Александр Богданов. «Красная звезда»

печатающего фонографа. Последний аппарат представляет из себя сложный механизм, в котором запись фонографа при отчетливом произнесении слов тотчас передается рычагам пишущей машины таким способом, что получается точный перевод этой записи на обыкновенный алфавит. При этом фонограмма сохраняется в целости, так что ею можно пользоваться одинаково с печатным переводом, смотря по тому, что кажется удобнее. Над письменным столом Мэнни висел портрет марсианина среднего возраста. Черты лица его сильно напоминали Мэнни, но отличались выражением суровой энергии и холодной решительности, почти грозным выражением, чуждым Мэнни, на лине которого всегда была только спокойная и твердая воля. Мэнни рассказал мне историю этого человека. То был предок Мэнни, великий инженер. Он жил задолго до социальной революции, в эпоху прорытия Великих каналов; эти грандиозные работы были организованы по его плану и велись под его руководством. Его первый помощник, завидуя его славе и могуществу, повел интригу против него. Один из главных каналов, над которым работало несколько сот человек, начинался в болотистой, нездоровой местности. Многие тысячи работников умирали там от болезней, и среди остальных разгоралось недовольство. В то самое время как главный инженер вел переговоры с центральным правительством Марса о пенсиях семьям погибших на работе и тем, кто от болезней потерял способность к труду, старший помощник тайно вел агитацию против него среди недовольных: он подстрекал их устроить стачку, с требованием перенесения работ из этой местности в другую, что было невозможно по существу дела, так как разрушало весь план Великих работ, и отставки главного инженера, что было, конечно, вполне осуществимо... Когда тот узнал все это, он пригласил к себе старшего помощника для объяснений и убил его на месте. На суде инженер отказался от всякой защиты, а только заявил, что он считает свой образ действий справедливым и необходимым. Его приговорили к многолетнему заключению в тюрьме. Но вскоре оказалось, что никто из его преемников не в силах вести гигантскую организацию работ; начались недоразумения, хищения, беспорядки, весь механизм дела пришел в расстройство, расходы возросли на сотни миллионов, а среди рабочих острое недовольство грозило перейти в восстание. Центральное правительство поспешило обратиться к прежнему инженеру; ему было предложено полное помилование и восстановление в должности. Он решительно отказался от помилования, но согласился руководить работами из тюрьмы. Назначенные им ревизоры быстро выяснили положение дела на местах; при этом были разогнаны и отданы под суд тысячи инженеров и подрядчиков. Заработная плата была повышена, организация доставки рабочим пищи, одежды, орудий труда была перестроена заново, планы работ пересмотрены и исправлены. Скоро порядок был вполне восстановлен, и громадный механизм стал работать быстро и точно, как послушное орудие в руках настоящего мастера. А мастер не только руководил всем делом, но и разрабатывал план его продолжения на будущие годы; и одновременно он готовил себе заместителя в лице одного энергичного и талантливого инженера, выдвинувшегося из рабочей среды. К тому дню, когда истекал срок тюремного заключения, все было подготовлено настолько, что великий мастер нашел возможным передать дело в другие руки без опасения за его судьбу; и в тот самый момент, когда в тюрьму явился первый министр центрального правительства, чтобы освободить заключенного, главный инженер покончил с собой. Когда Мэнни рассказывал мне все это, его лицо как-то странно изменилось; у него появилось тоже выражение непреклонной суровости, и он стал совершенно похож на своего предка. А я почувствовал, до какой степени ему близок и понятен этот человек, умерший за сотни лет до его рождения. Комната сообщений была центральной комнатой нижнего этажа. В ней находились телефоны и соответствующие им оптические аппараты, передающие на каком угодном расстоянии изображения того, что перед ними происходит. Одни из приборов соединяли жилище Мэнни со Станцией сообщений, а через нее - со всеми другими домами города и со всеми городами планеты. Другие служили связью с подземной лабораторией, которою управлял Мэнни. Эти последние действовали непрерывно: на нескольких тонко-решетчатых пластинках видны были умеренные изображения освещенных зал, где находились большие металлические машины и стеклянные аппараты, а перед ними - десятки и сотни работающих людей. Я обратился к Мэнни с просьбой взять меня с собой в эту лабораторию. - Это неудобно, - отвечал он. - Там ведутся работы над материей в ее неустойчивых состояниях; и как ни мала при наших предосторожностях опасность взрыва или отравления невидимыми лучами, но эта опасность всегда существует. Вы не должны ей подвергаться, потому что вы теперь у нас один и заменить вас было бы некем. В домашней лаборатории Мэнни находились всегда только те приборы и материалы, которые относились к его исследованиям, выполняемым в данное время. В коридоре нижнего этажа у потолка была подвешена воздушная гондола, на которую во всякое время можно было сесть и отправиться куда угодно. - Где живет Нэтти? - спросил я у Мэнни. - В большом городе, в двух часах воздушного пути отсюда. Там находится машинный завод с несколькими десятками тысяч работников, и у Нэтти больше материала для его медицинских исследований. Здесь же у нас есть другой доктор. - А машинный завод мне не воспрещается осмотреть при случае? - Конечно, нет: там не угрожают никакие особенные опасности. Если хотите, мы завтра же отправимся туда вместе. Так мы и решили.

2. НА ЗАВОДЕ

   Около 500 километров в два часа - скорость самого  быстрого  соколиного
полета, не достигнутая до сих пор даже нашими  электрическими  дорогами...
Внизу развертывались в быстрой смене незнакомые, странные  ландшафты;  еще
быстрее проносились иногда мимо нас незнакомые странные птицы. Лучи солнца
вспыхивали синим светом на крышах домов и  обычным  желтоватым  светом  на
огромных куполах каких-то незнакомых мне зданий. Реки  и  каналы  мелькали
стальными лентами; мои глаза отдыхали на них, потому что  они  были  такие
же, как на Земле. Вот вдали стал виден огромный город,  раскинутый  вокруг
маленького озера и перерезанный каналом. Гондола замедлила  ход  и  плавно
опустилась около небольшого красивого домика - домика Нэтти.
   Нэтти был дома и радостно нас встретил. Он сел в  нашу  гондолу,  и  мы
отправились дальше: завод был еще в нескольких километрах, на той  стороне
озера.
   Пять громадных зданий,  расположенных  крестообразно,  все  одинакового
устройства; чистый стеклянный свод, лежащий на нескольких десятках  темных
колонн, образующих точный  круг  или  мало  растянутый  эллипс;  такие  же
стеклянные пластинки, поочередно прозрачные и матовые, между  колоннами  в
виде стен. Мы остановились у центрального, самого большого корпуса,  перед
воротами, занимавшими целый  промежуток  от  колонны  до  колонны,  метров
десять  ширины  и  метров  двенадцать  вышины.   Потолок   первого   этажа
горизонтально перерезывал  посредине  пространство  ворот;  несколько  пар
рельсов входили в ворота и терялись внутри корпуса.
   Мы подплыли к верхней половине ворот и, оглушенные шумом  машин,  сразу
попали во второй этаж. Впрочем, это не был особый  этаж  в  точном  смысле
слова, а  скорее  сеть  воздушных  мостиков,  оплетавшая  со  всех  сторон
гигантские машины незнакомого мне устройства. На несколько метров над  нею
находилась другая подобная сеть, еще выше - третья, четвертая, пятая;  все
они были образованы из стеклянного паркета, охваченного брусьями  железных
решеток, все были связаны  множеством  подъемников  и  лестниц,  и  каждая
следующая сеть была меньше предыдущей.
   Ни дыма, ни копоти, ни запаха, ни мелкой пыли. Среди  чистого,  свежего
воздуха машины, залитые светом, неярким, но  проникающим  всюду,  работали
стройно и размеренно. Они резали,  пилили,  строгали,  сверлили  громадные
куски железа, алюминия,  никеля,  меди.  Рычаги,  похожие  на  исполинские
стальные руки, двигались ровно и плавно;