Святой же Федор ответил царю: “Ты ведь знаешь, царь, что среди всех народов, куда ты посылал меня, я мужественно (сражался) и заслужил твою похвалу. А теперь как я могу ради спасения матери не повоевать?”. И сказал царь: “Я увидел, что среди разных народов, куда я тебя отправил, ты мужественно (воевал), имея ум твердый, оружие острое и сердце бесстрашное. Добрые воины воевали тогда с тобой, а теперь тот вход, в который ты хочешь войти, слишком узок, а змей ненасытен. Нет там места, где бы против (змея) встать, ни оружие вынуть, (змей же) ползает животом и грудью по земле и невидим, не сможешь ты с ним сразиться”. Федор на это ответил: “Если хочешь владыка, устрой по-доброму дом мой, скот раздай вдовам и сиротам, а рабов освободи, коней же моих и оружие воинское держи в царстве своем. В первую субботу совершай поминовение по мне. И повели мне сотворить молитву да идти к источнику, а не расслабляй меня”. Увидел царь, что он непреклонен, и, став на колена, начал молиться, говоря так: “Господи Боже! Как к наследникам своим Иакову и Иосифу, когда хотели они идти в Египет, ты пришел и дал власть, так услышь, господи, голос молитвы моей, избавь раба Федора от беды, от всяческих вражьих помыслов, и благослови, чтобы снова возвратился он ко мне”. И, окончив молитву, сказал царь: “Чадо мое Федор, не допусти похвалы другому, да недремлющий ангел хранит тебя!” Федор преклонил колена свои, принял молитву отца и отправился на колодец, а царь сидел у колодца три дня и три ночи, ожидая воина.

По прошествии трех дней вошел он в палату свою, печалясь о воине. И призвал архиереев и сказал им: “Отцы и братья, помолитесь о нем перед Богом, чтобы избавил господь доброго воина от зверя, об опасности которого я слишком мало думал”.

А раб Божий Федор проник в змеево жилище и обнаружил свою мать, убранную золотыми и серебряными украшениями, словно девица, и двенадцать больших змей обвивали ее ноги, а перед нею (находилась) аспида морская. А старый змей восседал впереди на золотом престоле, и некоторые гады, большие и малые, лежали перед ней, сторожа ее. Увидев это, раб Божий в ужас пришел. И вот увидел он свою мать, замыслил ее похитить и приблизился к ней. Но вдруг поднялись со свистом двенадцать змей, а мерзкая аспида зашипела и облизывала свою пасть. И старый (змей) надвинулся (на него) так, что невозможно человеку и глаза поднять на него, желая сожрать живым раба Божия. Федор же, увидев множество змей, пришел в ужас и молился, говоря так: “Господи Боже, знающий все, Властитель над всем невидимым и непостижимым, Создатель всего, услышь молитву мою, чтобы одолеть мне врагов, мерзких змей этих, и прославится имя твое святое!”. И был голос ему, говорящий: “Мужайся, Федор, я с тобою!”. И простер (Федор) руку свою, и пронзил змея и аспиду, и все воинство змеиное победил.

Но громадного змея не было там, он охотился в поле. И схватил Федор свою мать, говоря ей: “Выходи, мать моя, уйдем из адовых рук”. И пока они говорили, возвратился громадный зверь и увидел их. Взор его был грозен и страшен, и в длину имел он семь локтей, а ширину – двенадцать, да три головы. И притащил он с собой двух отроков и трех оленей, и осмотрелся нечестивый, и увидел, что жилище его разрушено, увидел воина, обнимавшего свою мать, и сильно рассвирепел. И гневно испустил на них дым и тьму кромешную. А раб Федор в ужас пришел и стал молиться: “Господи Боже наш, ты извел Иону из чрева кита, который, сначала пожрав его, через три дня выпустил, ты Даниила избавил от напастей львиных, так помилуй же и спаси меня и рабу свою, да одолею я змея этого!”. И снова был ему голос, говорящий: “Мужайся, Федор, я с тобою!”. И замахнулся (Федор) копьем, и ударил змея так, что не мог тот видеть, и пронзал утробу его, и изнутри, и снаружи.

И семь дней был Федор вместе с матерью в затворе. И молился Федор Богу, так говоря: “Господи Боже, сущий на небесах и на земле, разрушивший врата и цепи адовы, внемли молитве моей, ибо ныне слава моя в горьких пропастях пребывает, сошел я в глубины земные, да отринет жизнь моя печаль и устремится она к тебе, Господи Боже мой!”. И, желая спасти его и избавить от беды, Господь Бог послал к нему архангела Михаила, и тот заставил воду течь своим путем. И повелел рабу Божию (Федору) выйти с матерью своею и с двумя отроками и отправился возвестить (об этом) царю. И вот появилось облако светлое и покрыло их. И потекла вода обильная, словно река, и увидели люди воду на месте том и раба Божия (Федора) с матерью его и с двумя отроками, и пошли известить об этом царя. И обрадовался царь, встретил (Федора) и стал расспрашивать, как же он убил змея и все его войско. И поставил его первым надо всеми, и с тех пор боролся (Федор) с разными народами и побеждал их»[11].

В процитированном нами апокрифическом житии содержится целый «букет» важных деталей, которые могут быть спроецированы на ситуацию, складывающуюся с культом реликтового чудовища на момент распространения и укрепления христианства не только в «Афинейских пределах», но и в куда более отдаленных регионах и, в частности, на Руси.

Царь, к которому поступает на службу Федор, очевидно, является христианином, но это обстоятельство никак не мешает ему приносить обильную (в т.ч. человеческую) жертву чудовищу. Указанное обстоятельство нисколько не смущает ни «возлюбленного раба Божьего» Федора, ни царских архиереев. Это наиважнейшее обстоятельство ни в коем случае не свидетельствует о запредельном жестокосердии царя, архиереев или святого. Оно говорит лишь о том, что мы имеем дело с неким устоявшимся порядком вещей, иными словами, теми самыми «договорными отношениями» покушаться на которые никто в здравом уме даже не помышляет. Отсутствие дополнительных разъяснений для целевой аудитории, на которую рассчитан данный текст, говорит о том, что предъявленная в нем ситуация не требует пояснения в силу своей обыденности и широкой распространенности.

Вся эта идиллия и «благорастворение воздухов» продолжается ровно до того момента, когда чудовище похищает мать св. Федора. Предшествующий эпизод с остановкой «змеем» воды, вызвавшей массовый падеж скота у населения, из-за нарушения установленного порядка принесения жертвоприношения по вине «впавшего в радость» царя, не являются достаточным поводом для начала какой-либо героической активности: «И был царь радостен, и в то время не приносил жертву змею. И разгневался змей и остановил воду, и были люди все опечалены этим, и скот у них подох».

Т.е. для царя, клира и героя проблемы, доставленные «змеем» населению, не являются еще переходом границы дозволенного. Заметим, что это обстоятельство вполне понятно и самому населению в лице аудитории данного житийного предания.

Фатальным и непростительным нарушением такой границы, требующим незамедлительного героического вмешательства, становится похищение матери Федора, которая недвусмысленным образом предназначается в жены чудовищу (на иконе один из ящеров держит корону над восседающей в пещере матерью св. Федора). Только после такого вопиющего нарушения социальной и видовой стратификации (матримониальное посягательство на ближайшего родственника представителя актуальной военно-политической элиты) чудовище приобретает, наконец, статус супротивника-антагониста, понятный для всех слоев общества.

В дополнение заметим, что в «Житие святого Федора Тирона» «змей» представлен не в качестве отдельного чудовища, а как предводитель «воинства змеиного», в числе которого фигурируют: «двенадцать больших змей»; «аспида морская»; «старый змей», восседающий на золотом престоле; «некоторые гады, большие и малые».

На иконе «воинство змеиное» представлено в виде трех основных типов «змей»: приземистых четырехлапых ящеров величиной со среднюю собаку; крылатых ящеров со змеиным телом и передними конечностями; крылатого ящера средних размеров со змеиным телом и бородатой человеческой головой (вероятно, таким образом иконописец выделил «старого змея»).

Собирателями духовных народных стихов были записаны шесть старинных сказаний о подвигах св. Феодора Тирона, созданных на основе переработанного греческого жития. Наибольшей полнотой и связностью отличается сказание, записанное в деревне Саларевой Московской губернии[12]. Именно в этих, переработанных русских вариантах (!) греческого сказания неожиданно появляется уже знакомый нам мотив передвижения человека, героя, или божества на чудовище.

Колонна св. Теодора (св. Феодора Тирона). Пьяцетта площади Св. Марка. Венеция, Италия

В данном случае он представлен сюжетом переправы св. Тирона на пути к «змеиным пещерам» через «сине море» по спине морского чудовища, совершенно отсутствующим в греческом оригинале: «Но не упал духом, что ни час – могутнеющим, млад человек. Как и после побоища жидовского, “он воткнул копье во сыру землю, раскрыл книгу Евангеля. По его умолению, по святому упрощению, где ни взялась Тит-рыба (“Кетр-рыба” – в уфимском и оренбургском разносказах, “рыба Кит” – по звенигородскому и рязанскому), а ложилась поперек синего моря, возвещует человечьим голосом: “Млад человек, Федор да Тиринин! А иди по мне, яко по сырой земле!” Внял словам Тит-рыбы царский сын, идет – копьем упирается, переходит море синее»[13].

На примере русских сказаний о подвигах св. Феодора Тирона отчетливо видно, что в славянском традиционном сознании образ чудовища не вытесняется целиком в негативную область, а расщепляется на отрицательного «старого змея» и его «воинство змеиное» и положительное морское чудовище, фактически выполняющее по отношению к святому роль сверхъестественного помощника.

Наглядным подтверждением такой двойственности образа чудовища в славянской традиции служат, по словам слависта Н.Н. Велецкой, «локальные варианты образа змея, где он причисляется к категории “чистых сил”, близких богам и святым»[14]. К тому же самому ряду относятся свидетельства южнославянской традиции, демонстрирующие, что на летающего змея частично переносятся функции его изначального небесного противника – громовержца, а в роли его антагониста выступают другие змеиные персонажи[15].

Подробнее в книге А. Комогорцева и А. Жукова “Код чуди: исчезнувшая цивилизация Русского Севера”

Примечания и литература:

[1] Собрание произведений Велимира Хлебникова. Т. V. – Л., 1933. C. 113.
[2] Информант имеет ввиду т.н. вишапакары (от слов «вишап» и «кар» (арм. камень)), ставившиеся у истоков водных источников и символизирующие древних мифологических существ – вишапов (арм. վիշապներ – змея, дракон).
[3] Имеется ввиду нартский (нартовский) эпос, распространенный у ряда народов Северного Кавказа, в основе которого лежат сказания о происхождении и приключениях героев-богатырей («нартов»).
[4] Директор Центра нартоведения и полевой фольклористики Абхазского государственного университета, президент АН Абхазии, доктор филологических наук РАН, профессор З.Д. Джапуа пишет, что дракон (абх. агәылшьап) в нартском эпосе абхазов действительно выступает преимущественно в качестве «хранителя воды». Он «выходит из воды как туман» и «охраняет источник воды, лежит, свернувшись кольцом вокруг родника (аӡыхь иакәшан, аҽырқьақьан итәоуп), либо в самом водоеме; съедает людей (особенно красивых девушек) за то, что позволяет людям в определенное время набрать воды» (Джапуа З.Д. Бестиарий Абхазского Нартского эпоса: приметы демонических существ. // Вестник Северо-Восточного федерального университета имени М.К. Аммосова: Серия Эпосоведение, № 1 (09) 2018. С. 21, 22).
[5] Джапуа следующим образом передает содержание этого фольклорного сюжета: «герой разрезает его (дракона) желудок, оттуда выходят все проглоченные им люди (амгәа анааԥыижәа, иафахьаз ауаа зегьы ааҭыҵуеит)» (Там же).
[6] По изданию: Пиотровский Б.Б. Вишапы. Каменные статуи в горах Армении. – Л.: Армянский филиал АН СССР. 1939. 40 с. + 12 табл.
[7] Известно, что почти все известные работы Никифора Савина были выполнены по заказам Строгановых, с XVI века и вплоть до 1917 года, являвшихся крупнейшими промышленниками и землевладельцами на Урале (Савин Никифор Истомин (1-я половина XVII века) // Словарь русских иконописцев XI–XVII вв. / Издание 2-е; ред.-сост. И.А. Кочетков. – М.: «Индрик», 2009. – 1104 с.).
[8] Жития Святых Святителя Димитрия Ростовского. Кн. 6: Февраль. 1905. С. 307–313.
[9] Апокрифы Древней Руси. / Сост., предисл. М.В. Рождественской. – СПб: Амфора, 2002. – 239 с. С. 234.
[10] Валент Флавий, римский император (364–378).
[11] Апокрифы Древней Руси. С. 193–199.
[12] Коринфский А.А. Сказание о подвигах Федора Тиринина (фрагмент). // Народная Русь: Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа. – М.: Издание книгопродавца М.В. Клюкина, 1901. С. 136–141.
[13] Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. – М.: Наука, 1987. С. 139.
[14] Велецкая Н.Н. Символы славянского язычества. М., 2009. С. 35–36, 223.
[15] Валенцова М.М. Поверья о змеях и змееподобных демонах в словацкой традиции. // Славянский альманах. 2014. № 3–4, – М.: Индрик. C. 303–319.

Связанные публикации:

ilion-skiv. Литовские «giwoites» и древнеримские пенаты: рептильные боги «старой Европы»

Алексей Комогорцев. Поклоняющиеся чудовищам: чудь в преданиях нарымских селькупов.

Алексей Комогорцев. Ящер как источник магических способностей шамана в пермском зверином стиле

Базлов Г. “Богиня” плодородия Мокош – мужик или вымерший птерозавр

Публикация на Тelegra.ph